Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
Как бы то ни было, смерть военачальника снова вывела Дмитрия Шуйского на главные роли. Командовать армией поручили именно ему. Навстречу, от Смоленска, двигался польский корпус Жолкевского. Хотя сил ему выделили мало, всего 6 тыс. Присоединилось еще столько же бывших тушинцев. Но Жолкевский был умелым полководцем, а царский брат, по своему обыкновению, действовал из рук вон плохо. Неосмотрительно разделил армию на несколько частей, а сам задержался – снова позвали шведов с отрядами наемников, их долго ждали.
Однако противник ждать не стал, решительным ударом смял далеко оторвавшиеся авангарды. Дмитрий раскачался, пошел на выручку. Для очередного ночлега полки встали у деревни Клушино. Но вели себя крайне беспечно, дозоры не выслали, свое расположение не укрепили. Жолкевский дерзко прошел лесными тропами через болота и внезапно обрушился на рассвете. Русские растерялись, но все-таки укрылись за телегами, отстреливались. При этом наемники, стоявшие отдельно, оказались отрезанными от них. Жолкевский быстро сориентировался и просто перекупил иноземцев. Они изменили очень охотно, бросились грабить русский обоз. Дмитрий Шуйский запаниковал, приказал отходить и сам побежал первым. После этого и подчиненные покатились удирать. Главнокомандующий потерял в лесу коня, утопил в болоте сапоги. Появился в Можайске босиком на крестьянской кляче, на все расспросы отвечал, что все пропало.
Гибель Скопина и позорный разгром вызвали по стране волну возмущения против Шуйских. Многие города вновь стали переходить на сторону Лжедмитрия. Все прежние беды связывали с поляками – сейчас их возле «царика» заметно поубавилось. Его воинство вновь стало расти, воодушевилось и настолько осмелело, что вторично появилось под стенами Москвы. Впрочем, у Вора насчитывалось лишь 10 тыс. человек, и значительную часть из них составлял разный сброд. Штурмовать столицу с такими силами было слишком несподручно.
Но и Москва бурлила. Недовольных организовывал против Шуйского брат рязанского лидера Захар Ляпунов. В город пробрались и посланцы из-под Смоленска во главе с Иваном Салтыковым, подбивали народ за Владислава. А из стана Лжедмитрия к москвичам приехал «боярин» Дмитрий Трубецкой с несколькими предводителями. Предложили поладить миром. Дескать, вы «ссадите» Шуйского, а мы – Вора и кончим междоусобицу, вместе выберем нового царя. Для заговорщиков это стало прекрасным предлогом. Ляпунов и Салтыков вели агитацию в совершенно разных направлениях, но сейчас объединили усилия. Взбудоражили народ, привели толпы в военный лагерь за Серпуховскими воротами и провозгласили, что открывается Земский собор. Позвали бояр, патриарха, требуя низложить царя.
Голицыны, Мстиславский, Воротынский, Шереметев, Филарет Романов тоже прибыли на сборище, после обсуждений согласились с низложением. Святитель Гермоген возражал, говорил о нарушении присяги, однако настоять на своем не смог. К царю отправили делегацию и взяли под стражу. Об этом известили осаждающих. Мол, мы свою часть соглашения выполнили, теперь очередь за вами. Но они… только посмеялись. Свергли своего царя? Вот и молодцы. А сейчас отворяйте ворота перед истинным государем Дмитрием. Москва поняла, что ее обвели вокруг пальца, заволновалась. Многие заговорили, что надо бы вернуть Василия на трон. Но заговорщики этого не позволили сделать. Ляпунов и Салтыков привели к Шуйскому иеромонаха Чудова монастыря и силой постригли в монахи. Впрочем, патриарх пострижения не признал – он указал, что монахом стал князь Татев, который во время обряда произносил ответы за Шуйского.
Узел двенадцатый
«Семибоярщина»
Шуйского низложили, и был созван Земский собор для выборов царя. Выдвинулись три кандидатуры: Василий Голицын, 14-летний Михаил Романов (на его сторону стал склоняться патриарх Гермоген) и королевич Владислав. А на период междуцарствия составилось временное правительство, «Семибоярщина». В нее вошли Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков.
Однако Земский собор съехаться не успел. У стен Москвы по-прежнему стоял Лжедмитрий, а с запада подходил гетман Жолкевский. Он был не только отличным полководцем, но и хитрым дипломатом, распространял предварительное соглашение об избрании Владислава, и к нему переходили многие русские отряды – условия вроде бы выглядели приемлемыми. А перед москвичами поляки изобразили, будто готовы договориться с Лжедмитрием. Столица очутилась меж двух огней. Получалось, надо мириться или с Вором, или с гетманом. Вор уже обманул, и правительство повело переговоры с Жолкевским.
Бояре уточняли вопрос об обязательном переходе Владислава в православие, требовали запретить приезжать в Россию иезуитам, не назначать поляков на военные и административные посты. Словом, чтобы Владислав был русским царем, а не польским на русском престоле. Они не знали, что Жолкевскому тоже припекало. У него не было денег на уплату жалованья, солдаты и шляхта могли взбунтоваться. Он шел на уступки, чтобы привести Москву к присяге Владиславу, и тогда можно будет перевалить содержание армии на русских. Только формулировки договора делал округлыми, чтобы потом отказаться от них. Но ему чуть не испортил все дело король.
К Смоленску привезли осадные орудия, Сигизмунд считал, что он вот-вот падет. Прислал новые инструкции: приводить русских к присяге не королевичу, а ему самому, подчинить Россию по праву завоевания. Гетман понимал, что Москва на такое не согласится, и инструкции скрыл. Поскорее довел начатое до конца, и 17 августа 1610 г. подписали договор. Делегаты на Земский собор так и не съехались, но «Семибоярщина» объявила, что ждать нельзя. Набрала уполномоченных от разных сословий – духовенства, торговых людей, стрельцов, казаков, приказных людей, посадских. Дворяне, находившиеся в Москве, составили делегации от своих городов. На Девичьем Поле открыли Собор и принесли присягу Владиславу. Разослали гонцов приводить к присяге «всю землю». А к королю и королевичу сформировали Великое посольство, в него вошли дворяне 40 городов, 293 представителя других сословий.
Вообще слово «Семибоярщина» стала символом предательства, но это неверно. Часть ее оставалась патриотами. Но в полном составе правительство почти не действовало. Жолкевский отдавал себе отчет, что ложь скоро раскроется, и спешил обставить русских. В посольство он нарочно отправил самых видных деятелей, способных стать препятствием его замыслам: Василия Голицына, Захара Ляпунова, Филарета Романова. А сам он, согласно договору, должен был ударить по Лжедмитрию. Но сражаться с соплеменником Сапегой (и нажить врага в лице его дяди, канцлера Литвы) ему не хотелось. Он указал боярам, что поляков надо оторвать от Вора – уплатить им. Во главе «Семибоярщины» остался безвольный Мстиславский, он клюнул. Выделили денег и ценностей на 19 тыс. руб., и Сапега согласился уйти.
Впрочем, силы перетасовывались. Атаман Заруцкий увидел, что в новом раскладе с ним никто не считается, ни поляки, ни москвичи его «боярином» не признают, откололся от Жолкевского и снова перекинулся со своими казаками к Самозванцу. Но и от «царика» стали перебегать в Москву примкнувшие дворяне. Он отступил в Калугу. А гетман продолжал жульничать. Объявил боярам, что хочет продемонстрировать мирные намерения, распустить часть солдат. Но и им надо заплатить. Таким образом Жолкевский избавился от буйных наемников, которые перебежали к нему под Клушином. Правительство выделило деньги тем, кто изменил русским, и позволило им удалиться.
Хотя поляков гетман распускать не собирался. Перехватывал и демонстрировал воззвания «царика» и стращал бояр: если «рыцарство» уйдет, Вор вернется. Поэтому воинству надо тоже выплатить жалованье за русский счет и впустить в Москву польский гарнизон. Патриотическая часть руководства была против – Гермоген, Иван Воротынский, Андрей Голицын, Иван Романов. Но пересилили соглашатели и обманувшиеся. Интервенты вошли в Кремль. А Жолкевский только этого и добивался. Объясняться с «союзниками», когда всплывет вранье, он не стремился. Сразу засобирался уезжать, «поторопить Владислава на царство». Прихватил с собой низложенного Шуйского со всей его родней, а вместо себя оставил полковника Гонсевского. Тот продолжил исподволь готовить Москву к порабощению. Отправил из столицы воевать с Лжедмитрием русских дворян, разослал в дальние города 7 тыс. стрельцов.
Между тем Великое посольство, добравшись до Смоленска, оказалось в полной растерянности. Польские сенаторы не признали подписанного договора! Да и приехавший Жолкевский выкручивался так и эдак. Король требовал присяги себе, а не сыну. Об обращении королевича в православие поляки слышать не желали. А на послов насели, чтобы они от имени правительства приказали Шеину сдать Смоленск. Остальное, мол, потом утрясем. Но и русские делегаты сообразили, чем дело пахнет. Голицын с Филаретом твердо заявили, что не имеют права отойти от инструкций, полученных от Земского собора. Взбешенный король угрожал, но они упорно стояли на своем.
