Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса
В конце 1479 года Лоренцо де Медичи, проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что именно он повинен во всех бедах флорентийских граждан, ибо врага интересует только одно — как бы поскорее расправиться с Медичи. И вот в декабре он решил сыграть ва-банк: поставив в очередной раз на пост гонфалоньера верного ему Томмазо Содерини, Лоренцо тайком выскользнул из города и направился в Пизу. С дороги он направил в синьорию письмо, в котором говорилось:
«С вашего разрешения (sic!) я принял решение немедленно отплыть в Неаполь. Я убежден, что действия наших врагов продиктованы исключительно ненавистью ко мне лично, и потому, предавая себя в их руки, я несу мир нашему городу... Ввиду сделанного флорентийцами, в результате которого мне предоставляется больше почестей, но и возлагается больше ответственности, нежели лежит на других частных лицах, я считаю себя обязанным послужить родине, пусть это и сопряжено с риском для жизни... Единственное мое желание состоит в том, чтобы жизнь моя либо смерть, судьба либо состояние способствовали благополучию нашего города».
Говорят, что члены синьории при чтении этого письма не могли сдержать слез, и у нас нет оснований считать, что это преувеличение.
В то же время высказывались предположения, что Лоренцо чрезмерно драматизирует ситуацию: еще до отъезда из Флоренции он тайно снесся с королем Неаполитанским, который прислал за ним в Пизу галеру. Правда, тут же следовали оговорки: мол, Ферранте известен своей непредсказуемостью, и, быть может, ему только на руку, если Лоренцо убьют на борту судна или бросят в темницу немедленно по прибытии в Неаполь. Но не случилось ни того ни другого, и едва Лоренцо ступил на неаполитанский берег, как его заключил в объятия сын Ферранте Федериго. Смелый шаг Лоренцо произвел впечатление на Ферранте, да и в Европе не остался не замеченным: в новейшей итальянской истории, столь богатой на правителей-интриганов, правителей-лжецов, появился наконец герой.
Несомненно, Лоренцо сильно рисковал, ведь у Ферранте характер был действительно переменчивый, а действия непредсказуемыми, не зря о нем говорили: «Никогда не угадаешь, обозлится он или засмеется». На сей раз Ферранте встретил Лоренцо дружелюбно, но заставить себя принять какое-либо решение не позволил. Согласие с Флоренцией означало разрыв с папой, который уже сделал одного из сыновей Ферранте кардиналом — редко кому, за пределами папской семьи, выпадала такая удача. Лоренцо расположился в помещениях банка Медичи и отправился к королю. Ни до чего стороны не договорились, зайдя в тупик. Под прикрытием дипломатических любезностей затеялась игра в кошки-мышки.
Ферранте убеждал Лоренцо задержаться в Неаполе, повторяя, как хотел бы провести побольше времени в таком вдохновляющем обществе.
Ну а Лоренцо, предчувствуя, должно быть, что Ферранте будет всячески вилять, явился в Неаполь во всеоружии. Еще по дороге он предпринял обаятельную атаку, а затем обрушил на неаполитанцев и их правителя все свое обаяние, демонстрируя при этом чудеса щедрости. Для начала Лоренцо выкупил из рабства всю сотню галерных рабов, которые доставили его из Пизы в Неаполь, затем выдал каждому по десять флоринов и комплект новой одежды взамен рубища, что было на них. Далее, уже в городе, стал раздавать деньги бедным на приданое дочерям, чтобы хорошо вышли замуж, ударился в благотворительность, способствовал устройству всякого рода зрелищ. Один из приставленных к нему чиновников докладывал начальству, что Лоренцо всегда выглядит «хладнокровным, уверенным в себе и веселым»; но по ночам он нередко впадал в самую мрачную хандру. Стихи его отражают эту противоположность света и тьмы в его характере:
Утром ярок яблок сочных цвет,
Ну а после, в час закатный, сходит он на нет.
Месяц проходил за месяцем, а рука дающего не оскудевала — так Лоренцо компенсировал ночные тревоги, ну и, конечно, вел свою политику. Только где он доставал деньги? Банк Медичи немало пострадал от недавнего экономического спада в Италии и всей Европе; ограничения на английском рынке торговли шерстью поставили лондонское отделение в еще более сложное положение. Филиал в Брюгге тоже был в долгах, чему, помимо всего прочего, способствовала беспечность тамошнего управляющего Томмазо Портинари (брат управляющего в Милане). Вопреки положениям заключенного с ним договора Портинари тратил значительные суммы на финансирование разного рода сомнительных морских предприятий, включая большую, но, как выяснилось, провальную торговую экспедицию на западноафриканское побережье, в Гвинею. Портинари также потратил 8000 флоринов на покупку и обстановку отеля Бладелин — новой резиденции банка Медичи (это здание и поныне остается одной из исторических достопримечательностей Брюгге). Изучая в охваченной войной Флоренции банковские отчеты, Лоренцо обнаружил, что филиалы в Лондоне и Брюгге совокупно задолжали гигантскую сумму — 70 000 флоринов, что заставило его саркастически бросить: «Да, деятельность Томмазо Портинари приносит нам огромные прибыли». Несколько оправдывая Портинари, следует заметить, что на него могли оказать воздействие рассказы о неумеренных тратах молодого Лоренцо во Флоренции: если Медичи могут позволить себе подобную щедрость дома, то совершенно естественно, что их представительства за границей должны соответствовать такому богатству. А теперь Лоренцо швырял деньгами в Неаполе, тратя их в таких количествах, словно от этого зависела его жизнь (что в данном случае содержало в себе зерно истины). Вопрос, как и где доставал Лоренцо эти деньги, имеет решающее значение при оценке его добропорядочности как финансиста.
Во Флоренции власти, конечно, знали о его расходах и исправно снабжали его средствами. «При сем посылаю испрашиваемые вами доверенность и аккредитив», — пишет ему какой-то служащий синьории. Еще перед отъездом из Флоренции Лоренцо заложил за 60 000 флоринов свою виллу-замок в Кафаджоло, а также поместья в Муджелло. Зачем ему понадобились эти деньги — для расходов в Неаполе или покрытия банковских долгов? Некоторые авторы утверждают, что и в этот, и в другие разы Лоренцо тратил крупные суммы из городской казны. Граница между финансовыми операциями Флоренции и семейства Медичи в большой степени стерлась уже при Козимо, на чем главным образом выиграл город. Может, Лоренцо решил, что пора и Медичи извлечь какую-то выгоду из такого положения? Один сохранившийся до наших дней документ свидетельствует, что как-то раз в годы своего правления Лоренцо перевел на свой счет 74 948 флоринов «без санкции закона и кого-либо из официальных лиц». Невозможно сказать, для чего это было сделано, — позднейшие поколения Медичи уничтожили все документы, относящиеся к тому периоду. Тем не менее Рэймонд де Ровер, большой знаток финансовой деятельности Медичи, утверждает определенно: «представляется весьма вероятным, что после провала заговора Пацци банкротства удалось избежать, только запустив руку в общественную казну». Не менее вероятным представляется, что Лоренцо полагал, что от этого выиграют и Медичи, и Флоренция. И с точки зрения прагматики, но не морали, такой взгляд оправдан.
Чем больше Лоренцо задерживался в Неаполе, тем яснее становилось, что Ферранте сталкивается с собственными трудностями. Турецкий флот курсировал в опасной близости от итальянских границ. С другой стороны, король Франции неустанно, и с явной угрозой, заявлял свои претензии на неаполитанский престол. В конце концов Ферранте пришлось согласиться заключить с Флоренцией мирный договор. Сикст IV был вне себя от ярости, но выбора у него не было, и он решил к этому договору присоединиться. А там видно будет.
Лоренцо вернулся во Флоренцию героем и в очередной раз воспользовался возможностью укрепить свою власть в городе. Был сформирован совет из семидесяти членов, полномочия которого длятся пять лет и позволяют даже отменять решения синьории. За выборами бдительно следила партия Медичи. Таким образом, в городе появился новый инструмент политической стабильности, и, дабы еще более усилить его эффективность, Лоренцо начал действовать не столь импульсивно, сколь раньше, больше в духе своего деда — осторожно и скрытно.
Своего верного Томмазо Содерини Лоренцо использовал в качестве посла по особым поручениям, представлявшего его на различных официальных мероприятиях за рубежом; помимо всего прочего, это позволяло не опасаться, что он укрепит свое положение в городе, которым формально правил, во время частых отлучек Лоренцо.
В 1480 году турецкий султан Мехмед Завоеватель высадил войска на юге Италии и занял портовый город Отранто. К тому времени он уже завладел всей Грецией и большей частью Балкан. Италия стала очередным этапом расширения Оттоманской империи. Сикст IV в отчаянии обратился ко всем встать на защиту христианского мира. Первыми на этот призыв откликнулись итальянские государства, в том числе Флоренция. Папа решил, что о расхождениях с Лоренцо надо забыть: в таких обстоятельствах не время замышлять что-то друг против друга. Но тут не прошло и года, как турецкие войска отступили — столь же неожиданно, сколь и появились. Мехмед умер, ему на смену пришел новый султан, и на время воцарился мир. Не менее удивительно, что и в самой Италии на ближайшие годы стало спокойно. Именно тогда Лоренцо предстояло сыграть особенно важную — и чем дальше, тем важнее — дипломатическую роль. Несмотря на то что ему было лишь немногим более тридцати лет, действия Лоренцо, направленные на защиту Флоренции и укрепление мира, показывали, что он обрел уважение во всей Италии. При решении возникающих трудностей его совет имел особенный вес, и постепенно в нем стали видеть «стрелку итальянского компаса». Именно на него можно было уверенно положиться при выборе пути. За вычетом нескольких незначительных вспышек насилия Италия проживет в мире и согласии до самого конца жизни Лоренцо де Медичи.
