Константин Романенко - Последние годы Сталина. Эпоха возрождения
Академик не мог обижаться на разведчиков и поспешил засвидетельствовать это:
— Товарищ Сталин, я постоянно получаю большой объем информации от товарища Фитина, и ни разу она не оказалась сомнительной или негодной. По ее содержанию можно сказать, что наши разведчики проникли в самый секретный центр «Проекта Манхэттен», в Лос-Аламосскую лабораторию…
Как свидетельствуют описанные ранее события, это соответствовало истине, но Сталин уже обдумывал новую стратегию расщепления атома. 18 августа 1945 года в Кремле прошло узкое совещание Государственного комитета обороны. Круг присутствующих был ограничен. В числе приглашенных оказались лишь наркомы — члены правительства, ученые и руководители разведки, посвященные в тайну атомного проекта.
В результате комплексного рассмотрения проблемы было решено создать Специальный комитет. Однако, чтобы придать работе управляемый, организованный характер, требовался инициативный человек, и Сталин нашел такую фигуру. Новую отрасль промышленности — атомную (первое главное управление) — он поручил возглавить Б.Л. Ванникову, одновременно за ним закрепили и руководство научными кадрами.
— Давайте назначим председателем Ученого совета товарища Ванникова, — предложил Сталин, — у него получится хорошо, его будут слушаться и Иоффе, и Капица, а если не будут — у него рука крепкая; к тому же он известен в нашей стране, его знают специалисты промышленности и военные.
Наркома боеприпасов вызвал он к себе еще накануне совещания. «Сталин, — вспоминал Ванников, — вкратце остановился на атомной политике США и затем повел разговор об организации работ по использованию атомной энергии и созданию атомной бомбы у нас в СССР».
Одновременно Ванников стал также заместителем председателя Спецкомитета. Включение в состав комитета Маленкова Сталин подкрепил другим рациональным соображением: «Это дело должна поднять вся партия, — Маленков секретарь ЦК, он подключит местные парторганизации».
По итогам совещания 20 августа 1945 года Генералиссимус подписал постановление № 9887 сс/оп «О специальном комитете при ГКО», на который возлагалось «руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии». В постановлении отмечалось: «…Возложить на Специальный комитет при ГКО:
— руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана;
— развитие научно-исследовательских работ в этой области;
— широкое развертывание геологических разведок и создание сырьевой базы СССР по добыче урана, а также использование урановых месторождений за пределами СССР (в Болгарии, Чехословакии и др. странах);
— организацию промышленности по переработке урана, производству специального оборудования и материалов…;
— строительство атомно-энергетических установок и разработку и производство атомной бомбы».
Вместе с тем Сталин не снимал с повестки дня и агентурную деятельность по добыче секретов атомной технологии. Наоборот, он усилил это направление.
Последний пункт постановления гласил: «Поручить тов. Берии принять меры к организации закордонной разведывательной работы по получению более полной технической и экономической информации об урановой промышленности и атомных бомбах, возложив на него руководство всей разведывательной работой в этой области, проводимой органами разведки (НКГБ, РУ КА и др.).
Этим же постановлением был утвержден Специальный (Особый) комитет при ГКО в составе членов Политбюро — Г. Маленкова (секретарь ЦК ВКП(б) и Н. Вознесенского (председатель Госплана), хозяйственников — Б. Ванникова, А. Звенягина и М. Первухина, ученых — И. Курчатова, А. Иоффе, П. Капицы. Председателем спецкомитета был назначен Л. Берия.
Для руководства атомной отраслью был создан и Ученый (технический) совет. По рекомендации Сталина в его состав вошли: Алиханов, Ванников, Иоффе, Звенягин, Капица, Кикоин, Курчатов, Харитон, Махнев. Это были крупные фигуры, но, зная характерные слабости людей из творческой среды, Сталин сразу предупреждающе определил: «Совет должен быть настоящий, научный и полезный, а не заниматься говорильней». На основании постановления ГКО вскоре было образовано Первое главное управление при Совете Народных Комиссаров СССР, во главе которого стал Ванников.
Поскольку в советское время допуск в печать материалов по атомной теме строго дозировался, то ее содержание историками в основном «обсасывалось» на сюжете изгнания из спецкомитета академика Капицы. При этом под обстрел критики «историков» попал Берия. Но так ли уж плох был Лаврентий Павлович, внесший весомый вклад в организацию и реализацию проблемы создания советской атомной бомбы?
Сталин хорошо знал людей. Его замечание о недопущении превращения деловой работы в ученой среде «в говорильню» имело веские основания. Очевидец событий Судоплатов пишет: «Мне пришлось наблюдать растущее соперничество между Капицей и Курчатовым на заседаниях спецкомитета… Капица… претендовал на самостоятельное и руководящее положение в реализации атомного проекта».
С течением времени споры и разногласия начали усиливаться. Скрытые распри, невидимые посторонним, стремление завоевать ведущее положение, болезненные амбиции — явления довольно распространенные в научной среде.
Впрочем, П. Капица соперничал не только с Курчатовым, он напал и на председателя спецкомитета. Свою позицию он изложил 3 октября 1945 года в письме к Сталину: «…Товарища Берию мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с Берией по особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым».
Берия пытался примириться со строптивым «защитником ученых», но суетящийся академик походил на попугая, повторявшего заученные истины, и продолжал путаться под ногами.
25 ноября Капица написал Сталину о своей настоятельной просьбе освободить его от участия в Особом Комитете и Техническом совете. Он мотивировал свою просьбу следующим:
«Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в особом комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это не плохо, но вслед за ним первую скрипку должен играть ученый. У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у товарища Берии слабо… У него один недостаток — чрезмерная самоуверенность, и причина ее, по-видимому, в незнании партитуры. Я ему прямо говорю: «Вы не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах», на что он мне возражает, что я ничего не понимаю в людях.
…У меня с Берией совсем ничего не получается. Его отношение к ученым, как я уже писал, мне совсем не по нутру… Следует, чтобы все руководящие товарищи, подобные Берии, дали почувствовать своим подчиненным, что ученые в этом деле ВЕДУЩАЯ, а не подсобная сила…
Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно…»
Что же не устраивало академика? Капица возражал против предложения Берии, чтобы он и Курчатов вносили альтернативные проекты и дублировали в своих научных лабораториях эксперименты. В принципе, демагогическими фразами Капица прикрывал нежелание допустить конкуренции различных научных идей.
Считая свою точку зрения единственно правильной, Капица видел в коллегиальной работе спецкомитета вред и настаивал: «Единственный путь тут — единоличное решение, как у главнокомандующего, и более узкий военный совет». Правда, Капица не называл кандидата на роль ученого — «главнокомандующего», но было очевидно, что он намекал на себя.
Сталин выполнил просьбу ученого и показал письмо Берии. Не откладывая дело в долгий ящик, нарком позвонил Капице и, отправившись в институт, попытался найти компромисс во взаимоотношениях. Однако вместо деловых предложений академик продолжал толочь в ступе воду, навязчиво повторяя свою позицию о приоритете ученых.
В историографии бытует мнение, что ученый стал «жертвой интриг» Берии. Но так ли это? Не вдаваясь в существо возникавших в тот период научных споров, следует предположить, что, видимо, они были связаны с конкретными решениями. При этом, оспаривая какие-то утверждения Капицы, Курчатов и Берия основывались на информации, полученной из зарубежных источников, происхождение которой они вряд ли афишировали. Капица об этом не знал.
Впрочем, Берия пытался использовать авторитет ученого и даже его профессиональные связи. Он получил от Капицы рекомендательное письмо к Нильсу Бору. Берия хотел выяснить, не согласится ли он сотрудничать с советскими учеными в создании атомной бомбы. В Данию сначала отправился начальник 2-го отдела НКВД Лев Василевский, а затем с рекомендацией Капицы молодой ученый Яков Терлецкий.
