Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой
Лес вскоре кончился. Они выехали на серые пустоши, местами поросшие можжевельником и испещренные песчаными пролысинами. Дорога спускалась полого в зеленую долину, где синели воды Немана. За ними опять поднималась холмистая местность, изрезанная глубокими оврагами, по которым струились сверкающие нити потоков.
Солнце стояло уже высоко над землей и изрядно припекало, клячонки плелись все медленнее, даже овцы останавливались от усталости, и поводырь то и дело поворачивал назад свою рогатую голову и жалобно блеял.
Но отец Серафим все время заставлял их прибавлять шагу, покрикивая:
- Живей, Франек, на том берегу отдохнем.
- А вы знаете, отче, что все перевозы на Немане обставлены казаками?
- Знаю. Для обманки-то нам и надо вернуться в Гродно Ковенским трактом. Здорово, однако, вы клюете уже носом! - заметил он, подставляя ему табакерку. - Укладывайтесь поудобнее да сосните. Я буду глядеть в оба.
Заремба не заставил себя упрашивать и через несколько минут храпел вовсю.
Проснулся уже в самом Гродно. Было уже после полудня, часы пробили четыре.
- Как это вам удалось, отче, провезти меня через кордон у заставы?
- Сказал, что везу пьяного. Офицер отнесся с почтением к такому обстоятельству.
- С вами все идет как по маслу. Спасибо вам.
Горячо пожал ему руку.
- Слушаю это с таким же удовольствием, как заяц - барабанную дробь! проговорил монах, действительно ухмыляясь от удовольствия. - С сестрицей-дубинкой не однажды мы в жизни учились разбирать по складам, так что опыт у меня достаточный. Пойду малость повыпытаю чего-нибудь, а с завтрашнего дня я опять к вашим услугам, пан поручик.
- В работе недостатка не будет. А, Сташек! Какие вести принес?
Сташек подал поручику какие-то визитные карточки и радостно встретил его.
- Все в порядке, пан поручик.
Вытянулся перед ним, как полагается, в струнку.
- "Князь Цицианов, командир гренадерского полка", "фон Блюм, капитан", - читал Заремба, не будучи в силах скрыть изумление и некоторую тревогу. - Что ж ты им сказал?
- Что ваше благородие пошли обедать. Были как раз в полдень.
- Приятные гости! Цицианов отдает ответный визит, но чего нужно Блюму? Надо сейчас же показаться на людях. Не разузнаете ли, отче, кого вчера увезли из Гродно?
- Увозят под вымышленными фамилиями, а чтобы замести следы, на каждой почтовой станции меняют фамилии, так что самому черту не угнаться за ними. Попробую все же. Говорили братцы: может быть, удастся! - засмеялся он и ушел.
- Какой-то маркитант ожидает, - говорит, что знакомый, - доложил после его ухода Сташек.
- Так говорит? Ладно, зови, только прежде дай-ка мне чего-нибудь поесть.
- Все готово. - Сташек стал перечислять по пальцам: - Есть черника с клецками, есть молодая утка, поджаренная на вертеле, есть брусника, есть...
- Не валяй дурака, давай что есть, только поскорее! Да, кстати, принеси воды, разведи мыло и приготовь вишневый фрак...
Сташек справлялся живо, отпуская при этом такие потешные каламбуры, что Заремба все время хохотал. В конце концов спросил его, смеясь:
- Где это ты такой уродился?
- Не могу знать, пан поручик; нашли меня готового в капусте.
- Тебе бы в комедианты пойти.
- И этого я попробовал, - с "Петрушкой" по Варшаве ходил. Кукол нарядил мне один товарищ, а я глотку драл и за Ирода, и за черта, и за Маргаритку, и за еврея, - за все фигуры. А как дело было в последний мясопуст Великого Сейма, так цапнули нас маршаловы венгры, и пан маршал, городской голова, за то, что мы видных персон выставляем на посмешище публики, приказал нам всыпать по двадцать пять горяченьких. Щедрый барин, пускай ему хвороба вернет с барышами! Взяли нас потом под свою протекцию пан Вейсенгоф, пан Немцевич и ксендз Дмоховский, - сочинили потешные стишки на великих панов, дали нам кукол, похожих на них, как две капли воды, я говорил за каждого его голосом, и показывали мы этого "Петрушку" во дворцах, по квартирам и по первоклассным кофейням и трактирам. Случалось, что и по сто злотых нам за день перепадет. А что было хохота, да жратвы, да выпивки!
- Что ж, ты всякий голос умеешь передать?
- Разрешите только, пан поручик...
И, не дожидаясь ответа, отошел в угол и заговорил так удачно подделанным голосом Кацпера, что Заремба оглянулся в недоумении. Потом сразу точно раздулся, выпятил живот, надул щеки и заговорил голосом Качановского. Изобразил Мацюся и отца Серафима, потом закричал петухом, заржал, залаял, в три голоса сразу, засвистал дроздом.
- Ну и ну, черт возьми! Вот тебе за твои фокусы. В театре лучше не покажут.
- Раз услышу - и запомню! - похвастался Сташек, обрадовавшись дукату и перемене поручикова гнева на милость.
- А сколько тебе лет?
Он показался Зарембе совсем молоденьким.
- Породила меня, извольте, пан поручик, знать, тетка из милости, и приключилось это с ней в девичьем положении, - так стыдилась, бедняга, метрику на меня выписать.
- Ха-ха-ха! - расхохотался Заремба. - Ну, убирай, пострел, со стола и зови маркитанта.
Немного погодя вошел человек небольшого роста, плечистый, с реденькой рыжеватой бородкой, раскосыми глазами и широким лицом. На бритой голове его красовалась тюбетейка, малиновая рубаха была запущена в шаровары, а поверх нее накинут синий кафтан, густо собранный на поясе в сборки. Он подал Зарембе синий клочок бумаги с выколотым в уголке треугольником.
Заремба посмотрел на бумажку и, опасаясь какого-нибудь подвоха, проговорил сухо:
- Что это за комедия? Вы что, немой?
Маркитант усмехнулся и, шепнув формулу посвященных, прибавил вслух:
- Зовут меня Махмут Беляк, из Лостои, брат майора Амурада. Татарин, как изволите видеть, ваше благородие, родом и верный слуга польской отчизне.
- Так будьте желанным гостем, а мне простите мой первый прием, денщик доложил мне о каком-то маркитанте. Присядьте, пожалуйста.
- Вот уж полгода, как я действительно маркитанствую. Сейчас сможете убедиться, какие у меня добротные товары.
Он крикнул по-татарски в сени, и через минуту в комнату были внесены длинные лубяные короба, обвязанные веревками.
- Сташек! - приказал Заремба. - Сядь на крыльцо и - никого нет дома.
Маркитант сам запер дверь на ключ и, развязав короб, вынул оттуда несколько мешков золота.
- Десять тысяч дукатов. Необходимо их поскорее вручить нурскому квартирмейстеру Зелинскому. Таков приказ начальника Дзялынского. Через пять дней он обещал сам прибыть в Гродно. А теперь покажу вам настоящий товар.
- Так вы разве в самом деле торгуете? - спросил Заремба, немножко шокированный, пряча мешки с золотом в ящик.
- Эта профессия приносит большие барыши и дает мне возможность заодно служить нашему делу, - ответил татарин, выбрасывая из лубков на пол дорогие материи, из-под которых извлекал какие-то тяжелые, длинные предметы в байковых чехлах. - У меня тут привезено пятьдесят ружей, надо доставить их полковнику Гроховскому в Парчев.
- Да, уж и сказочные лубки! - воскликнул Заремба, страшно обрадовавшись и оглядывая ружья чуть не с благоговением. - Настоящие марципаны! Этого-то нам больше всего недостает. Новехонькие, - понюхал он стволы, - а уже пристрелянные! Дорого, должно быть, стоят?
- По червонному целкачу на магарыч, - мне коран запрещает пить вино и угощать им. Удружил я в нужде одному гренадерскому офицеру. Дела мало мне до того, откуда он взял ружья! Не мой грех, не мое покаяние. Есть и мешочек с тысячью первосортных кремней. - Он уложил ружья в один короб, сложил товары в другой и собрался уходить. - Квартирую на почтовом дворе. Часто бываю в разъездах, - поставляю фураж в лагеря "союзников". Но конюх остается при запасных лошадях, он мне даст знать - явлюсь по первому требованию. Командир настаивал, чтобы ружья сейчас же отправить.
- Есть у меня монах, который ездит со сборами. Он их завтра отвезет.
Беляк не хотел принять никакого угощения и ушел. Заремба приказал скорее запрягать и, нагрузив все карманы золотом, поехал к подкоморию Зелинскому, к которому уже заезжал по приезде, но не застал его.
Подкоморий Зелинский проживал на Виленской улице, в небольшой усадьбе, и, к счастью, оказался дома.
Навстречу Зарембе вышел человек средних лет, статный, с красивым лицом, украшенным свешивающимися вниз усами, с привлекательной, радушной улыбкой, бритой головой и проседью в оставленном чубе. Одет он был в польский костюм с саблей.
Он пригласил Зарембу в небольшую комнату, взвесил аккуратно золото и, заперев деньги в сундук, обратился к гостю дружеским тоном:
- Завтра свезу их Капостасу. Так изволил распорядиться начальник. Он горячо рекомендовал мне вас, пан поручик. Побольше бы нам таких хороших офицеров!
- Побольше бы нам таких граждан, как вы, пан подкоморий, - с жаром возразил Заремба. - Офицеры знают свой долг перед родиной и ни на минуту не перестали верить в него.
- Благодетель ты мой дорогой! - воскликнул подкоморий, обнимая его. Типун мне на язык, ежели я думал тебя обидеть. Я-то больше, чем кто другой, расхваливаю весь состав и знаю, что вы одни стоите на страже, в то время как все либо спят, либо складывают руки, отуманенные кошмаром предательской дружбы.
