Пол Стратерн - Медичи. Крестные отцы Ренессанса
В отношении Джулиано все случилось, как было задумано, но в остальном заговор провалился, и многих заговорщиков ждала жестокая кара. Особенно суровыми последствия покушения оказались для мессира Якопо де Пацци. Когда сведения о провале заговора дошли до палаццо Пацци, он, по словам свидетелей, забился в судорогах отчаяния, а немного оправившись, вскочил на лошадь и бежал из города в сопровождении вооруженной охраны. Слухи о происшедшем в городе меж тем достигли окрестностей, Лоренцо распорядился перехватить беглецов, кое-кто из людей Якопо погиб в яростной схватке, но сам он сумел скрыться в горах, в заброшенной деревушке Кастаньо ди Сан-Годенцо. Здесь, однако, Якопо был опознан местными крестьянами, которые схватили его и выдали преследователям. Те доставили пленника во Флоренцию, где он был брошен в темницу Барджелло и подвергнут пыткам.
На следующий день его, скорее мертвого, чем живого, протащили по улице, ведущей к палаццо делла Синьория, и подняли наверх. Здесь с него самым унизительным образом сорвали верхнюю одежду и, накинув петлю на шею, выбросили в северное окно, так что тело долго еще раскачивалось рядом с телами четырех других заговорщиков. В конце концов висельников вынули из петли, и труп Якопо был захоронен на кладбище семейной церкви Пацци Санта- Кроче. Но на этом его унижения не закончились. В ближайшие дни на Флоренцию и окрестности обрушились ливневые дожди, погубившие большую часть урожая зерновых. Вину за это несчастье возложили на Пацци, и разъяренная толпа угрожала разрыть его могилу, так что монахам пришлось самим эксгумировать тело и перезахоронить его в неосвященной земле, за городом, близ виселицы. Но как пишет Макиавелли, два дня спустя «орава подростков выкопала тело из земли и, набросив на шею веревку, на которой (Якопо) был повешен, протащила обнаженный труп через весь город», оглашая округу выкриками: «Дорогу великому рыцарю!» Напротив палаццо Пацци собравшаяся толпа подвергла останки очередному унижению: разлагающимся черепом, как молотком, стала стучать в дверь, выкрикивая: «Открывайте! Великий рыцарь вернулся!»
В конце концов, под все возрастающее улюлюканье, останки, от которых исходил нестерпимый запах тлена, сбросили в Арно с моста Рубинконте, в самом центре города. Толпа бросилась на набережную, провожая глазами труп, медленно плывущий в сторону Понте Веккьо. Но и это был еще не конец. В каком-то месте тело вынесло на заболоченный берег, где его обнаружила и выставила напоказ группа оборванцев. Затем они набросили веревку на шею мертвеца, завязали свободный конец на ветке ивы и стали колотить по трупу палками, пока кости не посыпались на землю. А потом швырнули останки назад в реку.
Это был, по словам Макиавелли, «поразительный пример взрыва народного гнева». Полициано, также описывавший эти события, просто отмечает, что «толпа обезумела». Но что же на самом деле было причиной того взрыва? Вереница чудовищных событий указывает на то, что под поверхностью повседневной жизни Флоренции бурлили страсти, и вот наконец возник повод, законно позволивший выплеснуться гневу отнюдь не только «ватаги подростков»: презренные «слюнтяи» получили возможность выразить свои чувства к будущим правителям. Эти макабрические сцены сделались поводом для глумления, жестокой насмешки и брезгливости; характерно, что не сопровождались они приветствиями в адрес Медичи, выкриками «Palle! Palle!» и вообще какими-либо знаками симпатии к горделивым победителям. Вероятно, именно это, а вовсе не «гнев народный» или «безумие», может служить объяснением варварства. Когда бьющее в глаза богатство тесно соседствует с безысходной нищетой popolo minuto, такого рода взрывы становятся объяснимыми. Быть может, посмертная судьба Якопо де Пацци — это вовсе не таинственная загадка; быть может, скорее она дает неожиданную возможность заглянуть в глубины неспокойной жизни, править которой выпало на долю крестных отцов Флоренции.
Когда известия о неудачном заговоре достигли Рима, с папой Сикстом IV, говорят, едва не случился апоплексический удар от гнева. Повешение архиепископа, да еще в полном облачении, — это явное святотатство, прямое оскорбление церкви! Тот факт, что имел место заговор, а архиепископ был одним из его вожаков, быстро забыли. Сикст IV издал папскую буллу, отлучающую от церкви Лоренцо де Медичи, а вместе с ним и всех граждан Флоренции. Подогретый его яростью, «взбалмошный» племянник папы Джироламо Риарио (отказавшийся, кстати, последовать за своими единомышленниками-заговорщиками во Флоренцию) направился в сопровождении трехсот папских гвардейцев в посольство Флоренции и взял посла под арест. Ну а Сикст IV направил во Флоренцию своих представителей с требованием городу выдать Лоренцо де Медичи, который будет предан суду за святотатство, богохульство, оскорбление церкви, убийство архиепископа Пизы и ряд других грехов.
Лоренцо был объявлен «отлученным от церкви, преданным анафеме, достойным скверны грешником и святотатцем, не заслуживающим доверия и лишенным духовного права волеизъявления». В столь же сильных выражениях были подвергнуты проклятию гонфалоньер и члены синьории, «вся собственность которых конфискуется в пользу церкви, дома сравниваются с землей, и любое место проживания признается непригодным для такового. Вечная им разруха и вечный позор». Отдельным, не для широкой публики предназначенным указом папа предписывал конфисковать все активы Медичи в Риме, включая банк. Выданные им кредиты аннулируются и погашаются (заодно, таким образом, папа экономит 10 000 флоринов лично себе).
Граждане Флоренции встретили папскую буллу молчаливым презрением, дав понять, однако, что выдавать Лоренцо де Медичи Риму не намерены. Епископам Тосканы, в свою очередь, явно не понравилось массовое отлучение, и они созвали собор во Флоренции, на который явились и ведущие граждане города. На нем было прямо заявлено, что действия синьории, направленные на защиту республики против заговорщиков, оправданны, после чего собравшиеся обнародовали свой указ, по которому папа отлучается от церкви. Указ был отпечатан на первом в городе типографском станке, заработавшем лишь год назад, и распространен по всей Тоскане. Таким образом, у него оказалось куда больше читателей, чем у папской буллы.
Но тут подоспели новости посерьезнее: разгневанный папа Сикст IV объявил Флоренции войну и призвал к себе в союзники неаполитанского короля Ферранте. Фактически Флоренции предстояло сражаться в одиночку. Орсини призвал под ружье свою персональную армию, но это был скорее демонстративный жест; Милан, все еще раздираемый междоусобицами, смог направить во Флоренцию лишь символическое войско. Венеция была, конечно, сильно озабочена безопасностью севера Италии, но считала, что дело Флоренции проиграно, потому ее помощь тоже оказалась символической. Оставалось рассчитывать только на герцога Феррары и его небольшой отряд наемников.
Папа поставил свою гвардию под команду нового начальника — Монтефельтро, герцога Урбино, признанного ныне лучшим полководцем во всей Италии; помимо того, он мог рассчитывать на поддержку крупного военного отряда из Неаполя под началом герцога Калабрийского, сына короля Ферранте. Он-то и вторгся первым на территорию Флоренции, в то время как герцог Урбино, выжидая удобный момент, оставался в арьергарде. В ответ герцог Феррары предпринял несколько маневров и сообщил во Флоренцию, что ему удалось «переиграть» противника. На самом же деле «маневры» оказались серией отступлений. Это вызвало беспокойство у синьории, которая принялась бомбардировать его посланиями, вопрошая, за что же ему платят, если он отказывается сражаться. Тем временем герцог Калабрийский продолжал наступление и достиг городка Колле, в тридцати милях к югу от Флоренции, где столкнулся с неожиданно упорным сопротивлением местных жителей, отказывавшихся сдавать город. В конце концов, после двухмесячной осады, Колле уступил напору неаполитанцев, но на дворе уже стоял ноябрь, ударили холода, и наступающим пришлось вернуться на зимние квартиры в Сиену. Узнав об этом, герцог Феррары отправился домой; его примеру последовали и миланцы.
К этому времени общественный порядок начал давать трещину во всей Тоскане. Вооруженные бандиты, выдавая себя за разведку противоборствующих сторон, спускались с гор и терроризировали местное население. Да и в самой Флоренции люди были напуганы и озлоблены. Запасы продовольствия истощались, людей обложили налогами — война требовала новых и новых расходов, — между тем никто их не защищает. Ко всему прочему, переживала кризис торговля шерстью, и это ударило по всем, от самих торговцев до чомпи; вынужденные платить дополнительные военные налоги, многие шерстянщики столкнулись с угрозой разорения; ну а потерявшие работу чомпи и их семьи столкнулись с угрозой нищеты. Помимо того, распространились слухи о вспышке бубонной чумы в районе Санта-Кроче, и это немедленно породило панику среди населения. А война все тянулась и тянулась.
