Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть вторая
«Еврейский вопрос», в самом деле, ни статьями, ни книгами не снимался. Вот новая реальность в положении евреев в 20-е годы в Прибалтике и Польше. Хотя в прибалтийских государствах «евреям удавалось в течение ряда лет сохранять за собой влиятельные позиции в торговле и промышленности»[490], – евреи испытывали на себе давление среды. «Добрая половина русского еврейства вошла в состав отщепившихся от России новых государств… Новые государства с тем большим усердием насаждают каждое свой национализм, чем меньше они уверены в своей прочности»[491]. Там «евреи чувствуют себя окружёнными враждебной и к тому же активной, неугомонной стихией. То выставляется требование: евреев в высшей школе должно быть пропорционально не больше, чем в армии… то в житейском обиходе атмосфера сгущается до того, что еврею дышать становится невозможно… В среде самоопределившихся народов войну против евреев ведёт само общество: студенты, военные, политические партии, улица». И. Бикерман заключил, что «еврей, разбивавший себе лоб за самоопределение народов, готовил для себя и своих стеснения: более тесную зависимость от чужой жизни»[492]. – «Положение евреев в Латвии, Эстонии и Литве буквально трагическое. Вчерашние угнетённые быстро вошли в роль угнетателей, притом крайне плебейских угнетателей, не стыдящихся своей грубой антикультурности»[493].
И вот оказалось, «что распад России означает также распад русского еврейства», история парадоксально показала, что единая Российская Империя, даже с её притеснениями, была для евреев благоприятнее. И вот в этих отколовшихся лимитрофах «евреи являются верными хранителями русского языка, русской культуры и ждут не дождутся восстановления великой России. Школы, в которых ведётся ещё преподавание на русском языке, заполняются еврейскими детьми», а языку нововозникшего государства учиться не хотят. «В этих государствах-клетушках русский еврей, изведавший жизнь на широком просторе великой Империи, чувствует себя стеснённым, сдавленным и пониженным в своём гражданском уровне, – несмотря на все права и автономии… Поистине судьбы нашего народа тесно связаны с судьбой великой России»[494].
Впрочем, международная позиция еврейства в кругах Версальского мира, и в частности в Париже, была крепка, и особенно в отношении сионизма. «В июле 1922 Лига Наций признала всемирную Сионистскую организацию в качестве «Еврейского Агентства», представляющего сперва, и главным образом, интересы сионистов, потом и несионистов, и подкреплявшее также положение евреев в странах Европы[495].
Сионистам же Бикерман ставил в вину, что они видят «для России… раздробление как идеальное состояние. Поэтому организация русских сионистов именует себя не русской, не российской, а русско-украинской. Поэтому сионисты и родственные им еврейские группы так усердно братались с украинскими самостийниками»[496].
Советская Россия после Гражданской войны погрузилась в глухое безмолвие. Отныне – и на десятилетия вперёд – были задушены всякие независимые голоса, гудел только казённый трубёж. Тем более страстно кипела эмиграция. Весь разброс её, от анархистов до монархистов, озаряли сполохи боли, напряжённые споры: кто же и насколько виновен во всём происшедшем?
Поднялась дискуссия и внутри эмигрантского еврейства.
По оценке Бикермана в 1923: «Еврей на всё отвечает привычным жестом и привычными словами: известное дело – мы во всём виноваты; где бы ни стряслась беда, будут искать и найдут еврея. Девять десятых из того, что пишется в еврейских повременных изданиях по поводу евреев и России, составляет только пересказ этой стереотипной фразы. Так как всегда и во всём мы виноваты, конечно, быть не можем, то еврей делает отсюда весьма лестный для нас и, на первый взгляд, житейски весьма удобный вывод, что мы всегда и во всём правы»[497].
Однако стоит задуматься: «Догму о спасительности революции для евреев еврейское общество яро отстаивало тогда [до революции], не менее горячо стоит за неё и теперь». И даже еврейские организации, собирающие помощь страдающим в СССР соплеменникам, при сборе средств в странах Запада «разоблачают, принижают, охаивают всё и всех, что было в России до большевиков и до революции силой, оберегавшей и строившей», ведь теперь «большевицкая Россия легко превратилась в обетованную землю», там равенство и социализм. Много евреев, выходцев из России, осело и в Соединённых Штатах, и «среди них очень легко распространяются пробольшевицкие идеи»[498]. Еврейское настроение: лучше большевизм, чем реставрация царизма. Распространено «мнение, что падение большевизма в России неизбежно грозит еврейству новою волною кровавых погромов и массовым истреблением… И на этом основании большевизму отдаётся предпочтение, как меньшему злу»[499].
А тут подкатил и НЭП – так большевики эволюционируют к лучшему! они никак не пропащие! Разжались экономические тиски – так тем более большевики стали приемлемы. «НЭП, а там концессии, как-нибудь устроимся»[500].
Назвать еврейскую эмиграцию пробольшевицкой – нельзя. Но большевицкий строй не был для неё главным врагом, а у многих сохранялась к нему и благосклонность.
Однако примечателен и случай с эмигрантом-евреем литератором Горянским, глумливо поданный в виде насмешливого фельетона в советской газете[501]. В 1928 уже тогда прославленный Бабель (и уже сильно прохвастанный своей близостью к ЧК) для художественного настроя «временно проживал» в Париже, зашёл в кафе «Ротонда» и, увидев «старого знакомого», видимо по Одессе, великодушно протянул ему руку: «Здравствуйте, Горянский». А Горянский встал – и с презрением отвернулся от протянутой руки.
При развитии же гитлеризма в Германии – предпочтение большевизма естественно укоренилось в общееврейском общественном мнении ещё надолго.
М. Вишняк укорял: на 1-м Всемирном еврейском конгрессе в Женеве в августе 1936 отношение к большевицкой власти, ярко выраженное Н. Гольдманом, было по сути таким: «Если приемлют и даже заискивают перед большевиками» всякого рода свободолюбивые правительства и организации – то «почему не идти тем же путём и энтузиастам еврейского национально-культурного единства?.. И только прямая сопричастность Москвы к антиеврейским бесчинствам в Палестине подняла на несколько градусов возбуждение руководящих кругов конгресса против политики советской власти. И то… лишь в форме возмущения запретом древнееврейского языка… запретом эмиграции из СССР в Палестину и, наконец, непрекращающимся мучительством сионистов в политизоляторах и концлагерях. Тут Н. Гольдман наглел и нужные слова, и должное вдохновение»[502]. – И в 1939, накануне Второй Мировой войны, ещё отмечалось: «нельзя отрицать, что среди зарубежного русского еврейства» настроение: делать «ставку на неприкосновенность советской диктатуры», лишь бы не было погромов[503].
И как же тогда относиться к большевикам-евреям? И. Бикерман: «Быль молодцу не в укор – так можно… определить отношение еврейской общественности к вышедшим из нашей среды большевикам и к их сатанинской злобе. Или по-современному: евреи имеют право иметь своих большевиков», эту «декларацию прав [я] слышал тысячи раз»; на собрании евреев-эмигрантов в Берлине «один за другим выходили на трибуну почтенный кадет, просто демократ, сионист» – и все «провозглашали это право евреев иметь своих большевиков», «заявления своего права на уродство»[504].
«А последствия этой словесности таковы: общественное мнение еврейства всего мира отвернулось от России и повернуло в сторону большевиков»; «когда хорошо известный нам, старый, заслуженный еврейский общественный деятель – белый ворон – предложил в одной из европейских столиц высокому еврейскому сановнику духовного звания организовать протест против казней православных священников в России [т е. в СССР], тот, подумав, ответил ему, что это значило бы бороться против большевиков, чего он не считает возможным делать, так как падение большевицкой власти приведёт к еврейским погромам»[505].
А если с большевиками жить можно – то что думать о Белом движении? Когда в ноябре 1922 в Берлине Иосиф Бикерман выступил на собрании в 5-ю годовщину основания Белой армии – еврейское общество было, в общем, возмущено, восприняло это как оскорбление еврейства.
Между тем д-р Д. С. Пасманик (на германском фронте до февраля 1917, затем в составе Белой армии до мая 1919, когда оставил Россию) уже окончил и в 1923 опубликовал в Париже цитированную нами книгу «Русская революция и еврейство (Большевизм и иудаизм)», в которой горячо оспаривал повсюду звучавшее истолкование – объяснять большевизм еврейской религией: «отождествление иудаизма и большевизма представляет собою огромную опасность для всего мира». В 1923 же году он вместе с И. М. Бикерманом, Г. А. Ландау, И. О. Левиным, Д. О. Линским (тоже бывшим в составе Белой армии) и B. C. Манделем образовал «Отечественное Объединение русских евреев за границей». В том же году эта группа опубликовала обращение «К евреям всех стран!» и вскоре издала в Берлине сборник «Россия и евреи».
