От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

С конца августа, прекратив наступление на других направлениях, Ставка приказала 1-му и 2-му Белорусским фронтам пробиться к Варшаве, и 14 сентября советские войска овладели предместьем Варшавы – Прагой. В ночь на 16 сентября совместно с 1-й Польской армией они форсировали Вислу, но не смогли удержаться на захваченных плацдармах. Маршал Жуков, который был специально послан Ставкой в район Варшавы в конце сентября, писал: «Я установил, что нашими войсками было сделано все, что было в их силах, чтобы помочь восставшим, хотя… восстание ни в какой степени не было согласовано с советским командованием». 2 октября восстание было подавлено немцами. В Варшаве погибли 200 тысяч человек…

В октябре 1944 года, когда Черчилль прилетел в Москву, была достигнута договоренность о проведении немедленных переговоров в Кремле с «лондонскими поляками».

13 октября Сталин, Молотов, Черчилль, Иден, Керр, Гарриман, Стивенс ждали Миколайчика с поляками в особняке НКИД на Спиридоновке. Миколайчик представил меморандум четырех партий – крестьянской, народно-демократической, социалистической и партии труда, который предусматривал проведение в Польше выборов, сотрудничество с СССР «на основе суверенности обеих стран и невмешательства во внутренние дела» и сохранение Западной Украины и Западной Белоруссии в составе Польши.

– Меморандум страдает двумя большими дефектами, – ответил Сталин. – Первый состоит в том, что он игнорирует существование ПКНО. Но как можно игнорировать такой факт? Второй недостаток заключается в том, что он не дает ответа на вопрос о линии Керзона. Если поляки хотят иметь отношения с Советским Союзом, то без признания линии Керзона они этих отношений не установят.

Вступился Черчилль:

– Нельзя допустить, чтобы Советский Союз имел недружественного соседа. Я поддерживаю требования России не потому, что она сильна, но потому, что она права.

В тот же день, в том же составе встречались с членами ПКНО. На западных участников впервые с ними встретившиеся представители ПКНО произвели предсказуемо негативное впечатление. «Вскоре стало ясно, что люблинские поляки – просто пешки России», – напишет Черчилль.

Берут заявлял:

– Польша не может претендовать на захват украинских и белорусских земель, которые были в Польше основным источником трений в течение 25 лет и которые не давали Польше основания называть себя демократическим государством.

– Готовы ли будут представители Польского комитета встретиться с представителями польского правительства в Лондоне? – поинтересовался Сталин.

Берут согласился.

14 октября Молотов предложил формулу: в случае признания лондонским правительством границы по линии Керзона, в будущем кабинете и лондонцы, и люблинцы получат по 40 %, а остальные 20 % придутся на «представителей освобожденной Польши». Именно эту процентную договоренность Миколайчик должен был согласовать с членами своего правительства.

– Польский вопрос будет гноящейся раной в отношениях между Советским Союзом и англосаксонскими странами, – предсказал Черчилль. – Буду откровенен: малые европейские страны напуганы до смерти большевистской революцией.

– Теперь мир не будет дрожать в страхе. Советский Союз не намерен устраивать большевистские революции в Европе. Вы можете убедиться в этом на примере Румынии, Болгарии и Югославии, – заверил Сталин.

Миколайчик, вернувшись в Лондон, чтобы проконсультироваться со своими коллегами в отношении советских предложений, не нашел взаимопонимания и поспешил устраниться от дел. После его отставки новый лондонский кабинет стал еще более антисоветским, если не считать доставленного из Варшавы лидера социалистов Арцишевского, который кабинет и возглавил. Именно это правительство теперь считалось легитимным и в США, и в Англии.

Сталин 27 декабря информировал Рузвельта, что «радиопереписка с правительством Миколайчика, перехваченная нами у арестованных в Польше террористов – подпольных агентов польского эмигрантского правительства, со всей очевидностью доказывают, что переговоры г-на Миколайчика с Польским национальным комитетом служили прикрытием для тех элементов, которые вели из-за спины Миколайчика преступную террористическую работу против советских офицеров и солдат на территории Польши… Нет оснований для продолжения поддержки эмигрантского правительства, которое потеряло всякое доверие у польского населения в стране и к тому же создает угрозу гражданской войны в тылу Красной армии, нарушая тем самым наши общие интересы успешной борьбы с немцами». Шестнадцать руководителей Армии Крайовой, связанной с лондонским правительством, были арестованы по обвинению в «диверсионных актах в тылу Красной армии», терроризме и шпионаже.

В декабре союзники были предупреждены о планах преобразовать ПКНО во Временное правительство. Несмотря на возмущение Рузвельта и Черчилля, оно было признано Москвой 4 января 1945 года.

В январе началось сразу несколько крупных операций. 2-й Белорусский фронт Рокоссовского и 3-й Белорусский фронт, которым командовал Василевский, вели наступление в Восточной Пруссии. 1-й Украинский фронт Конева – с Сандомирского плацдарма перешел в наступление в направлении Силезии и в феврале-марте вышел к реке Нейсе. 1-й Белорусский фронт маршала Жукова нанес удар по варшавско-радомирской группировке немцев в ходе стратегической Висло-Одерской операции.

Частью Висло-Одерской операции стала Варшавско-Познаньская операция, в ходе которой 14–17 января Варшава была освобождена от немецко-фашистских захватчиков.

На Ялтинской конференции польский вопрос стал одним из основных. Он распадался на определение восточной и западной границ Польши и характера его власти. Рузвельт скажет: «Польский вопрос в течение пяти веков причинял миру головную боль». Черчилль подтвердит, что он «не особенно высокого мнения о поляках».

Нельзя сказать, что Вашингтон или Лондон сильно волновала судьба поляков или польского государства. Для них это был скорее внутриполитический вопрос. Для Черчилля это был «вопрос чести», коль скоро Англия вступила в войну после нападения Германии на Польшу. Американского президента волновали настроения польского электората внутри США. И конечно же «польский вопрос использовался для оказания политического давления на СССР.

Рузвельт уверял, что „народу Соединенных Штатов кажется, что люблинское правительство представляет лишь небольшую часть польского народа“, и хотел бы видеть там „правительство национального единства“.

Для Сталина и Молотова это был важнейший вопрос безопасности и геополитики. У них не было желания включать в состав нового польского руководства представителей эмигрантского правительства, чьи люди внутри самой Польши фактически вели с советскими войсками партизанскую войну. Командование Армии Крайовой считало противником не только немцев, но и Советскую армию. Оно организовало нападения не ее коммуникации, на полицейские участки люблинского правительства. Москва вынуждена была держать в Польше для противодействия Армии Крайовой три дивизии НКВД.

Сталин был предельно серьезен:

– Для русских вопрос о Польше является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится их загладить. Вопрос безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства. На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше – это вопрос жизни и смерти для Советского государства.

Сталин также напомнил, что линию Керзона придумали не русские, а Керзон.

– Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон или Клемансо? Этак вы нас доведете до позора. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надежными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо.