Пьер Монтэ - Египет Рамсесов
Мы уже рассказывали о стараниях Сети и его сына отыскать воду в этой стране жажды. Рамсес III с гордостью вспоминает, как он построил в пустыне Айн большой водоем и обнес его стенами, нерушимыми, как медные горы… Входные ворота были из пихты, засовы и замки – из бронзы.[395]
В некоторых вади восточной пустыни росли драгоценные фисташковые деревья, чью смолу, «сенечер», возжигали в храмах, дворцах и домах. Правда, богам больше нравились благовония страны Пунт. Когда «потерпевший кораблекрушение», выброшенный на остров, убедился, что хозяин острова, огромный Змей, вовсе не так жесток и страшен, как ему показалось сначала, он пообещал ему смолу фисташкового дерева. Посмеявшись над его наивностью, Змей сказал:
«Немного у тебя мирры, то, чем ты владеешь, – это ладан. Я же – владыка Пунта, и мирра принадлежит мне!».[396]
Настоящие благовония были действительно редкостью, но вместо них возжигали в курильницах терпентин, от которого поднимался душистый дым, приятный для богов и людей. Кроме того, терпентин жгли, когда забивали животных на дворе храма, да и в частных домах, как средство против затхлости и насекомых; кроме того его использовали в косметике.
Пчелы охотно посещали фисташковые рощицы, поэтому там не только срезали черенки, чтобы высадить их в саду храма, но и собирали дикий мед, который пользовался большим спросом. Рамсес III назначал специальные отряды стражников и лучников для охраны караванов сборщиков. Благодаря им путники чувствовали себя в негостеприимной пустыне в такой же безопасности, как в Та-мери, на возлюбленной земле Египта.[397]
III. Путешествие в Библ
Египтяне считали море, «Йам», алчным божеством. Когда бог Йам заметил прекрасную деву, которую боги даровали Бате в жены, он, чтобы завладеть ею, затопил своими волнами землю («Сказка о двух братьях»). И все же египтяне, не устрашенные опасностями пустыни, осмеливались вступать в единоборство и с этим ужасным божеством. Египетские моряки давно освоились с сирийским побережьем. Во времена, когда боги еще жили на земле, гроб Осириса, брошенный Сетхом в Нил, поплыл вниз по Танисскому рукаву. Море выбросило его близ Библа, и здесь огромное дерево поглотило его. Вскоре к этому волшебному дереву пришла Исида. Она села подле воды, и, когда служанки царицы Библа пришли с кувшинами за водой, она причесала им волосы и пропитала их чудным ароматом, исходившим от нее. Тронутая такой добротой, царица подарила Исиде священное дерево, в котором было заключено тело ее супруга.[*59]
Так хорошо завязавшиеся отношения не прерывались и позже. Египтяне приплывали в маленький порт Кебен (Губла) и приносили дары владычице Библа. Они построили ей храм с помощью местных жителей. Царю они преподносили алебастровые вазы, драгоценности, амулеты, а возвращались с грузом смол, стволами и досками и даже с целыми, построенными на месте судами, так что слово «кебенет», производное от египетского названия Библа, «Кебен», стало означать только морские суда.
Египтяне сражались с азиатами повсюду, где бы они ни встретились, – на Синае, в Палестине, в Кармеле и Верхнем Речену, – но было в Сирии одно-единственное место, где их всегда хорошо встречали. Это – Библ. Правда, однажды им устроили там побоище, но преступниками были не местные купцы или моряки, а наемники из арабов пустыни, этих вечных и коварных врагов Египта.[398]
Со временем египтяне расширили зону своего влияния. Их посланцы в эпоху Среднего царства отправлялись в Бейрут, Катну и Угарит (совр. Рас-Шамра) и оставляли в память о своем посещении статуи и сфинксов. Но Библ сохранял свое привилегированное положение. Его властитель гордился титулом египетского «князя», гордился своей египетской культурой. Он построил себе гробницу наподобие гробниц фараонов, наполнил ее утварью по египетским канонам и поставил там даже несколько драгоценных предметов, присланных из самой столицы – Ититауи.
Мы не знаем, как вели себя жители Библа во время нашествия гиксосов. Может быть, они в отчаянии предали друзей своей богини. Во всяком случае, морские перевозки прекратились, и верующие с тоской вопрошали, откуда им взять пихту для саркофагов жрецов и смолу для их мумий. Прекращение этой торговли имело и другие печальные последствия, ибо священные ладьи, высокие столбы с лентами, которые стояли перед храмами, превосходя на много локтей даже карнизы пилонов, а также ритуальная мебель тоже были из пихты. Но эти ужасные времена миновали: Египет отвоевал свои земли и египтяне вернулись в Библ. Тутмос III во время своей победоносной кампании не преминул остановиться там и получил от своего союзника больше леса и судов, чем все предыдущие фараоны. Позднее, когда Сирия начала заигрывать с врагами Египта, правитель Библа, Рибадди, остался верен Аменхотепу III и его преемникам. Рамсес II устанавливает стелы с надписями на берегу Собачьей реки, между Бейрутом и Библом. В Долине Кедра, куда рассказчик той эпохи перенес приключения Баты, он основал город, названный его именем. В то время царем Библа был Ахирам. Как и все его подданные, он говорил и писал по-египетски, а для его родного языка использовалось алфавитное письмо, возникшее, наверное, в том же Библе в результате упрощения иератического письма.[399]
Воинственные фараоны XVIII династии похвалялись, что их посланцы ездили по всей Сирии и никто не смел их тронуть. Без сомнения, этих посланцев хорошо принимали в Библе, но немного позднее, во времена последних Рамсесов и в начале XXI династии, все резко изменилось. Царь Чекербаал, далекий преемник Мелькандра, который так почитал Исиду, без стеснения предлагает египетскому представителю посмотреть на гробницы многих посланников фараона Хаэмуаса, десятого[*60] из Рамсесов, которые умерли в Библе после долгого пребывания в плену.[400] Более удачливый Унамон после долгих переговоров покидает порт с грузом леса, но этим он обязан покровительству своего бога, Амона Дорожного, которого, к счастью, привез с собой.[*61]
Следует, правда, признать, что история Унамона – случай особый. Верховный жрец Амона поручил ему доставить лес для священной ладьи этого бога, которая в середине сезона разлива ходила по Нилу между Карнаком и Луксором в сопровождении огромных ликующих толп на берегу. Сначала Унамон отправился в Танис к Смендесу и его супруге Тентамон: их еще не признали официально царем и царицей, но они уже были хозяевами страны. Ему снарядили судно с капитаном Менгебетом во главе, и менее чем через пятнадцать дней он вошел в Средиземное море. Он пристал в Доре, городе чекеров,[*62] и, пока здесь грузили на борт небольшой запас провизии – пятьдесят хлебов, кувшин вина и бычью лопатку, – один из его матросов сбежал с корабельной казной, где было пять дебенов золота и тридцать один дебен серебра. В страшном волнении Унамон приходит к царю Бедеру и сообщает ему о своей беде.
Отвечает ему Бедер:
«Серьезен ли ты, шутишь ли ты? Ведь смотри, я не понимаю [ничего] в этой речи, которую ты сказал мне. Если бы вор, который принадлежит моей стране, спустился на твое судно и похитил твое серебро, я бы возместил его тебе из моей кладовой до того, как найдут твоего вора по имени его. Воистину, что касается вора, обокравшего тебя, – твой [человек] он, он принадлежит твоему судну. Проведи несколько дней здесь у меня, и я поищу его».
Как видим, ответ прямой и честный. Однако прошло девять дней, но ни вора, ни денег не отыскали. Унамону удалось занять тридцать дебенов серебра, в Тире он нашел корабль и прибыл на нем в Библ.
Двадцать девять дней царь Чекербаал отказывался его принять. Он уступает только после того, как Амон, фиванский бог, вселяется в юношу из царской свиты и его устами приказывает царю: «Призови бога всевышнего! Призови посланца Амона, который с богом. Это Амон послал его».
На следующий день Унамон поднимается по ступеням дворца; он видит, что царь сидит спиной к балкону, за которым вздымаются волны Средиземного моря. Аудиенция проходит не очень дружественно. Вместо того чтобы прибыть как официальный посланник на корабле царя Смендеса и предъявить свои верительные грамоты, Унамон приплыл без всяких документов на случайном попутном судне. Унамону удается объяснить, что он прибыл за лесом для священной ладьи Амона-Ра, царя богов. Царь отвечает ему: «Если ты дашь мне [необходимое] для выполнения его [поручения], я выполню его. Воистину выполняли мои [отцы] это поручение; после того как приказал фараон, да будет он жив, невредим и здоров, чтобы доставили шесть судов, которые были гружены добром Египта, они выгрузили их в свои кладовые. [А] ты, что же доставил ты мне, именно мне?»
Спор продолжался.
«Он приказал, чтобы принесли поденные записи его отцов. Он приказал, чтобы огласили их передо мной; они нашли 1000 дебенов всякого серебра в его записях. Он сказал мне: „Если бы правитель Египта был владыкой моей [страны], а я также его рабом, разве приказал бы он, чтобы доставили серебро и золото, говоря: „Выполни поручение Амона“. Разве [это] царский дар – [то, что] они делали моему отцу? Что же касается меня, именно меня, разве я твой раб? Разве я также раб пославшего тебя?“»
