Валерий Замыслов - Горький хлеб (Часть 7)
- Велика ли боярщина нонче по жатве, батюшка?
- Как и в прежние годы, Мокеюшка. Три дня - на княжьем поле, три дня на мужичьем. А в воскресенье - богу молиться, - пояснил приказчик.
- Обижен я на тебя, отец родной, - вдруг сокрушенно вздохнул челядинец.
- Что с тобой, сердешный? Отродясь на меня в обиде не был, повернувшись к Мокею, недоуменно глянул на него Калистрат Егорыч.
- Пошто Афоньку не позволяешь мне пытать, батюшка? Я бы мигом ему язык развязал.
- У него и без того язык, как чертово помело. Всей вотчине его не перекалякать. Не сумеешь ты его перехитрить, Мокеюшка. А бить зачнешь мигом богу душу отдаст. Худобу сечь надо умненько, сердешный. Мамона из лесу жду. Застрял он там чего-то. Князь-то его даже на крымца не взял. Ежели по всем деревенькам да погостам прикинуть, то, почитай, половина вотчинных мужиков в бега подались. Серчает Андрей Андреевич на Мамона. Шибко плохо он крестьян вылавливает. Ох, как я его поджидаю. Мамон не тебе чета, с воровским людом толковать умеет, Не сумлеваюсь, сердешный - про сундучок он все доподлинно от Афоньки изведает. Вот так-то, Мокеюшка.
Сердце старого пахаря не обмануло и на сей раз. Не зря предсказал Исай Болотников страду горестную.
На второй же день, когда мужики убирали свои загоны, в вотчину прискакал Якушка. Крестьяне уже давно приметили - ближний княжий челядинец обычно с добрыми вестями не является.
Якушка передал на словах приказчику новый княжий наказ:
- Всех мужиков снаряжай на княжье поле. И быть им на боярщине до скончания молотьбы.
- А как же мужичьи загоны, молодец?
- Поначалу - княжья нива, потом - мирская, Егорыч. Об этом Андрей Андреевич строго наказывал. А жито, что в амбарах, - продолжал Якушка, велено освободить под новый урожай. Старое зерно грузи на подводы и - в Москву. На торги князь хлеб повезет.
- Вон оно как, - неопределенно молвил приказчик.
- А правда ли, братец, что Иванка Болотников теперь у государя нашего служит? - с сомнением полюбопытствовал Мокей.
- Доподлинно так, православные. В стремянные холопы князь Иванку записал. Отъехал ли в Москву Болотников?
- На ниве он, сердешный. С Исайкой овес жнут.
- Вот дурень! Разгневается на него Андрей Андреевич, - сказал Якушка и, взмахнув нагайкой, поскакал к мирским загонам.
Калистрат Егорыч присел на крыльцо и принялся озабоченно размышлять о княжьих поручениях. Непростое это дело. Мужики и без того ходят злые, взропщут. По весне вон как взбунтовались. Трудненько их будет со своих загонов согнать. И с обозом может выйти проволочка. В сусеках поболе трехсот четей хлебушка лежит. Выходит, полсотни подвод надо. Почитай, все село поднимать придется. А мужикам лошаденки, ох, как надобны! Нелегко будет их в Москву с обозом снарядить. Да что делать. Умри, а княжью волю выполняй.
Долго восседал на высоком крыльце Калистрат Егорыч. Прикидывал в уме, загибая пальцы. И наконец позвал Мокея.
- Завтра, как только Исай со своими на ниву уйдет, обойди самолично все остальные избы. Покличь мужиков к моему двору да батюшку Лаврентия позвать не забудь.
- А што жа Исайку не звать? Он и сам придет.
- Не придет, Мокеюшка. Исайка с первыми петухами на ниву уходит. А другие мужики еще дрыхнут. Болотниковы - смутьяны, помешать моим помыслам могут. Знаю их, нечестивцев. Без них обойдемся. Уразумел, сердешный?
- Здоров будь, Иванка!
- Здорово, друже.
- Садись на коня. В Москве нонче весело. К князю поедем. Чего среди мужиков застрял?
Болотников отложил косу и, шурша по свежей стерне пеньковыми лаптями, вышел на межу к Якушке, вытер краем шапки крупные капли пота с лица.
- Экий ты неприглядный, братец. В рубахе дырявой, лапти обул. Пошто княжий наряд скинул?
Иванка положил тяжелую руку на плечо челядинца, глянул ему прямо в глаза и сказал твердо:
- В Москву я не вернусь, Якушка. В селе останусь. Здесь мое место. Не по душе мне жизнь холопья. А кафтан да сапоги из юфти отвези назад князю.
Якушка изумленно присвистнул, покачал головой и вымолвил уже недружелюбно:
- Не понять мне тебя, парень. Но одно скажу - князь Андрей Андреевич на тебя крепко разгневается. Быть тебе в железах. Одумайся, Иванка.
- В селе останусь, друже.
- Ну, как знаешь, парень. Только кафтан твой не повезу. Сам князю доставишь, - рассердился Якушка и поскакал к селу.
Глава 78
КАЛИСТРАТОВА ХИТРОСТЬ
Утром возле приказчиковой избы сошлось все село. У самых ворот, на телеге стоял большой пузатый бочонок с выбитым днищем да кадушка с огурцами.
Из храма Ильи Пророка показался дородный батюшка Лаврентий в красном подряснике и епитрахиле.
Мужики, недоумевая, расступились, пропуская святого отца к телеге, где его поджидал приказчик.
Батюшка Лаврентий, повернувшись лицом к примолкшей толпе, трижды осенил прихожан крестом, изрек напевно:
- Мир вам, православные. Даруй, господь, пастве своей доброго житья.
- Спаси тебя Христос, батюшка. Осподь не забывает нас и дарует всего понемногу - и горя, и лиха, и винца доброго, хо-хо, - выкрикнул из толпы пьяненький чернявый мужик.
Калистрат Егорыч погрозил мостовому сторожу кулаком.
- Не встревай, Гаврила, когда святой отец глаголит. Вижу, плохо ты княжье дело сполняешь. Завсегда с сулейкой бродишь, божий храм забыл, псаломщика Паисия бранными словами изобидел, посты не соблюдаешь. Еретик, одним словом.
Приказчик, почтительно поклонившись Лаврентию, взобрался на телегу и заговорил умильно:
- С началом зажинок вас, ребятушки. Хлебушек нонче знатный выдался. Будет с чем матушку зиму зимовать. Так что возрадуемся, сердешные, да по ковшу выпьем винца с зачином.
Мужики озадаченно переглянулись.
- У нас зачин вчера был, Егорыч. Припоздал ты малость, - обмолвился Семейка Назарьев.
- Простите меня, сердешные. Замешкался я на княжьем угодье с бобылями. Подходите к бочонку, ребятушки:
Страдники недоумевали. Сколь не живут, а такой щедрости от скаредного приказчика не видели.
- Неспроста нас черт лысый винцом угощает. Затеял чего-то, - с сомнением высказал Семейка и завертел головой, выискивая глазами Исая Болотникова. Но того почему-то среди мужиков не было.
- Чего застыли православные? Пей досуха, чтоб не болело брюхо! весело прокричал обрадованный приказчиковой милостью Гаврила, проталкиваясь к телеге.
Перекрестился, зачерпнул полный ковш, выпил, блаженно крякнул и соленым огурчиком захрустел. Потянулся было снова к бочонку.
- Погодь, сердешный. Вначале всем по едину, - осадил разошедшегося питуха приказчик и шепнул что-то батюшке Лаврентию на ухо.
Святой отец шагнул в толпу и остановился супротив Семейки Назарьева.
- Осуши винца, сыне божий. Да ниспошлет тебе господь страды благодатной.
Семейка замешкался. Ох, не без хитрого умысла крестьян винцом потчуют. Хоть бы Исай появился. Он бы разгадал приказчикову премудрость и на разум мужиков наставил.
- Чего же ты, сыне? Сие богом перед страдой дозволено. Я тебя благословляю.
Семейка помялся, помялся, да так и пошел к телеге. Куда денешься, когда сам поп тебя крестом осеняет.
Выпил Семейка. А за ним дружно потянулись к бочонку и другие страдники.
"Вот и добро, сердешные. Винцо-то крепкое, из княжьего подвала. Мигом головушки затуманятся, хе-хе", - удовлетворенно хмыкал про себя Калистрат Егорыч.
Когда мужики выпили по доброму ковшу, суровые их лица разомлели, языки развязались, и на душе стало полегче. Даже извечные заботы стали уплывать куда-то в сторону.
После второго ковша Калистрат Егорыч сказал захмелевшим селянам княжье повеление. Мужики было загорланили, недовольно загалдели. Но ядреное винцо сделало свое дело. После третьего захода страдники с песнями повалили на господскую ниву.
- Бога бойтесь, князя чтите! - напутствовал их батюшка Лаврентий, хвативший также чарочку, угодливо поднесенную приказчиком.
- Ловко же ты мужиков объегорил, батюшка, - промолвил приказчику Мокей.
- Покуда бог умишком жалует, сердешный.
- Однако мужики на ниве проветрятся и в ярь войдут. Не сбегут ли на свои загоны? - усомнился челядинец.
- Коли всем селом княжью ниву жать пошли - не сойдут. Грешно мирское слово рушить. А в случае чего - горлопанов в застенок сволокем, сердешный.
Глава 79
ИЛЬЯ РАЗГНЕВАЛСЯ
Дни стояли душные, жаркие. Хоть бы один дождь выпал. И всю эту неделю мужики ходили на постылую боярщину злые, на чем свет браня изворотливого приказчика.
- Прельстил вас вином Калистрат, дурни, - хмуро ронял среди страдников Исай Болотников. Ему тоже пришлось выйти на княжье поле: куда мир - туда и ты ступай. Так приказчик и сказал.
- Не устояли, Парфеныч, - виновато и удрученно разводил руками Семейка Назарьев. - Стосковалась душа до винного ковша. А когда в башку хмель ударит - разум вон вылетает. Вот и облапушил нас, черт лысый.
- Век живу, а такой жатвы не видел. Лютует князь. В других-то вотчинах мужики по два дня на боярское поле ходят, - вымолвил старый крестьянин.
