Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Русский лик
Неужели такое возможно: уцелев с великими потерями в годы бесовских напастей, исчезнуть как великая держава в наше смутное время?
И не есть ли тогда роман Дмитрия Балашова "Святая Русь" "молитва в море бушующего зла", как пишет сам автор? Последуем за ним, послушаем его.
"Все в руце Господа! Дух борется с плотью и будет вечно побеждать плоть. А плоть - вечно восставать противу похотию, чревоугодием, гордынею, похотением власти... И пока властители будут поклоняться духовному, а духовные пастыри - наставлять и удерживать властителей от совершенного зла... дотоле будут крепнуть во всех переменах и бурях мирских земля и все сущее в ней. Дотоле будет стоять нерушимо Святая Русь..."
Не к нам ли, не к нашим ли властителям лукавым, обращены эти строки? Нет, прямого публицистического обращения писателя к современникам вроде бы и не звучит. Но внутренний отклик в сердце художника, когда он обращается к событиям, созвучным дням нашим, естественно, заставляет окрашивать строчки исторического сочинения совсем по-иному, нежели отстраненный показ сторонних для нас деяний - впрочем, сторонних в романе "Святая Русь" исторических деяний, сторонних для нас нынешних, почти и нет.
Роман и на самом деле становится молитвой русского художника накануне предстоящих испытаний, писатель в нем "и неуверен, и заносчив одновременно, как всякий художник". Но хватит ли навыков терпения и духовного труда, чтобы устоять после очередного упадка, духа или потери веры? Помогут ли нам эти страстные художественные призывы?
Прошло время обретения художественной зрелости, когда в Балашове побеждал то ученый-исследователь, то исторический беллетрист. Ныне перед нами художественное целое, не лауреат каких-то там премий (слава Богу, избежал Дмитрий Михайлович всех этих официальных советских почестей), не орденоносец, а один из лучших в нашей стране писателей. Читая Балашова, наслаждаешься и красотою его строк, и смелой художественной фантазией.
Его герои, будь то князья, исторические персонажи - Тимур, Мамай - или же простые ратники, сочиненные автором, вольны делать все, что проистекает из их характера и из исторического хода событий.
Оставаясь верным историческим фактам, Балашов добивается полной художественной свободы для своих героев. Воистину в исторической русской литературе здесь он едва ли не первый. Как свободно от всяких догм показывает он характер молодого князя Дмитрия, как, ошибаясь, оступаясь, идет он к полю Куликову?!
Великолепна сцена перед казнью тысяцкого Ивана Вельяминова, сбежавшего в Орду. Князь сердцем понимает жестокость происходящего, ночью встает, собирается идти к смертнику и "...бешено крутит головой, сцепив зубы, отвечает в подушку: "Нет, не могу!" - и... забывается в постели с женой, лишь бы прошла ночь, а с ней и целая предрассветная эпоха Руси, целая пора времени, которую, пожалуй, все москвичи "провожали и погребали" вместе со своевольным боярином. "Попечалуйте и помяните меня, кому предстати теперь перед престолом Господним! И о себе помыслите, каково придет внукам вашим при полной-то, не подсудной уже никому власти самодержавной!".
Время споров княжеских уходило на долгие столетия, и каков бы ни был тот или иной государь на московском троне, он с неизбежностью будет продолжать дело московское. Почитать бы всю эту серию "Государи Московские" нынешним володетелям Москвы, или нет на них патриарха Алексия - мудрого наставника московского престола? Как тогда невозможно уже было остановить собирание земель вокруг Москвы, так теперь невозможно остановить распад? Неужели все попытки сегодняшних государственников российских - "труды вчерашнего дня, безнадежно запоздалые при всей правоте и основательности"? Неужели и мы сейчас провожаем целую историческую эпоху? И какую? Бесовщину 70 большевистских лет или же 600 лет после битвы? Да некому же и объяснить.
А может, отринуть с болью и досадой все ныне утраченное и до нового пассионарного подъема Руси - на мой взгляд, неизбежного - заняться реальным спасением русского московского центра? Ведь и об этом роман Дмитрия Балашова тоже. Задумано было так Дмитрием Михайловичем или рука высшая вела его перо, превращая исторический роман в исследование о путях спасения Руси, в молитву о России?
То в одном, то в другом месте романа из уст средних людей и из уст властителей слышим мы о замысле, великом и утопическом, византийских правителей: объединить весь православный мир в противостоянии язычникам и иноверцам. Уже и деньги идут на исполнение замысла, и миссионеры его разъезжаются по миру. "Патриарх мыслит совокупить противу бесермен всех православных государей": Ольгерда из Литвы и московского князя Дмитрия, правителей Сербии, Булгарии, Влахии... Но вокруг чего? Ничтожного византийского императора? "Где те живые силы, без которых все затеи Филофеевы не более чем мечтание и бред души?" - задается вопросом прозорливый Алексий. Не нужна Ольгерду православная Византия, все более тянется он к католическому миру. Нет реальных сил ни в греках, ни в булгарах. Вот почему делает ставку Алексий не на Новгород, не на Тверь или Суздаль, а на Москву, ибо видит: здесь заключено спасение веры. Потому и связывает судьбу митрополии с судьбой единого Московского государства. Не за обреченную византийскую идею сражаются герои "Святой Руси", а за крепнущий русский мир, несоединимый с Западом.
В XIV веке понимали русские люди то, что отказываются понимать ныне наши временщики: "...в европейском католическом доме поляки поместятся в передней, мы же, русичи, найдем место разве на скотном дворе, где нами будут помыкать все, кому не лень; и не потому, что католики злы, люди нигде не хуже и не лучше друг друга... Попросту мы - иные, и нам не сжиться с ними. А ежели ся переделать - сломать!"
Духовный глава Руси Алексий становится главным героем этого романа, и не случайно - так же, как в другом романе о том же времени, опубликованном в "Нашем современнике", Дмитрий Балашов делает главным героем Сергия Радонежского. Они подытожили духовный взлет, далее пошли уже дела мирские, как бы велики они ни были, даже и само поле Куликово было возможно лишь при таких духовных наставниках...
Да и те сильны в истории народной, потому что определили "мощное основание народной воли", не зависящее от тех или иных князей, патриархов или ханов.
Дмитрий Балашов показывает нам жизнь Алексия: и в миру, и в интригах, и в помыслах духовных, - но неизменно направленную на укрепление оживающей после многих набегов и междоусобиц Московской Руси.
Он оставил Киев, видя его слабость, зависимость от католиков, он оставил "попытки связать распадающееся целое, презрев тщету противустать времени, на каковом пути и его, и Русь ожидал бы роковой конец, постигший победоносную дотоле Литву".
Что было бы, согласись Алексий с замыслами Византии, займись попытками связать распадающееся,- очевидно, еще больший распад самой Руси?! Не нам ли дается из времен Куликова поля предупредительный сигнал: оставьте все, займитесь главным, собиранием народной воли, - и только тогда "лопаются нити заговоров, рушат и нуты тайных соглашений". Как ярко живописуются художником все эти заговоры, уходящие своими нитями в Венецию и Геную, в Орду, в Константинополь. Где совладать с такими царедворцами и умельцами московским князьям! Но когда они действуют на мощном основании народной воли, "является миру тщета тайных заговоров и скрытых зловещих сил". Так уходят в пустоту заговор Ивана Вельяминова и заговор княжьего печатника Митяя, вознамерившегося стать митрополитом Московским, заговор Киприана и Андрея Ольгердовича. И сильные все это люди, но лишь до той поры, пока "опутанный нитями" великан не "приоткрывает вежды". Даже правдолюбцы, рассчитывающие на тщету тайных соглашений, не добиваются успеха в период народного пробуждения. Сметаются всякие покровы, и поначалу, как пишет Дмитрий Балашов, "...восцаряет хаос до нового духовного подъема бытия... Блажен, кто умеет встретить и переждать грядущую на него волну и угадать близкий просвет в тучах и луч истины, долженствующий освятить мятущуюся громаду стихии!" Вот и пойми художника: о далеких временах он говорит или о нынешних, и не нам ли пора готовиться к полю Куликову, отринуть "распадающееся целое" и, уйдя в самоизоляцию, заняться строительством новой Московской Руси, от которой и пойдет новое собирание земель российских? Или это Алексий с Сергием доносят нам предостерегающие, но и бодрящие знаки?
Начиналось княжение Дмитрия в прежнем ожесточении всех противу всех. Не случайно во имя Руси и Сергию приходилось нарушать уговоры (и правильно пишет Балашов: "Не будем требовать от человека - даже святого! - чтобы он чрезмерною честностью подыгрывал злу". Так можно прийти к признанию прав дьявола на мир, чего охотно требуют наши либералы), и - тем более московскому князю быть неправедным к той же Рязани, пока она не признала зависимость от Москвы.
