Тадеуш Квятковский - Семь смертных грехов
- О боже! Дивны пути твои!
Потом, раздвинув кусты, осмотрелся, не следит ли за ним кто-нибудь, и, успокоенный царящей вокруг тишиной, просунул голову в окно винного погреба, глубоко вдохнул доносившийся оттуда аромат и сказал:
- О проклятая судьба! О обманчивая дружба! Только что я собрался побрататься с тобой, чудесный бочонок, и вот должен уйти, не вкусив твоей любви! О бочка с красной печатью, предназначенная для самых важных гостей, как тяжело уходить, не обняв тебя! Прощай же, и если когда-нибудь к тебе приникнут уста человека справедливого, дай ему удовольствие, какое ты дала бы мне; если же это будет кармелит или какой-нибудь другой монах, наполни уста его горечью, какой наполнен я теперь. Прощай, венгерское! Ты мне будешь сниться по ночам, а днем, как только посмотрю на солнце, мне будет казаться, что я вижу тебя, о бочка, не выпитая до дна!
Осторожно раздвинув кусты малины, квестарь вышел к башне и, внимательно прислушиваясь, пробрался в свою комнату. Недолго думая, он сложил кое-как свое имущество в мешок и, вскинув его за спину, вышел из ворот к подъемному мосту.
Стражники поинтересовались, куда это он собрался на ночь глядя: было уже поздно, и они готовились поднимать мост.
- Иду по грибы, - ответил квестарь.
- Тьфу, - плюнул старый, усатый стражник. - Грибы по ночам собирают только колдуны.
- Ты, ваша милость, глуп, - возразил брат Макарий, - собирать грибы при лунном свете лучше всего, они сами так и лезут из-под деревьев прямо в мешок.
- Тьфу, тьфу, тьфу! - трижды сплюнули стражники. - Да ты не утопленник ли, что не боишься дьяволов по ночам?
- А у меня против них заклятие есть, - потряс квестарь мешком. - Спите спокойно.
У моста брат Макарий встретил отца Поликарпа, возвращавшегося с прогулки в одну деревню, расположенную неподалеку от замка.
- Отец-привратник, - обратился он к монаху, - что-то воздух не по мне в этом замке.
Привратник испуганно оглянулся, но, убедившись, что его никто не подслушивает, шепнул:
- Удирай, брат, пока не поздно. Ты попал в немилость.
Брат Макарий почесал нос.
- По правде говоря, меня должны назначить управителем.
Монах скривил лицо, словно лягушку проглотил.
- Говорю тебе, они придумали штуку получше. Берегись, брат. Я тебя предупреждаю потому, что подружился с тобой.
Квестарь громко засмеялся:
- Трудно изловить вольную птицу.
- И птица попадает в ловко расставленные силки.
- Прощай, отец Поликарп. Тот не попадет в силки, кто сам умеет их расставлять.
Привратник кивнул головой, перекрестился и рысцой побежал к замку. Брат Макарий проводил его взглядом. Потом еще раз окинул весь замок, очертания которого красиво вырисовывались на фоне клубящихся туч, отвернулся и пошел вниз, по направлению к слободе, но, миновав окружавший ее вал, свернул в лес, чтобы не попасть в руки преследователей. Всю ночь он кружил по лесу, пока не проголодался, потом нашел развесистый дуб, улегся под ним на сухих листьях, подложив мешок под голову, и проспал до полудня. Проснувшись, он пошел дальше прямиком, обходя жилье и держа направление на восток. Перед заходом солнца, сам того не ожидая, он очутился около корчмы Матеуша и не мог удержаться от желания проглотить хотя бы ложку каши. Наперекор здравому смыслу он направился к корчме. Живот у него подвело, сухой язык жаждал влаги. Брат Макарий, не задумываясь, переступил порог корчмы. Матеуш почтительно принял его: он помнил, какую беседу с квестарем вел в его заведении магнат. Перед изголодавшимся братом Макарием появилась полная миска горячего кулеша и горьковатое пиво, а в это время на сковороде уже шипело жаркое. Но изумлению корчмаря не было предела, когда, поставив перед братом Макарием объемистый кувшин вина, только что принесенный из подвала и сверкавший капельками влаги, он увидел, что тот отодвинул кувшин и отказался пить.
- Отче! - всплеснул руками Матеуш. - Да ты ли это?
- Не пью, - сказал брат Макарий. Матеуш ущипнул себя.
- Глазам своим не верю!
- Не пью! - повторил квестарь, с жадностью расправляясь с остатками кулеша, - не пью с тех пор, как потерял друга, который ждал меня верно, а я его неожиданно покинул.
- Не горюй, отец мой, не ты первый. У меня тоже была одна женщина, молодуха ладная, но я вынужден был покинуть ее.
- Эх, - махнул рукой квестарь, - тут совсем другое дело.
- И не раз и не два так случалось со мной. Люблю я женщин, да только иногда они так привяжутся, что никак не разделаешься.
- Не в том дело, брат. А Кася дома?
- Да где же ей еще быть? Э-э, Кася не такая. Я ее вырастил в скромности, на мужика она и не взглянет. Она прошла воспитание у преподобных отцов, и гляди, какая выросла умница. Свое дело знает. Э-э, Кася... Если бы у меня жена была такая, меня не прозвали бы Бабьим угодником, нет. Добродетельная девка и по книжке молиться умеет. Один францисканец говорил, что Кася с ее образованием могла бы стать настоятельницей женского монастыря. Ты знаешь Касю, отец мой?
- Знаю, знаю. Да, она, пожалуй, кое в чем разбирается.
- Утешение мое на старости лет.
- Красивая девка.
- Добрая!
- Стройная!
- Набожная!
- И умеет применять философские принципы.
- А как поет!
- Нас в бараний рог согнуть сможет.
- При ней я как дурак. Только я Касе не говорю про это, чтобы уважения ко мне не потеряла. Глазами поводит, как какой-нибудь ученый ксендз.
- Правильно делаешь, братец мой. Она образованнее любого ксендза.
Польщенный Матеуш подложил квестарю порядочный кусок жаркого и сел рядом, внимательно присматриваясь к нему.
- Ты что-то не в духе, отец мой. Червь тебя, что ли, сосет? Что это за друг, который такую тоску на тебя нагоняет?
В корчму с шумом ввалился пан Гемба. Увидев кве-старя, он протянул руки и радостно закричал:
- Привет, брат! Мне тебя само небо посылает, потому что я в большом огорчении. Привет, король начатой бочки!
Квестарь засмеялся и послал шляхтичу воздушный поцелуй.
- Привет, мастер сабли.
- Ты, отец мой, куда больший мастер, только по другому делу, поэтому твои победы более красивы.
- Садись, уважаемый шляхтич. Если ты опечален, - садись и выпей, сколько влезет; если не в ладу с добродетелью, - придвигайся поближе, избавишь нас от скуки.
- Тебя никто не переговорит, - сказал пан Гемба, усаживаясь на скамье. Матеуш, черт рогатый, жбан и кубки нам в утешение!
Корчмарь побежал в подвал, подгоняя своего батрака, орудовавшего у вертела и мурлыкавшего себе под нос какую-то длинную и заунывную песню.
- Представь себе, отец мой, - начал пан Гемба, - что на ярмарке в Кшешовицах я встретил этого мерзавца Литеру. Я погнался было за неблагодарным, но он, заметив меня, тут же скрылся.
- Плюнь на него, - посоветовал брат Макарий, - он явно недостоен тебя.
- Да как же, отец мой, ведь без него я, как без рук. И поговорить не с кем. С тех пор как моя последняя покойница жена ангельский чин себе избрала, я страдаю от одиночества и вынужден беседовать с самим собой. А что я от самого себя узнаю, отец мой? Совсем ничего.
- Да, это печально, брат.
- Брат? - поперхнулся было пан Гемба, но затем махнул в отчаянии рукой. А, пусть будет брат. Все равно я ни к черту не гожусь, поэтому можешь называть меня братом. Посоветуй, что делать?
Квестарь долго сидел молча поглаживая бороду.
- Ведь ты хвалился, что все можешь,
- Женись, ваша милость, вот мой совет.
- Седьмой раз? - удивился шляхтич.
- Да кто будет считать. Выдержать семь женщин - это не шутка.
- Была у меня одна на примете, да этот дурак Литера отбил. Ох, и хороша была, хоть и косила немного.
- Стало быть, ты ищешь почтенного Литеру, чтобы посчитать ему ребра за девку, или же ты хочешь рассеять скуку?
- По правде говоря, и за тем, и за другим.
- Ну, так ты его не сыщешь.
- Откуда ты знаешь, поп?
- Он боится, как бы ты не зарубил его. У тебя нрав горячий, да и саблей владеешь неплохо.
- Тебе понравилось, как я пана Топора угостил?
- Здорово это у тебя получилось! Пан Гемба от удовольствия потер руки.
- Расцеловал бы я тебя, поп, будь ты родом получше. Но мои предки, которые по женской линии происходят от самого пана Тромбы, перевернулись бы в гробу, если бы увидели, что я на дружеской ноге с таким оборванцем, как ты. Матеуш, проклятый, дай выпить, а не то я корчму разнесу вдребезги.
Корчмарь поспешно принес новый жбан. Войтек придвинул кубок. Пан Гемба заглянул в жбан, понюхал и приказал хозяину и слуге поскорее убираться.
- Пей, поп, немного радости нам на этом свете осталось.
- Не пью я.
Шляхтич так и ахнул. Перекрестившись, он наставил ухо.
- Повтори, а то у меня с ушами что-то неладно.
- Не пью!
- Ты, наверное, заболел, отец? Беги-ка поскорее к коновалу, пусть он тебе кровь пустит.
- Пить не могу.
- Эй, почтенный поп, ты, я вижу, начинаешь со мной шутки шутить. Будешь пить, это я, пан Гемба, говорю тебе. Квестарь нежно улыбнулся и развел руками:
