KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Александр Кобак - Исторические кладбища Санкт-Петербурга

Александр Кобак - Исторические кладбища Санкт-Петербурга

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Александр Кобак, "Исторические кладбища Санкт-Петербурга" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Уже из этих свидетельств ясно, что во второй половине XIX в. сложились новые общественные и общекультурные условия, прямо или косвенно отразившиеся в том частном факте, что число эпитафий, особенно стихотворных, резко уменьшилось. В 1840-е гг., в эпоху прозы, «натуральной школы», анализа, критики, публицистики, – чувствительные надписи на памятниках воспринимаются как анахронизм.

В то же время усиление позиций ортодоксального православия отражается в широком цитировании на памятниках церковных текстов, вытесняющих светскую эпитафию. Наиболее часто использовались тексты из Евангелий: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф., 5, 8), «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас» (Мф., 11, 28), «Пустите детей приходить ко Мне и не препятствуйте им, ибо таковых есть Царствие Божие» (Мк., 10, 14) и др. Тексты эти становятся столь функционально устойчивы, что иногда не воспроизводятся, а дается лишь отсылка на главу и стих Евангелия.

В некоторых эпитафиях зарифмованы упоминания о конкретных видах деятельности погребенного. На могиле неизвестного, имеющего отношение к кровельному делу:

Я крыл и храмы, и дворцы,
Простите, братия отцы[232].

Над смотрителем Волковского кладбища А. А. Худяковым (1879 г.) положен камень с такой надписью:

Прохожий, здесь лежит смотритель.
Живых он в горе утешал.
А мертвых в вечную обитель
Сам каждодневно провожал.
17 лет он здесь трудился,
Квартиры мертвым отводил.
Когда же с жизнью распростился
И бренный труп его остыл,
Он сам в квартире стал нуждаться,
Таков, знать, час уже пришел.
А новый
Квартиру здесь ему отвел.

Но, пожалуй, один из самых оригинальных в Петербурге надгробных памятников – книгоиздателю И. Т. Лисенкову на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Литераторам-современникам он был хорошо известен: родом с Украины, никакого образования не получил, но всю жизнь провел с книгой, издал Гомера в переводе Гнедича, Шевченко, Котляревского. Рядом с Гнедичем он и купил себе заранее место для могилы, установив на месте будущего погребения гранитный саркофаг, со всех сторон испещренный стихотворными и прозаическими текстами. Подбор их явно свидетельствует о вкусах заказчика, имени которого, как и даты смерти (1881 г.), на памятнике нет.

Фрагменты пространной лисенковской автоэпитафии, сохранявшей популярность в течение более чем столетия, воспроизводились на различных памятниках уже в XX в. Приведем некоторые из этих текстов.

Уходит человек из Мира,
Как гость с приятельского пира;
Он утомился кутерьмой;
Бокал свой допил, кончил ужин,
Устал – довольно! отдых нужен:
Пора отправиться домой!
Прохожий! Бодрыми ногами
И я ходил здесь меж гробами,
Читая надписи вокруг,
Как ТЫ мою теперь читаешь…
Намек ТЫ этот понимаешь.
Пр<ощай> же!.. До св<иданья>, д<ру>г!

Золотые правила жизни: I. Употреби труд, храни мерность – богат будеши. II. И воздержно пий, мало яждъ – здрав будеши. III. Делай благо, бегай злаго – спасен будеши.

Река времён в своем теченьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, Царства и Ц<ар>ей.
Неувядаемые цветы —
Живая речь поэзии:
К гробам усопших приступая,
Сознай, сколь тщетна жизнь земная,
И твердо в жизнь иную верь!
Что смертный? Бренный злак в пустыне.
Я тем был прежде, что ТЫ ныне,
ТЫ будешь тем, что я теперь.
Гробницы, гробы здесь на явке
Стоят, как книги в книжной лавке,
Число страниц их видно ВАМ;
Заглавье каждой книги ясно;
А содержанье беспристрастно,
Подробно разберется ТАМ!

Но здесь Нева где вечно плещет о гранитные брега грядущим Векам,

Не посещай сих мест без нужды
С житейской радостью твоей:
Разочарованному чужды
Воспоминанья прежних дней.

В себе заблужденья не множь:
Не заводи о прежнем слова,
Моей дремоты не тревожь:
Бывалого не воротишь снова.

Я сплю, мне сладко усыпленье.
Забудь бывалые мечты:
Оне одно лишь волненье,
Их не пробудишь ты.

На памятниках второй половины XIX в. встречаются надписи яркие, неординарные, как и те личности, о которых они говорят миру. Афористическая эпитафия на памятнике Н. И. Уткину, профессору Императорской Академии художеств (1863 г.):

Художник-человек – он в простоте сердечной
Талантом сочетал земную славу с вечной.

У поэта-сатирика В. С. Курочкина начертаны стихи (1875 г.), написанные его братом Николаем Курочкиным:

Честным я прожил певцом,
Жил я для слова родного.
Гроб мой украсьте венком!
Трудным для дела благого

В жизни прошел я путем;
Пел и боролся со злом
Силой я смеха живого.

Гроб мой украсьте венком!
Трудным для дела благого
В жизни прошел я путем.

Взрыв интереса к поэзии на рубеже XIX и XX вв. бросил отсвет и на кладбищенские стихи. Произошло это прежде всего потому, что тема смерти занимает заметное место в творчестве поэтов-символистов и «преодолевших символизм». Стихотворения под названием «Эпитафия» есть у А. Белого, Ю. Кричевского, В. Зоргенфрея и у многих других. Снова на памятниках появляются большие по объему эпитафии, например:

I

Держа в руках немые иммортели,
С венком из красных роз на черных волосах,
Она придет и станет у постели.
В ее внимательных и ласковых глазах
Прочту я то, о чем мне столько лгали,
Прочту я все без боли и печали,
И будет в сердце радость, а не страх.

II

Мне так близка и так желанна тайна,
Страшащая других пугливые сердца
Тем, что она всегда необычайна.
Впиваясь в красоту нездешнего лица,
Приподнимусь, торжественный и строгий,
И протяну ей руки без тревоги
В предчувствии покоя и конца.

III

В последний миг рассудок не обманет,
Спадет завеса с глаз и будет даль ясна,
И первая последней встречей станет,
И чашу хрупкую, что выпил я до дна,
Моя рука бестрепетно уронит,
И звон стекла разбитого утонет
Там наверху, где вечно тишина

(1917 г., Смоленское кладбище, А. И. Ушаковой)


Собственно, это – лирическое стихотворение с обозначенным авторством – Герман Лазарис. Вероятно, не являясь эпитафией по авторскому замыслу, оно стало эпитафийным по способу воспроизведения.

Использование неэпитафийных текстов на надгробных памятниках – интересный аспект темы связи «реальной эпитафии» с «большой литературой». Это может быть стихотворение на случай: как, например, на памятнике министру А. М. Княжевичу на Смоленском кладбище (1872 г.) выбиты строки написанного за тридцать лет до того стихотворения В. Г. Бенедиктова к пятидесятилетию этого государственного деятеля.

Если поэты XVIII—начала XIX вв. писали стихи именно для воспроизведения их на надгробных памятниках, то к середине прошлого века жанр «реальной эпитафии» вытесняется лирическими стихотворениями типа «На смерть…», «Памяти…», «У могилы…» и т. п. А цитаты из этих надгробных элегий могли быть воспроизведены позднее на памятниках, чаще всего независимо от воли автора. Так многократно происходило с некрасовскими строками: «Какой светильник разума угас! Какое сердце биться перестало!», с никитинскими: «Тише… О жизни покончен вопрос. Больше не нужно ни песен, ни слез…». Строки из стихотворения Е. А. Баратынского «На смерть Гёте»:

С природой одною он жизнью дышал:
Ручья разумел лепетанье,
И говор древесных листов понимал,
И чувствовал трав прозябанье;
Была ему звездная книга ясна,
И с ним говорила морская волна —

были выбиты на памятнике «генералу от артиллерии» на Никольском кладбище (1912 г.). Песенный «Вечерний звон» И. И. Козлова – на Волковском, у престарелой дамы (1916 г.). Возможно, это был ее любимый романс. В XX в. обращение к песенным текстам как эпитафиям будет частым, что можно объяснить влиянием массовой культуры.

Надгробие М. Я. Мудрова на Выборгском холерном кладбище


Эпитафия – жанр не только художественный, но в какой-то степени и документальный, опирающийся на реальную биографию или личностные черты. В этой связи использование или цитирование известных литературных текстов в ряде случаев не могло не приводить к их искажению, переиначиванию, приспособлению к конкретным обстоятельствам. Через два века прошли и дожили до наших дней в многочисленных вариациях и в самых свободных стиховых объемах эпитафии – изначально шестистишная «Прохожий, ты идешь, но ляжешь так, как я…» П. И. Сумарокова[233] и моностих «Покойся, милый прах, до радостного утра…» Н. М. Карамзина.

Стихи на памятнике актрисе В. Н. Асенковой:

Все было в ней: душа, талант и красота,
И скрылось все от нас, как светлая мечта, —

перекликаются как с первоисточником с эпитафией А. Е. Измайлова С. Д. Пономаревой (1824 г.):

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*