Витольд Новодворский - Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582
Однако в самом письме царя заключалось полномочие продолжать переговоры, очевидно, на условиях незначительных уступок в Ливонии. Послы и стали действовать в таком духе. Получив на торжественной аудиенции у короля согласие на возобновление переговоров, они заявили сначала на совещании с сенаторами, которых король назначил для этой цели[658], что желают узнать, на каких условиях король готов заключить мир, но получили уклончивый ответ. Тогда они сказали, что могут с своей стороны представить только те условия, которые они предлагали в Невеле. Вследствие этого возникли долгие и бесплодные прения. Сенаторы напомнили послам, что невельские условия уже весьма решительно были отвергнуты королем. Как же он может принять их теперь, когда он произвел уже значительные издержки на продолжение борьбы, виновником которой является московский государь? Послы стояли на своем; они хотели узнать предварительно, что с своей стороны может и желает предложить король. Ввиду этого виленский каштелян Волович заявил, что уступка всей Ливонии представляет собою необходимое условие, которое легко устранит иные препятствия, мешающие заключению мира. На это послы возразили, что об уступке Ливонии они и подумать не смеют и могут предложить королю еще один только замок Вольмар. Эта уступка показалась сенаторам смешной. Московский государь отнял у Речи Посполитой как бы одним ударом обширные области, а теперь послы его как бы в насмешку уступают по одному замку. Кончилось тем, что король пригрозил посольству отправкой назад, если оно будет дальше поступать подобным образом. Но угроза не произвела желанного впечатления, поэтому переговоры были прерваны и послы отвезены за Вислу, в местечко Брудно, туда, где было их местопребывание[659].
Король прервал переговоры, но приводить свою угрозу в исполнение считал еще пока делом преждевременным, так как он не был уверен, поддержит ли его сейм настолько, что можно будет энергически продолжать войну: вопрос о налогах пока еще только обсуждался, но не был разрешен окончательно.
Вследствие этого посольству дана была особая аудиенция (13-го февраля) и устроено новое совещание об условиях мира, но и оно не привело ни к какому результату. К прежним уступкам послы прибавили еще крепости Режицу, Люцен и Мариенгаузен[660], наконец, согласились отдать королю все те крепости, которыми Иоанн завладел в Ливонии со времени вступления Батория на польский престол, однако под условием возвращения царю тех пунктов, которые Баторий в прошлом году завоевал. Переговоры снова были прерваны, и Баторий мог их уже прервать окончательно, так как он добился от сейма одобрения такого налога, какого он желал. Сначала был отпущен (16-го февраля) московский гонец Репчук Климентьев, через которого Баторий переслал Иоанну письмо с заявлением, что мириться с ним он не может, ибо в Ливонии остаются еще царские люди[661].
Затем последовал отпуск послов. Они просили разрешить им еще раз посовещаться с сенаторами и, получив это разрешение, заявили, что готовы уступить — вопреки своим полномочиям — небольшие замки Салис и Перкель. В заключение они сделали попытку заключить перемирие на полгода на условиях uti possidetis[662]. Но, конечно, эти предложения были отвергнуты. Мало того, при самом отпуске послов Баторий дал им понять, что теперь одна Ливония его не удовлетворит, что придется московскому государю свести с ним еще иные счеты, ибо он считает северскую область, Смоленск, Псков и Великий Новгород своей собственностью[663]. Это заявление не было со стороны Батория простой только дипломатической угрозой, высказанной с той целью, чтобы сделать противника уступчивее; в случае успеха на театре войны оно могло бы обратиться в требование sine qua пои заключения мира[664].
Таким образом, продолжение войны было неизбежно. В действительности же военные действия и не прекращались. Еще зимой 1580 года начальник великолуцкого гарнизона Филон Кмита устроил экспедицию под крепость Холм в отместку за нападение, которое произвели холмские казаки на великолуцкую область. С этой целью он выслал отряд в 1000 с лишком человек под начальством Вацлава Жабки. Высланные напали на Холм в самый день Рождества Христова, зажгли город и совершили в нем и в его окрестностях сильное опустошение. Холмский воевода Петр Иванович Барятинский вступил было с командирами экспедиции в переговоры, прося их не совершать опустошений и людей не губить, ибо государь его с их государем хочет мир соблюдать и новое посольство собирается к нему отправить; кроме того, указывал им на то, что царь приказал крепко-накрепко войны с польским королем не начинать, на что получил в ответ список тех казаков, которые произвели вышеуказанное нападение на окрестности Великих Лук[665]. Затем крепость была подожжена и принуждена сдаться вместе со старшим воеводой Петром Ивановичем Барятинским, меньшим воеводой Панаком[666], стрелецким головою Михаилом Зыбиным, сотней детей боярских и 600 стрельцов[667].
В Холме отряд разделился на две части: одна направилась к Новгороду, другая — к Руссе, предаваясь грабежу, захватывая в плен жителей и убивая их в случае сопротивления; первая дошла до города Дубно (в 12-ти милях от Новгорода), вторая приблизилась к Руссе на расстояние в 10 миль.
В это же время Георгий Сибрик, начальник гарнизона, стоявшего в Заволочье, завладел крепостью Воронечем, которая находилась при впадении реки Усовки в реку Великую. Жители Воронеча принесли было уже присягу на подданство Баторию. Тогда один московский отряд решил наказать их за это и вместе с тем не допустить, чтобы враг завладел крепостью. Но Сибрик, предупрежденный об этом из Воронеча, двинулся на Москвитян, разбил их и поставил в Воронече свой гарнизон[668].
В то же самое время войско, расположенное в Ливонии, взяло замок Смильтен и опустошило сильно окрестности Дерпта[669], а венгерский гарнизон Невля произвел набег на соседние московские земли, разграбил их и захватил в плен двух воевод[670].
Несколько позже (в марте 1581 г.) Кмита, побуждаемый успехом нападения на Холм, задумал взять город Руссу, которая славилась своими богатыми соляными зарницами и обширною торговлею.
При нападении на город он не встретил сопротивления со стороны его жителей, так что легко им завладел, пробыл в нем три недели и, разрушив его до основания, возвратился назад с громадной добычей[671].
Экспедиции эти сопровождались таким значительным успехом потому, что жители московских областей, напуганные победами Батория, не только не сопротивлялись нападавшим, но добровольно им подчинялись, а иногда брались даже за оружие против своих собственных соотечественников. Успех этих экспедиций ограничился не одной добычей; они расширили границы Речи Посполитой на несколько десятков миль далее.
Между тем Иоанн не принимал никаких действительных мер для защиты своих владений от врага; он даже вывел войска из пограничных областей, заперся в Александровской слободе и с прежним упрямством продолжал рассчитывать на успех своих обычных дипломатических переговоров, хотя положение государства было весьма печально: государственные чины, созванные им в конце 1580 года с той целью, чтобы решить вопрос, продолжать ли войну, или заключить мир, заявили, что воевать с врагом нет у государства ни сил, ни средств, и просили царя мириться с Баторием[672]. Несмотря на это, Иоанн продолжал придерживаться своей обычной политики проволочек и козней против врага. Он рассчитывал в этом году, как и раньше, на то, что сейм не даст надлежащей поддержки Баторию, а потому король не в состоянии будет вести энергическую борьбу. Царь, кажется, надеялся и на то, что ему удастся сорвать сейм[673]. С этою целью он содержал в Литве агентов, которых выдал королю боярин Давид Бельский, бежавший от царя к Баторию[674].
В переговорах же своих с королем о мире царь придерживался своей прежней тактики. Новое посольство[675], во главе которого стояли дворянин и наместник муромский Евстафий Михайлович Пушкин, дворянин и наместник шацкой Федор Андреевич Писемский и дьяк Иван Андреев, прибыв к Баторию в Вильну (24-го мая), повело переговоры обычным порядком: оно уступило королю сначала города Румборк и Вольмар, потом еще два-три замка и наконец заявило, что царь отдает всю Ливонию, за исключением Нейгаузена (Новгородка), Нейшлоста (Серенска), Неймюлена (Адежа), Ругодева или Нарева и желает, чтобы король возвратил ему назад Великие Луки, Холм, Велиж и Заволочье взамен за Полоцк, Озерище и Усвят[676]. На это Баторий ответил предъявлением следующих условий. Ливония должна быть уступлена вся без всякого исключения со всеми замками и со всей артиллерией, какая только в них находится. Король соглашается возвратить царю Великие Луки, Холм и Заволочье, но Себеж, стоящий на полоцкой земле, должен быть или отдан королю, или разрушен, за что в свою очередь король обязуется сжечь крепость Дриссу, находящуюся напротив Себежа. За военные издержки Иоанн обязан уплатить 400 000 золотых, согласиться не на перемирие, а на вечный мир, и включить в условия мирного договора шведского и датского королей. В заключение Баторий выражал желание иметь свидание с Иоанном в каком-нибудь пограничном пункте, чтобы договориться окончательно об условиях мира[677].
