Лилиан Крете - Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»
Разъяренный Кейси потребовал от Кинга опубликовать опровержение и извинение. Тот отказался. Меньше чем через час после этого он уже валялся на улице Монтгомери с пулей в груди. Его агония длилась шесть суток.
И тогда население Сан-Франциско, как и в 1851 году, взбунтовалось. Убийство Кинга требовало возмездия. В считанные часы собрался комитет бдительности, и за два дня в него записались еще 3 500 человек, среди них многие служили в милиции штата. Горожане были настроены на линчевание. Друзья Кейси, осознавшие грозившую ему опасность, упрятали его в тюрьму.
Восемнадцатого мая горожане, возглавляемые комитетом, начали штурм тюрьмы. Перед ее воротами была установлена пушка, и Уильям Коулемен, ставший во главе комитета бдительности, дал шерифу Скейнеллу пять минут на то, чтобы тот выпустил обоих заключенных — Кейси и Кора. Коулемен вынул из кармана часы и стал считать минуты. Точно через пять минут ворота распахнулись. Кору и Кейси привели в штаб-квартиру комитета, и 20 мая начался их процесс.
В тот день после полудня умер Джеймс Кинг Уильмский. Сан-Франциско погрузился в траур. Закрылись все магазины, все рабочие прекратили работу, улицы оделись в черный креп, зазвонили колокола всех церквей. Похороны смелого журналиста состоялись 22 мая и прошли необыкновенно торжественно. Говорят, что за катафалком шли тридцать тысяч человек. А когда публика в слезах выходила из церкви, направляясь на кладбище, все увидели на виселице тела Кейси и Кора. Для казни убийц комитет выбрал час похорон.
Члены комитета заседали полгода и отправили к праотцам еще двоих убийц — англичанина Хезерингтона и нью-йоркского бандита Филендера Брейса, изгнали из Калифорнии многих неблагонадежных людей, провели чистку и организационные преобразования в местных политических учреждениях и положили конец коррупции в среде чиновников. Деятельность комитета бдительности, замечает Дэниел Леви, «привела к сближению на муниципальных выборах всех добропорядочных граждан без различия их политических убеждений и создала условия для рождения народной партии, не требующей от кандидатов ничего, кроме высоких нравственных качеств и компетентности, способствовала созданию в городе мощной управленческой структуры»(34).
Глава VIII. Религия и образование
Американцы — люди набожные. Независимо от принадлежности к той или иной секте их привязанность к христианству и христианским нравственным ценностям очень глубока. Можно сказать, что завоевание нетронутых земель американского континента происходило с Библией в одной руке и с ружьем — в другой. Бог всюду сопровождал первопроходцев, был светом, освещавшим им путь в неизвестное. Не имея культовых зданий, они часто довольствовались чтением Библии в кругу семьи, а некоторые не делали и этого. Тем не менее суббота как день отдыха соблюдалась не меньше, даже если религиозные обряды этого дня сводились к чтению молитвы об отдыхе.
Калифорния не была исключением, но по воскресеньям, как мы уже видели, предавалась самому разнузданному разгулу. В этот день люди, далекие от того, чтобы воздавать хвалу Господу, давали волю самым низменным инстинктам, и можно даже сказать, что Бог оставался за дверьми этого Эльдорадо.
Действительно, хроники, письма и документы, касающиеся «золотой лихорадки», криком кричат о пьянстве, варварстве, ожесточенности, роскоши и духовной нищете. В письме, адресованном пастору Исааку Овену 26 сентября 1849 года, директор Конференции методистской миссии в Орегоне и Калифорнии Уильям Роберте пишет: «О, расскажите же мне об этой греховной земле, обуянной золотом и смертью. Возможно ли там спасение?»(1)
На первый взгляд Калифорния представлялась какой-то сумрачной землей. Однако порочной мерзости она постепенно стала противопоставлять христианские ценности. Там расцветали добрые нравы и набожность, семьи вели добропорядочную и безмятежную жизнь, черпая поддержку не в алкоголе, а в слове Божием. Начиная с 1850 года в Сан-Франциско было уже несколько пасторов, полных решимости изменить жизнь горожан и вдохнуть в город недостающую ему духовность.
Заботы пастора-миссионера были самыми широкими, и возлагавшаяся на него задача обычно выходила далеко за границы его прямых обязанностей. Он был каменщиком и плотником, миссионером и учителем, должен был лечить больных, помогать бедным, утешать скорбящих, кормить голодных, давать приют бездомным. Несмотря на некоторое соперничество, отношения между различными сектами были терпимыми. Христианское братство не было пустым словом. Первоприбывшие протягивали руку помощи новичкам. Церковь была открытым для всех домом Божиим в большей степени, чем домом пастора.
Католики демонстрировали протестантам удивительную доброжелательность. Так, преподобный Уильям Тейлор, которому были нужны деньги для строительства методистской церкви, встретил священника из Сан-Франциско. «Я дам вам сто долларов, — сказал ему святой отец, — я католик… С тех пор как были построены церкви, и в них стали проповедовать Евангелие, суббота стала выходным днем: уважаемые коммерческие дома закрыты, и бега теперь проходят за городом. Я думаю, что увеличение количества церквей — это самый лучший способ исправления общества»(2). Количество церквей действительно росло: семь в 1850 году, тридцать три в 1856-м, в том числе семь католических храмов. Были церкви для французов, немцев, для цветных и китайцев, а также для матросов. В католической церкви на улице Вальехо обедню читали каждый раз на английском, испанском и французском языках.
Первый протестантский пастор прибыл с Сандвичевых островов. Это был пресвитерианский миссионер по имени Т. Дуайт Хант. Он высадился в Сан-Франциско 29 октября 1848 года. Тремя днями позднее Ханту было предложено видными представителями «всех религиозных сект» остаться в их добром городе в качестве капеллана, с жалованьем 2500 долларов в год(3). Поскольку в Сан-Франциско тогда не было еще ни одной церкви, в храм превратили небольшую школу на Портсмутской площади, и в ней каждое воскресенье в 11 часов утра и в половине восьмого вечера проходили службы. В эти часы в храме яблоку было негде упасть. Четыре миссионера прибыли из Нью-Йорка в начале 1849 года: баптистский пастор, преподобный О. К. Уиллер, поначалу расположился в Сан-Франциско, а потом переехал в Сакраменто, преподобный Вулбридж, пресвитерианец старой школы, уехал в Беницию, преподобный С. X. Уилли, принадлежавший новой пресвитерианской школе, полтора года прожил в Монтерее, перед тем как поселиться в Сан-Франциско.
Затем в июле приехал конгрегационалист преподобный Дж. А. Бентон, отправившийся из Сакраменто. Потом пришла очередь ступить на калифорнийскую землю методистам, этим пламенным проповедникам: Исаак Овен отправился по дороге Равнин, и в сентябре 1849 года прочел свою первую проповедь под дубом в Грас Велли. Уильям Тейлор после долгого пути через мыс Горн высадился в Сан-Франциско 21 сентября того же года. Его, человека незаурядного, намного более популярного в сравнении со священниками Сан-Франциско, называли «Калифорнийским Тейлором». Он в течение семи лет сражался с «ухмылками» калифорнийского дьявола. Делал он это с пылом. Слово «поражение» ему было совершенно не знакомо. Он боролся, несмотря ни на что, сохраняя мужество и оптимизм и больше, чем другие слуги Господа, участвовал в духовном возрождении общества.
Проповеди на Плаза
Преподобный Тейлор приехал в Сан-Франциско с супругой и дочкой Осеаной. Высадившись на берег, он поинтересовался, есть ли в Сан-Франциско методисты, и узнал, что «в этих краях не было ни одной живой души, которая называлась бы таким именем»(4). Однако в баптистской церкви преподобного Уиллера, являвшей собою нечто вроде дощатой хижины с крышей из голубой хлопчатобумажной ткани, уже в день прибытия Тейлор прочитал свою первую проповедь.
Городские нравы, не говоря уже о стоимости жизни в Сан-Франциско, привели священника в ужас. Было совершенно очевидно, что при запредельных ценах на жилье поселиться здесь он не мог. Он объяснил разочарованным жителям города: «Объединение миссий не может содержать человека в Калифорнии». Какая-то добрая душа из жалости приютила его на месяц, великодушно предоставив в его распоряжение дом, годовая аренда которого стоила 4800 долларов.
Поскольку оплачивать аренду Тейлор не мог, он решил построить собственный дом. В компании с «братом из Миссури» Александром Хетлером он немедленно отправился за двадцать пять километров в Редвудс, что на другой стороне залива, и начал рубить лес для строительства. Он работал несколько недель, изготовил «три тысячи штук дранки» и обменял их на двадцать пять балок длиной 5,1 м. Купил обструганные доски длиной 1,8 м, подравнял их ножом и таким образом, пишет он, «собрал все материалы, необходимые для одноэтажного дома размером 5 на 6,5 м, за исключением пола, дверей и окон». Двери он купил по «божеской» цене — 11 долларов за штуку, а окна размером 25 на 30 см обошлись ему по 1 доллару(5).
