Тадеуш Квятковский - Семь смертных грехов
Кони задрожали в испуге. Потрясенный пан Тшаска перекрестился. Вельможа растерянно смотрел на квестаря.
- Что это такое? Похороны? - спросил он после того, как погребальная процессия скрылась за придорожными кустами.
- Да тут один умер.
Пан Тшаска, сидел сгорбившись в седле и беспрестанно крестился.
- Плохая примета, ясновельможный пан, - прошептал он, с трудом раскрывая рот. - Ох, плохая примета.
- Э-э, глупости, - крикнул вельможа. - Кто-то умер, вот и все. Наверное, старик какой-нибудь.
- Молодой, еще двадцати лет не было, - объяснил брат Макарий.
- Кто-нибудь побил его. Видимо, непослушным слугой был.
- Его очень любили, - продолжал брат Макарий.
- Что же с ним случилось? - сердито спросил вельможа.
- Да отцы-иезуиты, уходя отсюда, страшное заклятие на замок наложили: что ни день, то кого-нибудь смерть уносит.
Пан Тшаска перекрестился и так рванул повод, что конь чуть не встал на дыбы. Вельможа судорожно глотнул слюну.
- Заклятье? Какое заклятье?
Брат Макарий благоговейно вздохнул.
- Да вот какое: кто не ходил на богомолье в Ченстохов и попадет в этот проклятый замок, тот скоро умрет.
Вельможа беззаботно рассмеялся.
- Ну, я-то в Ченстохове бывал.
- Это еще не все, - сказал отец Макарий. - Уцелеть может лишь тот, кто посещает пани Фирлееву с добрыми намерениями. А если задумает что-нибудь недоброе да скроет это, - обязательно умрет. Пани Фирлеева принимает всех. Нашлось несколько таких удальцов - их трупы и сейчас лежат в часовне, ожидая погребения. Ну, ваша милость, пойдем, а то милостивая пани ждет и, наверное, беспокоится.
- А это кто был? - спросил вельможа.
- Да человек один, хотел было обделать выгодное дельце, но не успел переехать мост, как его горячка схватила. Ну, полежал да и умер.
- Это правда? - побледнел вельможа.
- Правда. Ну, идем, идем, нам пора.
Однако вельможа потерял охоту въезжать на мост. Сняв шапку, словно ему вдруг стало жарко, он вздохнул.
Пан Тшаска, вытаращив глаза, со страхом поглядывал то на мост, что находился в нескольких шагах от него, то на кусты, за которыми скрылась процессия.
- Пошли, пошли, - настаивал брат Макарий. Наконец вельможа принял решение. С гордым видом он вытянул руку.
- Пан Тшаска, поезжай вперед!
- Боже милостивый, - схватился за голову шляхтич, - за что ты караешь своего сына?
- Пан Тшаска, ты слышал, что я сказал?
- Ясновельможный пан, - захныкал шляхтич, - я никогда не был в Ченстохове.
- Ничего, - возразил магнат, - мы проверим, действует ли заклятье.
Пан Тшаска неловко соскочил с коня и оказался на коленях. Не пытаясь подняться, он ухватил вельможу за ногу.
- Пощади старика, сохрани мне жизнь! Я столько лет тебе верно служу! Столько лет! Вельможа сердито оттолкнул его.
- Вижу теперь, как ты верно служишь мне.
- Ребенком на руках тебя носил. Учил саблей рубить, аркан бросать.
- Не ной, старик. Слышал мой приказ?
- Песенкам учил тебя, разным штукам... Вельможа выругался, лицо его исказилось от злости. Сощурив глаза, он в бешенстве взглянул на шляхтича.
- Марш! - крикнул он так, что конь присел на задних ногах и испуганно фыркнул.
Пан Тшаска поднялся с коленей, вскочил на коня, ударил его шпорами, повернул на месте и, что-то выкрикивая, галопом пустился через кусты.
- Стой! - закричал вслед ему вельможа, но не успел и глазом моргнуть, как за паном Тшаской последовал другой шляхтич, не обращая никакого внимания на крики своего господина.
Брат Макарий с невинным видом почесывал бороду.
- Вот еретики! - покачивал он головой, делая вид, что очень огорчен.
- Подлые трусы, - заскрежетал зубами вельможа и поднял коня.
- А ваша милость не пойдет? - спросил квестарь, видя, что и вельможа собирается удирать.
- Прежде съезжу в Ченстохов, - закричал магнат и галопом последовал за своей свитой.
- Так ведь ясновельможный пан был там, - рванулся за ним квестарь.
Вельможа повернулся в седле и погрозил кулаком.
- Вернусь - рассчитаемся!
Квестарь засмеялся, с удовольствием наблюдая, как
всадники выехали на дорогу и мчались друг за другом во весь опор, так что пыль поднялась столбом. На мосту брат Макарий пошутил со стражей.
- Ну как, милые мои, в кости еще играете?
Стражники что-то неразборчиво буркнули ему в ответ. Квестарь, смеясь до слез, направился к воротам. Вдруг раздался конский топот, и к мосту подскакал управитель в доспехах, с саблей в руке. Поравнявшись с братом Макарием, он осадил июня.
- Где этот изменник? Вот я ему покажу!
- Поздно, ваша милость. Этот изменник бежал, как заяц.
- Я ему покажу, как бегать! Увидит, как со шляхтичем дело иметь. Где он?
- Вон где, - квестарь указал на дорогу, что вилась у подножья горы.
- Зачем ты это сделал? - воскликнул укоризненно управитель. - Я бы ему брюхо проткнул.
- Да он сам удрал, я его и не трогал.
- Ну, попадись он мне, сто тысяч чертей, я его так обработаю, что родная мать не узнает.
И управитель, ударив коня по крупу, с места в карьер ринулся через кусты. Брат Макарий, приложив руку козырьком, проводил его взглядом, пока тот не исчез. Потом, еле волоча ноги, потихоньку побрел к замку. Ему было весело и легко. Он думал только о бочонке, который ему обещал управитель, и чувствовал непреодолимое желание незамедлительно изучить содержимое этого бочонка.
Проходя через нижний двор, он перебросился несколькими словами со стражей, улыбнулся молоденькой служанке, пошутил с дворовым парнем. Около главной башни брат Макарий свернул в сторону и через малинник добрался до винного погреба. Оттуда исходил аромат, как из райского сада. Он собрался было пролезть в небольшое отверстие, как это делал не раз, но вдруг кто-то потянул его сзади за рясу.
- Да воскреснет бог... - вскочил он, как ужаленный.
Позади стояла придворная дама, которую он обманул в спальне пани Фирлеевой. Квестарь в ужасе поднял руки вверх.
- Нехорошо так преследовать мужчин.
Женщина, приложив палец к губам, велела ему молчать. Квестарь, наклонившись, тихонько спросил:
- Что тебе от меня нужно, почтенная?
Дама оглянулась, желая убедиться, что кругом нет никого, и, сложив руки, прошептала:
- Отец, беги! Беги!
Пожалуй, впервые в жизни квестарь был удивлен. Почесав лысину, он шепотом спросил:
- А что за беда такая?
- Отцы-кармелиты оклеветали тебя перед нашей госпожой, и теперь тебе грозит скорая смерть. Они сказали, что ты колдун, заришься на ее богатства, что у тебя в сердце нет веры, а лишь сатанинская хитрость. Ясько получил приказ заключить тебя в "Доротку", а потом предать суду. Беги, отец, мне от всей души жаль тебя.
- А ты не лжешь, не смеешься надо мной?
- Клянусь смертным часом, клянусь последним утешением, не лгу, - била себя в грудь дама. - Я сама слышала, как отец-настоятель наговаривал на тебя нашей госпоже.
- Ну, почтенный настоятель! - крикнул брат Макарий, но тут же закрыл рот рукой.
Женщина умоляюще смотрела на квестаря.
- Беги!
Брат Макарий, увидев у нее на глазах слезы, склонил голову набок и почти весело спросил:
- А по какой это причине ты оказываешь мне такую услугу?
Дама покраснела и, стыдливо опустив глаза, молча перебирала оборку платья.
Квестарь насмешливо свистнул,
- А я, красавица, не верю, чтобы меня отцы-кармелиты так очернили.
- Не веришь? Да они суду тебя предадут, закуют в колодки. Ну и не верь, отец мой. Мне-то какое дело. Я выполняю христианский долг и больше ничего. Не верь. Они говорили, что ты великий грешник.
Брат Макарий взял ее за руку и нежно спросил:
- А ты не боишься с великим грешником говорить?
- Нет, не боюсь.
- За что же такая милость мне?.
- Вовсе не милость. То, что о тебе говорили, - неправда.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю - и все тут.
- Да ты умница.
- Отец, беги!
- Ладно, убегу, любопытно лишь, почему ты так за мою жизнь боишься?
Женщина снова покраснела и замолчала.
- Ну-ка, скажи, а то никуда не уйду. Она умоляюще сложила руки и прошептала с горячей мольбой в голосе:
- Беги же.
- Скажи одно слово. Ну?
- Не могу...
- Ты меня спасаешь, отцов-кармелитов не боишься, а слово сказать стесняешься. Вот здорово!
- Да я...
- Смелей, дорогая, смелей!
- Да я тебя люблю... - и, прошептав это, она, как призрак, исчезла в кустах малины.
Квестарь крякнул, почесал бородавку, которая вдруг немилосердно начала зудеть, и тихо воскликнул со вздохом:
- О боже! Дивны пути твои!
Потом, раздвинув кусты, осмотрелся, не следит ли за ним кто-нибудь, и, успокоенный царящей вокруг тишиной, просунул голову в окно винного погреба, глубоко вдохнул доносившийся оттуда аромат и сказал:
- О проклятая судьба! О обманчивая дружба! Только что я собрался побрататься с тобой, чудесный бочонок, и вот должен уйти, не вкусив твоей любви! О бочка с красной печатью, предназначенная для самых важных гостей, как тяжело уходить, не обняв тебя! Прощай же, и если когда-нибудь к тебе приникнут уста человека справедливого, дай ему удовольствие, какое ты дала бы мне; если же это будет кармелит или какой-нибудь другой монах, наполни уста его горечью, какой наполнен я теперь. Прощай, венгерское! Ты мне будешь сниться по ночам, а днем, как только посмотрю на солнце, мне будет казаться, что я вижу тебя, о бочка, не выпитая до дна!
