Макс Мюллер - Египетская мифология
Последняя строфа, похоже, не имеет связи с предшествующими и имеет вид несвязного магического добавления. Однако в первой части гимна мы находим идею о боге, который, подобно Осирису-Ра (то есть гелиопольскому богу), представляет всю вселенную и имеет внешнюю форму частично карлика или гиганта Беса и в большей степени, чем его мемфисский вариант, Пта– Нун-Сокар, в виде карлика. Очевидно, колдун вновь рассматривает последнего как бога всей природы, одновременно ребенка и старика, начало и конец, самого маленького и самого большого главы природы и пр. Осирис, все еще божество всей природы, здесь просто подчиненный этого могущественного бога и, похоже, является только одним из его воплощений.
Таким образом, мы можем также понять происхождение и значение магических представлений, датирующихся самым поздним периодом, о таинственном безымянном божестве. Его изображения объединяют сокола Гора и иногда крокодила Себека, фаллическое божество Мина и похожее изображение «самого себя рождающего» Амо-на-Ра и пр. Но основным источником является Бес, который, как сказано выше, является тем же, что Сокар, который в свою очередь равен Нуну-Пта. Изображение с бесчисленными глазами, покрывающими его тело, напоминающее чем-то греческого Аргуса[695], имеет предшественника в божестве, которое описывают[696] как имеющее семьдесят семь глаз и столько же ушей. Башмаки из первобытной огдоады; ступни попирают хаос (в форме змеи) и ее помощников. Окружающее пламя предохраняет это таинственное существо от нечестивого мира[697]. Это объединение величайших космических сил, поскольку все они идентичны, в одном новом боге вселенной.
Рис. 214. Последний безымянный бог вселенной
Гимн, который мы перевели выше, с его стремлением к таинственному безымянному всеобъемлющему божеству целой вселенной, найден на папирусе XX династии (XII в. до н. э.), но текст скопирован из более ранних источников. Как мы повторно заявляем, ясная научная формулировка пантеизма, как в тех текстах, которые мы цитировали, кажется, появляется около начала Нового царства, в XVIII династии.
Если рост пантеистических идей в эту эпоху, период после 1600 г. до н. э., свидетельствует о борьбе против традиционализма, о поисках новой и более обширной концепции главы богов и о тенденции к солярному объяснению происхождения всей природы, можно понять, почему немного позднее было предпринято отчаянное усилие реформировать всю религию Египта. Речь идет об известной революции фараона Аменхотепа (Аменофиса) IV около 1400 г. до н. э. Пантеистические старания ученых, по меньшей мере, подготовили путь для этой революции. Во всяком случае, это очень интересное движение, единственную суровую религиозную реформу, насколько нам известно, не только в Египте, но на всем до христианском Востоке, за исключением Израиля, нельзя объяснить азиатским влиянием. Не следует понимать ее и как пришедшую из древней гелиопольской теологии, как предполагают некоторые ученые. В противоположность египетскому традиционализму она не искала поддержки у древней традиции, но желала быть совершенно новой доктриной.
Рис. 215. Аменхотеп IV и его жена, приносящие жертвы солнечному диску
Подобно многим другим религиозным революциям, эта также, кажется, имела политическую основу. Царь, сын женщины, не принадлежавшей к царскому роду (Тейе, дочери обычного жреца), возможно, столкнулся с оппозицией фиванской иерархии, поскольку был не совсем легитимен. И он наказал жрецов, лишив Амона официального положения главного бога. Желая окончательно подавить почитание Амона, фараон попытался предать забвению божество, уничтожив имя бога и его супруги Мут на всех более ранних памятников, даже частного характера, таких как древние гробницы. Сам он переехал из города Амона Фив в место в Среднем Египте неподалеку от современной Эль-Амарны, где построил новую столицу. Так, порвав со всеми традициями и обнаружив готовность отдать должное концепции, что бог-солнце был властелином или, в действительности, единственным богом всей вселенной, царь не захотел использовать ни одно из старых имен и изображений этого высшего божества, но рационалистически назвал его просто Атон («Диск») и представил его в совершенно новой манере: как простой диск с исходящими от него лучами, с кистями рук на концах (символизм, указывающий на активность?). Для этого нового бога он построил великолепный храм в новой столице, который назвал в честь Атона «Горизонт Диска» (см. рис. 195, где изображен фасад этого святилища). Он даже изменил собственное имя Аменхотеп («Амон доволен») на Эхнатон («угодный Атону»)31. Параллельно с этими новациями расширились границы для определенного реалистического модернизма в искусстве и пр. Эти суровые реформы встретили бешеное сопротивление, и после смерти царя возникла такая мощная реакция, что его наследники вынуждены были поспешно вернуться к старой вере и восстановили почитание фиванской триады. Память о еретике и его боге преследовалась так же беспощадно, как сам он подавлял религию Амона, и в особенности был разрушен до основания еретический храм солнца. Таким образом, мы мало знаем о новом «учении» Аменхотепа, на которое гордо ссылаются его надписи. Сохранилось немного текстов, связанных с ним, и эти документы являются только гимнами, которые туманно превозносят солнце как благодетеля всей живой природы.
Рис. 216. Профиль Аменхотепа IV
Революция, похоже, не представляла столь радикальный солярный монотеизм, как часто утверждают современные авторы. У нас нет свидетельств, что преследованию подверглись какие-то культы вне божественной фиванской триады. Некоторые старые имена и формы солнечных божеств все еще почитали и при новом царе (особенно Гора и Харахти) или, по меньшей мере, к ним относились терпимо (Атум). Таким образом, система была скорее генотеистичной (поклонение одному богу при признании существования многих божеств) или монолатричной (поклонение одному богу), чем монотеистичной. Не была она и настолько иконоборческой, чтобы строго преследовать человеческие или животные типы божеств, которые остались на своем месте или к которым относились терпимо. Тем не менее она остается весьма примечательной рационалистической попыткой и обнаруживает независимость мысли, отказываясь поддерживать пантеистическое объединение древних имен и форм, которые мы описали выше[698].
Совершенно верно, что единственным мотивом Аменхотепа в стремлении отказаться от этого пантеизма, похоже, была не философская мысль, но просто страх, что его могут принудить к сохранению всех традиционных имен и культов и, таким образом, также признать Амона воплощением универсального бога свободомыслящих. Однако мы должны поверить, что он порвал с древними жестокими верованиями, которые, теоретически удалив богов на небо, в действительности удерживали их на земле в контакте с человеком и в человеческих и животных формах первобытной традиции. Хотя мысль была далеко не нова, тем не менее это был решительный шаг в стремлении действительно удалить высшее божество на небо и поклоняться ему только в той форме, в какой солнце появляется ежедневно перед глазами каждого. Однако этот разрыв с традиционализмом оказался фатально непреодолим. Консервативный разум масс не способен был отвергнуть освященные временем имена и культы предков. Мы можем восхищаться незаурядной смелостью царского шага, можем взирать на него с симпатией и сожалеть об его неудаче, однако Аменхотепа IV не следует переоценивать и сравнивать с великими мыслителями и реформаторами мировой истории.
Как иллюстрацию его учения и литературы, развившейся при его дворе, цитируем здесь известный гимн солнцу[699].
Прославление бога-солнца [царем?.?.]:
Ты заходишь на западный склон неба —
И земля во мраке, наподобие мрака смерти.
Спят люди в домах, и головы их покрыты;
И не видит один глаз другого,
И похищено имущество их, скрытое под изголовьем их, —
А они не ведают.
Лев выходит из своего логова,
Змеи жалят людей во мраке,
Когда приходит ночь
И земля погружается в молчание,
Ибо создавший все опустился на небосклоне своем.
Озаряется земля, когда ты восходишь на небосклоне,
Ты сияешь, как солнечный диск.
Ты разгоняешь мрак,
Щедро посылая лучи свои.
И Обе Земли (то есть Египет) просыпаются, ликуя,
И поднимаются на ноги.
Ты разбудил их —
И они омывают тела свои и берут одежду свою.
Руки их протянуты к тебе, они прославляют тебя,
Когда ты сияешь над всею землей,
И трудятся они, выполняя свои работы.
Скот радуется на лугах своих;
Деревья и травы зеленеют [700];
Птицы вылетают из гнезд своих (seshu),
И крылья их славят твою душу;
Все животные прыгают на ногах своих;
Все крылатое летает на крыльях своих —
Все оживают, когда озаряешь ты их сиянием своим.
Суда плывут на север и на юг;
Все пути открыты, когда ты сияешь.
Рыбы в реке резвятся пред ликом твоим,
Лучи твои (проникают) в глубь моря.
Ты созидаешь жемчужину в раковине,
Ты сотворяешь семя в мужчине,
Ты даешь жизнь сыну во чреве матери его,
Ты успокаиваешь дитя – и оно не плачет, —
Ты питаешь его во чреве.
Ты даруешь дыхание тому, что ты сотворил,
В миг, когда выходит дитя из чрева,
(Ты заботишься о нем?) в день его рождения;
Ты отверзаешь уста его,
Ты создаешь все, что потребно ему.
Когда птенец в яйце и послышался голос его,
Ты посылаешь ему дыхание сквозь скорлупу и даешь ему
жизнь.
Ты назначаешь ему срок[701] разбить[702] яйцо,
И вот выходит он из яйца,
Чтобы подать голос в назначенный тобою срок.
И он идет на лапках своих,
Когда покинет свое яйцо.
О, сколь многочисленно творимое тобою
И скрытое от мира людей. Бог единственный,
Нет другого, кроме тебя!
Ты был один —
И сотворил землю по желанию сердца твоего,
Землю с людьми, скотом и всеми животными,
Которые ступают ногами своими внизу
И летают на крыльях своих вверху.
Чужеземные страны, Сирия, Куш, Египет —
Каждому человеку отведено тобою место его.
Ты создаешь все, что потребно им.
У каждого своя пища,
И каждому отмерено время жизни его[703].
Языки людей различаются меж собою;
Несхожи и образы их и цвет кожи их [704],
Ибо отличил ты одну страну от другой.
Ты создал Нил в преисподней
И вывел его на землю по желанию своему,
Чтобы продлить жизнь людей —
Подобно тому, как даровал ты им жизнь,
Сотворив их для себя,
О всеобщий Владыка,
Утомленный трудами своими[705],
Владыка всех земель,
Восходящий ради них,
Диск солнца дневного, великий, почитаемый!
Все чужеземные, далекие страны,
Созданы тобою и живут милостью твоею, —
Ведь это ты даровал небесам их Нил,
Чтобы падал он наземь, —
И вот на горах волны, подобные волнам морским,
И они напоят[706] поле каждого в местности его.
Как прекрасны предначертания твои, владыка вечности!
Нил[707] на небе для чужестранцев
И для диких животных о четырех ногах;
А Нил, выходящий из преисподней, – для Земли
Возлюбленной.
Лучи твои кормят[708] все пашни;
Ты восходишь —
И они живут и цветут.
Ты установил ход времени,
Чтобы вновь и вновь рождалось сотворенное тобою, —
Установил зиму, чтобы охладить пашни свои,
Жару (когда они действительно ощущают тебя).
Ты создал далекое небо, чтобы восходить на нем,
Чтобы видеть все, сотворенное тобой.
Ты единственный, ты восходишь в образе своем,
Атон, живой, сияющий и блестящий, далекий и близкий!
Из себя, единого, творишь ты миллионы образов своих.
Города и селения, поля и дороги
И Река созерцают тебя,
Каждое око устремлено к тебе,
Когда ты, диск дневного солнца (над ними).
После этой строфы текст явно испорчен, в нем несколько очень затемненных предложений, приблизительное значение которых, похоже, таково: «Ты не (?) удалился, так как (?) существовал твой глаз, (который?) ты создал для (?) них, чтобы тебе не видеть радости (?)». И затем текст продолжается, превращаясь в персональную молитву.
