(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины
- Гадина! - с сжатыми кулаками ринулся к нему Виктор.
- Не смей, Виктор! - побледнев, вскрикнула Марина, становясь между ними. - Подумай, что ты делаешь?
- Любовника защищаешь? - зарычал Виктор и, отшвырнув ее, ринулся к профессору, но тот мгновенно выскользнул из комнаты, словно его ветром выдуло.
Обессиленно присев на стул, Виктор схватился руками за голову. Куда только и девалась его радость от встречи с Маркониным и Вариным. Сколько радости и счастья вез он с собой, когда ехал домой, а теперь вот все пропало...
Пришли дети. Умными, понимающими глазами они посмотрели на отца, перевели осуждающий взгляд на мать и молча прошли в свою комнату.
- Будете ужинать? - спросила Марина у детей.
Они отказались.
Марина уложила детей, потом разделась, намазала лицо кремом, как это обычно делала она каждый вечер перед сном, и улеглась на кровать.
Виктор, по-прежнему закрыв лицо руками, сидел недвижимо, не шелохнувшись, точно истукан.
Виктор всегда хорошо представлял себе, что Марина красивая женщина. Она нравилась многим мужчинам. За ней ухаживали. Она слегка кокетничала с ними. Виктор лишь посмеивался над этим: дескать, Марина дурачит глупых мужчин. А оказалось, что дурак-то он. Ну разве он мог подумать, чтобы Марина могла полюбить кого-то, кроме него?
Что теперь делать?.. Разводиться?.. Но об этом и подумать страшно... Ведь дети же... Но почему молчит Марина?.. Почему?.. Неужели она в такую минуту может спать спокойно?.. Неужели ее ничто не волнует?.. Ведь так может вести себя только человек, который не испытывает никаких волнений, у которого душа спокойна... А может быть, она не изменяла? Может быть, это лишь моя слепая ревность?.. Но почему же тогда она не оправдывается?.. Почему молчит?.. Спит она или нет?..
- Марина! - шепотом окликает он жену.
- Да? - отзывается она.
Он подходит к кровати и, опустившись на колени, кладет на теплую грудь жены свою голову.
- Марина, зачем ты так сделала?
- Что именно?
- Ведь я тебя чуть ли не в объятиях захватил с Карташовым.
- Ничего у меня с ним не было, - резко говорит она. - Все это ты придумал...
- Как же так? - изумился он. - Я же видел, вы оба так были взволнованы, смущены... Я же не дурак...
- А вот и оказался дурак...
- Значит, не было? - светлея, с надеждой спрашивает он.
- Не было.
Конечно, у Виктора много сомнений, но ему хочется, чтобы жена оправдывалась. От этого на душе становится как-то легче.
Быстро раздевшись, он лег с женой, стал целовать ее лицо, глаза, рот... Потом, успокоившись, рассказал ей обо всем, что произошло с ним у Марконина. Почти всю ночь они проговорили, мечтая и строя радужные планы. А под утро успокоенный, примиренный, он стал засыпать в ласковых объятиях Марины.
"А может быть, и в самом деле ничего не было", - засыпая, подумал он.
VII
Недели две после посещения Константина Надя жила в постоянном страхе - вот сейчас придут за ней сотрудники НКВД.
При каждом звонке она вздрагивала и в смятении уставлялась на дверь. Харитоновна открывала. Обычно звонил почтальон или дворник, приносивший извещения об уплате за квартиру, за свет, за воду. Надя с облегчением вздыхала.
Это не могло быть не замеченным дотошной домработницей. Она понимала, что у хозяйки появился страх именно с тех пор, как Харитоновна повстречала на лестнице горбоносого смуглолицего мужчину, окурок сигареты которого она в этом была убеждена - обнаружила в пепельнице, когда пришла из магазина. Но, кто этот человек, она не могла догадаться.
"Не иначе как полюбовник, - сокрушенно покачивала головой старуха. Бесстыжая, муж-то у нее какой, она спуталась с этим черноглазым разбойником..." Но она помалкивала. Ее, дескать, дело маленькое, разберутся хозяева сами...
Но время шло. Прошли и Надины страхи, а с ними и подозрения домработницы. В памяти Нади визит брата Константина стал блекнуть, а если он и вспоминался когда-либо, то как неправдоподный сон.
Лишь однажды ей пришлось немного поволноваться. Получилось это так.
Падцерица ее Лида, теперь уже вполне сформировавшаяся, взрослая красивая девушка, заканчивала геологический факультет МГУ. Она часто приводила к себе на квартиру своих друзей, студентов и студенток. Девушки и юноши заполняли всю квартиру, шумели, спорили, пели, танцевали под патефон. Иногда и Надя принимала участие в их забавах. И, увлекшись, забывала, что она все же значительно старше этой веселящейся молодежи.
Как-то за ужином, как бы между прочим, Лида сказала мачехе и отцу:
- У нас, при университете, на курсах по подготовке в вуз учатся несколько уже пожилых рабочих. Мы в своей комсомольской организации решили подзаняться кое с кем из них, наиболее отстающих, чтобы подтянуть их к экзаменам... Меня тоже прикрепили к одному такому... Сегодня он должен прийти, заниматься будем... Вы не возражаете?
- Мне вы не помешаете, - сказал Аристарх Федорович. - Я буду в кабинете работать, а вы тут, в столовой, устраивайтесь.
- Хорошо, папа, - промолвила Лида. - А если будем мешать, так мы можем и куда-нибудь уйти заниматься...
- Нет, мне вы не будете мешать, вот матери может быть.
- Надежда Васильевна, - видя, что та молчит, обратилась к ней Лида, как вы на это смотрите? Может быть, мы вам будем мешать?
- Да ладно, - поморщила лоб Надя. - Занимайтесь. Я в спальне побуду, мне надо сегодня письма писать...
После ужина послышался звонок. Пришел курсант. Аристарх Федорович закрылся в своем кабинете, Надя - в спальне.
- Садитесь, товарищ Воробьев, - пригласила Лида пришедшего, сама тоже садясь за стол.
За эти годы внешне Воробьев ничуть не изменился, по-прежнему был цветущ и розовощек, хотя теперь ему стукнуло уже тридцать восемь лет. Выглядел же он лет на десять моложе.
После того как Воробьев явился в органы государственной безопасности с повинной, его амнистировали. Он снял комнату в Ростове и устроился работать на завод "Красный Аксай". На заводе он научился токарному делу. Вскоре женился на хорошей девушке, работнице того же завода. У них родился сын.
Так было и наладилась жизнь у Воробьева. Вдвоем с женой они зарабатывали неплохо. На заводе Воробьев был передовым рабочим, новатором, много дал рационализаторских ценных предложений. Администрация поговаривала о назначении его мастером цеха.
Воробьев был доволен своей жизнью. Приходя после работы домой, отдыхая на диване и играя с сыном, взгромоздившимся к нему на грудь, он говорил жене:
- Я со страхом, Маша, думаю о своем прошлом... И что, если б у меня вдруг не хватило мужества пойти с повинной в НКВД, я бы продолжал гнусную жизнь диверсанта, шпиона, предателя своей родины. Ужас!.. Как подумаешь об этом - дрожь берет...
- А сейчас ты, Ефим, счастлив? - спрашивала жена.
- Человеку, конечно, трудно угодить... В каких бы прекрасных условиях он ни жил, ему все кажется недостаточно, хочется лучшей жизни... Хотел бы и я, чтобы мы с тобой лучше жили. Но дело не в этом. Главное у меня все есть: любовь моей милой жены и ласка ребенка... Остальное при нашем желании все придет... Мы с тобой молоды, будем учиться... Достигнем многого.
Но счастье Воробьева продолжалось недолго. Однажды, спеша на работу, жена его, Маша, намереваясь вскочить на подножку проходившего трамвая, поскользнулась и попала под колесо. Ею всю искромсало...
После смерти жены Воробьев затосковал. Он отдал ребенка своей матери, которая жила в Усть-Медведице. Сам же решил учиться. Стал хлопотать об этом. Его приняли на курсы по подготовке в вуз при Московском государственном университете. И вот теперь курсы эти он заканчивал и готовился к экзаменам.
В Усть-Медведицкой станице он когда-то закончил реальное училище, затем учился в юнкерском. Но это было давно, все уже перезабыл. На курсах, кроме него, было и еще несколько великовозрастных курсантов из рабочих, которым требовалась помощь в подготовке к экзаменам. Вот комсомол университета и решил оказать им такую помощь.
Таким вот образом и попал Воробьев на учебу к Лиде Мушкетовой.
В этот вечер занимались по математике часа два. Потом Лида сказала:
- Ну, на сегодня хватит.
- Да, пожалуй, хватит, - согласился и Воробьев и стал собирать свои тетради.
- Не хотите ли вы стакан чаю, Ефим Харитонович? - спросила Лида.
- Да уже поздно.
- Ничего, мы еще не скоро будем укладываться спать... Харитоновна! позвала Лида старуху. - Вскипятите, пожалуйста, чайку...
- А он у меня уже вскипячен, - ответила та.
- Ну, тогда дайте нам по стакану чаю...
Старуха принесла чайник, расставила на столе посуду.
- Может, и папаша будет пить? - взглянула она на Лиду.
- Возможно. Папочка! - приоткрыв дверь в кабинет, сказала Лида. Будешь чай пить?
- Стакан выпью.
- Ну иди!
Минуты через две из кабинета вышел Аристарх Федорович.
- У нас гости, оказывается, - сказал он. - Здравствуйте, молодой человек.
- Здравствуйте, профессор, - почтительно ответил Воробьев, поднявшись.
