Нина Бодэн - Кэрри во время войны
- Ох, извините, я и не подумала! Да это и не имеет значения, если вы будете ходить только по дорожке.
По самой середине покрытой ковром лестницы шла белая дорожка. По ней они и зашагали наверх. Оглянувшись, Кэрри увидела следы, которые оставляли резиновые подошвы их башмаков, и почувствовала себя виноватой, хотя ее вины в этом не было.
- Она считает нас бедными, - зашептал Ник, - такими бедными, что у нас даже нет тапочек. - И он хихикнул.
Вполне возможно, решила Кэрри. Ник умеет отгадывать чужие мысли. Но смешно ей не было. Кругом царила такая чистота, что ее взяло отчаяние. В этом доме, решила она, и дотронуться-то до чего-нибудь страшно обязательно останутся следы. Дышать и то боязно: выдохнешь и чего-нибудь испачкаешь!
- Что ты сказал, милый? - спросила мисс Эванс у Ника, но, не дождавшись ответа, продолжала: - А вот ванная. - И с гордостью добавила: - У нас горячая и холодная вода и самая настоящая канализация. А ваша комната рядом.
Это было крохотное помещение с двумя узкими кроватями, разделенными ручной работы ковриком на полу. Шкаф, плетеный садовый стул и в большой рамке на стене изречение "Око божье все видит" составляли все его убранство.
Мисс Эванс заметила, что Кэрри смотрит на изречение.
- Мой брат очень набожный человек, - объяснила она. - Поэтому по воскресным дням вы должны себя вести примерно. Никаких игр, никакого чтения. Кроме Библии, разумеется.
Дети смотрели на нее во все глаза.
- Вам, наверное, это кажется странным, но лучше сразу во всем разобраться, правда? - застенчиво улыбнулась она. - Мистер Эванс человек добрый, но он очень строг в отношении поведения, чистоты и аккуратности. Грязь и неаккуратность, говорит он, оскорбительны для господа бога. Но вы будете вести себя примерно, правда? По-моему, вы хорошие дети.
Она почти просила их быть послушными, чтобы самой не попасть в беду. Кэрри стало ее жаль и в то же время как-то совестно. Они с Ником не отличались особой аккуратностью. Дома, в их теплой квартире, где царил вечный беспорядок, никто не требовал от них аккуратности. Милли, их прислуга, всегда подбирала за ними игрушки, стелила им постели и вешала в шкаф их вещи.
- Мы постараемся вести себя примерно, мисс Эванс, - сказала Кэрри.
- Зовите меня тетей Луизой, - предложила мисс Эванс. - Или тетей Лу, если так легче. А моего брата лучше называть "мистер Эванс". Он ведь член муниципального совета. - Она помолчала и с той же гордостью, с какой демонстрировала им ванную, добавила: - Мистер Эванс - очень важная персона. Сейчас он на заседании муниципального совета. Наверное, нам лучше поужинать до его прихода, правда?
Они сытно поужинали яйцами и молоком со свежим хлебом на кухне, которая выглядела такой же чистой, как и остальной дом, но более веселой, благодаря большой плите, раскаленной, словно горнило доменной печи. Мисс Эванс не ела вместе с ними, а стояла у стола, словно официантка в ресторане, убирая тарелки в раковину, как только они пустели, и подметая крошки с пола еще до того, как было допито молоко. Она ни разу не сказала: "Пожалуйста, побыстрее" или "Побыстрее, пожалуйста!", но в этом и не было необходимости. Губы ее шевелились, будто она произносила эти слова про себя, глаза то и дело обращались к стоявшим на полке часам, а на щеках проступили от волнения красные пятна.
И дети тоже стали нервничать. Когда она предложила им пойти спать, они с радостью покинули кухню, куда с минуты на минуту должен был прибыть важный член муниципального совета мистер Эванс. Как только они поднялись наверх, мисс Эванс следом за ними скатала белую дорожку.
- Мистеру Эвансу не нравится эта дорожка, - объяснила она, поймав взгляд Кэрри. - Я кладу ее, когда его нет дома, чтобы ковер был чистым. Это новый ковер с красивым пушистым ворсом. Мистер Эванс боится, что он быстро затопчется.
- А как же тогда подниматься наверх? - спросил Ник. - Ходить по потолку или летать, как птица?
- Разумеется, разумеется... - чуть напряженно засмеялась мисс Эванс. Конечно, вам иногда придется ходить по нему, но, надеюсь, не слишком часто. Мистер Эванс считает, что дважды в день достаточно. Видите ли, если мы четверо поднимемся и спустимся два раза в день, утром и вечером, то это составит шестнадцать раз, а по мнению мистера Эванса, этого вполне хватит. Поэтому, если вы постараетесь утром не забывать все нужные вам в течение дня вещи...
- Но уборная-то наверху, - возмутился Ник.
- Да, милый, я помню, - виновато отозвалась она. - Видите ли, в конце двора есть еще одна уборная. Мистер Эванс, разумеется, ею не пользуется, человек в его положении не может позволить себе, чтобы люди видели, как он туда идет, да еще когда всем нашим соседям известно, что у нас в доме есть уборная, но я пользуюсь ею, потому что хотя это просто выгребная яма, тем не менее она удобная и чистая.
У Ника был такой вид, будто он не верит собственным ушам.
- Как интересно, правда, Ник? - легонько подтолкнула его локтем Кэрри. - Прямо как на ферме, где мы жили прошлым летом.
- А пауки? - При этом воспоминании глаза Ника округлились от ужаса. Там были пауки.
- Божьи твари, - заметила мисс Эванс, - как и ты, мой дорогой.
- Нет, не как я! Вовсе не как я! - закричал Ник, задыхаясь от возмущения. - Я не ползаю, медленно перебирая сотнями ног, не ем на обед мух и не вытягиваю из своего живота нить, чтобы ткать паутину. Пауки гадкие, противные, отвратительные...
- Пошли в ванную, - сказала Кэрри, силой вталкивая его туда. - Если ты сейчас же не замолчишь, я налью тебе за шиворот холодной воды.
Она закрыла дверь. Ник мгновенно замолчал. Холодной воды он боялся не меньше, чем пауков. Мисс Эванс робко прошептала из-за двери:
- Пожалуйста, мои милые, побыстрее, время идет...
Но они не могли управиться быстро, потому что на втором этаже не было электричества, и Кэрри пришлось держать в руках свечу. В тусклом свете свечи она никак не могла разыскать полотенце Ника, а ее полотенцем он ни за что не стал бы пользоваться. Зубную же пасту мама завинтила так туго, что крышка никак не отвинчивалась.
- Придется на этот раз лечь, не почистив зубы, - сказала Кэрри.
- Не лягу. У меня во рту противно и гадко. Грязно, гадко и отврати...
Внизу хлопнула дверь, и он замолчал на полуслове. Глаза его превратились в черные ямы.
- Ой! - прошептал он. - Кэрри...
Ее сердце тоже прыгало в груди, как теннисный мяч.
- Пойдем, - сказала она и вывела его из ванной.
Мисс Эванс стояла возле двери.
- Ложитесь, - прошептала она, подталкивая их перед собой. А потом принялась метаться взад и вперед, как напуганная мышь, подбирая вещи, которые они уронили: одежду в спальне, зубную пасту в ванной. - О господи! - бормотала она, - о господи!..
- Лу! - раздался мужской голос. - Лу, куда ты запропастилась?
- Иду, Сэмюэл, - отозвалась мисс Эванс с площадки. - Одну минутку.
- Что ты там делаешь? Так я и знал: как только меня нет дома, ты бегаешь вверх и вниз, топчешь ковер на лестнице...
Кэрри благополучно улеглась и задула свечу. Мисс Эванс закрыла дверь.
- Суетишься и что-то прячешь, - продолжал громкий и грозный голос. Вверх и вниз, взад и вперед, туда и сюда, суетишься и что-то прячешь...
В комнате было черным-черно, даже сквозь окна не проникал свет, потому что они были наглухо зашторены. Дети неподвижно лежали во тьме, прислушиваясь к реву мистера Эванса и тоненькому писку его сестры. "Будто мышь разговаривает со львом", - подумала Кэрри. Потом раздались тяжелые шаги по коридору. Хлопнула еще одна дверь, и наконец все стихло.
Несколько минут они не решались произнести ни слова. Затем Ник сказал:
- Я хочу к маме.
Кэрри вылезла из постели и, ощупью добравшись до его кровати, легла к нему. Он прижался к ней, обхватив ее руками, как осьминог, и уперевшись холодными коленями ей в живот.
- Хочу домой, - захныкал он. - Мне здесь не нравится. Не хочу жить в безопасности. Хочу к маме, к Милли и к папе.
- У тебя есть я, - Кэрри обняла его. Так было менее страшно. - А утром все будет хорошо.
Он дрожал от страха и холода.
- Он, наверное, людоед, Кэрри, - прошептал он ей на ухо. - Настоящий людоед, страшный и гадкий.
3
Разумеется, никаким людоедом член муниципального совета Сэмюэл Айзик Эванс не был. А был он высоким, худым, малоприятным человеком с громким голосом, бесцветными глазами навыкате и торчащими из ноздрей пучками жестких волос.
И еще он был крикуном. Он кричал на свою сестру. И даже на своих покупательниц, заставляя брать ненужные им товары, отказывая в тех, что действительно требовались.
- Берите или убирайтесь, - говорил он. - Вам что, неизвестно, что идет война?
Он попытался бы застращать и детей, если бы заметил, что они его боятся. Но Кэрри, хотя и немного робела перед ним, старалась этого не показать, а Ник вообще не испытывал никакого страха. Ник боялся людоедов, пауков, крабов, холодной воды, зубного врача и темноты, но людей он боялся очень редко. Вероятно, по той причине, что до встречи с мистером Эвансом ему просто некого было бояться, но и его он не боялся, даже после той первой страшной ночи, потому что у мистера Эванса была вставная челюсть, которая чмокала, когда он разговаривал.
