От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

О советизации Польши речи не шло. «Советских порядков не вводить… костелов не трогать», – прямо говорилось в Постановлении ГКО от 31 июля 1944 года. Но ставка делалась конечно же на просоветские силы и на борьбу с Армией Крайовой и другими пролондонскими организациями. «Никаких других органов управления, и в том числе – выдающих себя за органы польского эмиграционного „правительства“ (в Лондоне), кроме органов ПКНО, не признавать, – говорилось в том же Постановлении ГКО. – Иметь в виду, что лица, выдающие себя за представителей польского эмиграционного „правительства“ в Лондоне, среди которых обнаружено немало гитлеровских агентов, должны рассматриваться как самозванцы и с ними следует поступать как с авантюристами».

22 июля 1944 года в освобожденном Люблине был образован Польский комитет национального освобождения (ПКНО) во главе с Болеславом Берутом. Вместе с тем не исключалась возможность коалиции «лондонцев» и «люблинцев».

Черчилль умолял Сталина срочно принять Миколайчика, и советский лидер согласился. 27 июля Миколайчик выехал в Москву. В эти дни эмигрантское правительство с согласия Лондона мобилизовало своих сторонников внутри Польши для реализации единственно возможного сценария, позволявшего ему оказаться у власти: самим освободить Варшаву до прихода туда Красной Армии.

Только на встрече с Молотовым 31 июля Миколайчик счел нужным туманно, не раскрывая детали, сообщить:

– Польское правительство обдумывает план генерального восстания в Варшаве и хотело бы просить советское правительство о бомбардировке аэродромов около Варшавы.

При этом Миколайчик не сказал, что восстание начнется уже на следующий день. Молотов будет возмущаться, что в Кремле узнали о восстании из сообщения агентства «Рейтер» только 2 августа.

Варшавское восстание Армии Крайовой должно было выступать главным аргументом «лондонцев» для выдвижения претензий на руководство Польши. В западной и польской литературе общим местом является обвинение СССР в нежелании по политическим мотивам помочь восстанию, которое в итоге было потоплено немцами в крови. Конечно, Сталин был очень недоволен, что о подготовке восстания и о необходимости его поддержать он узнал постфактум. Войска 1-го и 2-го Белорусского фронтов, действовавшие на варшавском направлении, наступали с 23 июня и прошли с огромными потерями 500 км. Немедленно перейти в новое наступление они были не в силах. «Все произошло настолько неожиданно, что мы терялись в догадках и вначале думали: не немцы ли распространяют эти слухи, а если так, то с какой целью? Ведь, откровенно говоря, самым неудачным временем для начала восстания было то, в какое оно началось. Как будто руководители восстания нарочно выбрали время, чтобы потерпеть поражение», – писал непосредственный участник событий Рокоссовский.

Сталин вместе с Молотовым приняли польскую делегацию 3 августа. Миколайчик поведал, что польская подпольная армия начала открытую борьбу против немцев в Варшаве, и он хотел бы создать там правительство, которое опиралось бы на четыре партии, представленные в польском правительстве в Лондоне, и на польскую рабочую партию.

Сталин обратил внимание на то, что Миколайчик игнорировал факт существования ПКНО и что советское правительство не признает лондонского польского правительства, оно порвало с ним отношения.

– Но если польское правительство в Лондоне имеет намерения и считает целесообразным договориться с ПКНО и создать одно польское правительство, то советское правительство готово этому помочь, – уверил Сталин.

Подобную сделку, как и границу с СССР по «линии Керзона», Миколайчик отверг.

Миколайчику пришлось 6–7 августа вести переговоры с руководителем ПКНО Осубко-Моравским, Витосом, Жимерским и Василевской, которым великодушно была предложена пятая часть министерских постов. Результаты переговоров Сталин изложил в послании Черчиллю: «К сожалению, эти встречи еще не привели к желательным результатам. Но они все же имели положительное значение, так как позволили как Миколайчику, так и Моравскому и Беруту, только что прибывшему из Варшавы, широко информировать друг друга о своих взглядах…»

Между тем Варшавское восстание сразу стало захлебываться. И тогда желавшие опередить Красную армию поляки и Черчилль с Рузвельтом стали просить о нашей помощи.

5 августа Сталин отвечал премьер-министру Великобритании: «Краевая армия поляков состоит из нескольких отрядов, которые неправильно называются дивизиями. У них нет ни артиллерии, ни авиации, ни танков. Я не представляю, как подобные отряды могут взять Варшаву, на оборону которой немцы выставили четыре танковые дивизии, в том числе дивизию „Герман Геринг“».

Молил о помощи Миколайчик.

– Все это начинание с восстанием подпольной армии в Варшаве я считаю нереальным делом, – заметил Сталин. – У восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги имеют три танковые дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков. Просто жалко этих поляков. Советские войска форсировали Вислу в районе ее слияния с рекой Пилицей и установили на другом берегу Вислы плацдарм 30 километров длиной и 25 километров глубиной. Вначале дела шли хорошо, но немцы перебросили в район нашего плацдарма две танковые дивизии. Советские войска, конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени. Мы можем предоставить полякам оружие, – как пулеметы, так и противотанковую артиллерию, но встает вопрос, как это сделать. Тяжелые орудия нельзя сбросить с самолетов. Кроме того, нет уверенности в том, что это оружие не попадет в руки немцев, если оно будет сбрасываться над районом города.

Действительно, начало восстания заставило немцев перебросить к Варшаве мощные подкрепления, что остановило и советские войска. Меж тем западная пресса и парламентарии заходились на тему преданных русскими польских патриотов. Британская авиация начала, неся огромные потери, прорываться к Варшаве и сбрасывать туда грузы, которые по большей части доставались немцам. 16 августа Сталин объяснял Черчиллю причины прекращения с 14 августа поддержки восставших с воздуха: «После беседы с Миколайчиком я распорядился, чтобы командование Красной армии интенсивно сбрасывало вооружение в район Варшавы… В дальнейшем, ознакомившись ближе с варшавским делом, я убедился, что варшавская акция представляет безрассудную ужасную авантюру, стоящую населению больших жертв. Этого не было бы, если бы советское командование было информировано до начала варшавской акции и если бы поляки поддерживали с последним контакт. При создавшемся положении советское командование пришло к выводу, что оно должно отмежеваться от варшавской авантюры, так как оно не может нести ни прямой, ни косвенной ответственности за варшавскую акцию».

В августе – первой половине сентября 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты потеряли на подступах к Варшаве 289 тысяч солдат и офицеров. Но их судьба союзников не интересовала. 20 августа Рузвельт и Черчилль пишут в Кремль: «Мы думаем о том, какова будет реакция мирового общественного мнения, если антинацисты в Варшаве будут на самом деле покинуты… Мы надеемся, что Вы сбросите наиболее необходимое снабжение и оружие полякам – патриотам Варшавы. В ином случае, не согласитесь ли Вы помочь нашим самолетам сделать это весьма быстро».

22 августа Сталин заявлял Рузвельту и Черчиллю: «Рано или поздно, но правда о кучке преступников, затеявших ради захвата власти варшавскую авантюру, станет всем известна. Эти люди воспользовались доверчивостью варшавян, бросив многих почти безоружных людей под немецкие пушки, танки и авиацию. Создалось положение, когда каждый новый день используется не поляками для дела освобождения Варшавы, а гитлеровцами, бесчеловечно истребляющими жителей Варшавы».

Вернувшийся в Москву в качестве советника посла в 1944 году Джордж Кеннан выразил отношение антисоветских кругов в США к истории с Варшавским восстанием: «Это был прямой вызов западным державам, означавший, что советские руководители собираются изолировать Польшу от внешнего мира, а также, что их ничуть не заботит судьба польских борцов, не принимающих коммунистической власти, которые, с советской точки зрения, ничуть не лучше немцев… Отказ советской стороны от поддержки Варшавского восстания давал Западу полное право отказаться от всякой ответственности за исход советских военных операций».