Ю Фельштинский - Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 1)
идейному террору буржуазии в решающий момент. Отмахиваться от этой опасности нельзя. Конечно, против нее нет какого-либо спасительного средства, пригодного на все случаи. Но первый шаг борьбы с опасностью понять ее источник и природу. Появление (или развитие) правой группировки в каждой коммунистической партии в "октябрьский" период отражает, с одной стороны, величайшие объективные трудности и опасности, а с другой, - бешеный напор буржуазного общественного мнения. В этом суть и смысл правой группировки. Именно поэтому неизбежно возникновение в коммунистических партиях колебаний и шатаний в этот именно момент, когда они более всего опасны. У нас эти колебания и трения имели минимальный характер. Это и дало нам возможность совершить октябрь. На противоположном полюсе стоит германская коммунистическая партия, где революционная ситуация оказалась упущенной, а внутрипартийный кризис был так остер, что привел к полному обновлению всего руководящего аппарата партии. Между этими крайними полюсами будут, по всей вероятности, располагаться все коммунистические партии в свой "октябрьский" период. Свести неизбежные кризисы революционного руководства к минимуму - одна из важнейших задач каждой коммунистической партии и Коминтерна в целом. Достигнуть этого можно, лишь поняв наш октябрьский опыт, поняв политическое содержание октябрьской оппозиции внутри нашей партии.
Вопросы настоящего
Чтобы перейти от оценок и уроков прошлого к вопросам настоящего, я начну с частного, но чрезвычайного яркого и острого обвинения, которое поразило меня своей неожиданностью.
Один из критиков договорился до того, будто в своих воспоминаниях я взваливаю "ответственность"(?!?) за красный террор на Ленина. Что, собственно, может означать такая мысль? Она предполагает, очевидно, какую-то потребность снять с себя ответственность за террор, как орудие революционной борьбы. Но откуда могла бы появиться такая потребность? Мне это не понятно ни политически, ни психологически. Правда, буржуазные правительства, пришедшие к власти путем революций, дворцовых переворотов и заговоров и прочее, всегда ощущали потребность набросить покров забвения на условия своего пришествия к власти. При-крашиваиие и фальсификация своего "нелегального" прошлого, выскабливание из него воспоминаний о применявшемся кровавом насилии входят непременной составной частью в работу буржуазных правительств, пришедших к власти насильственным путем, после того, как они успеют упрочиться, укрепиться и выработать в себе необходимые консервативные навыки. Но как и почему такая потребность может возникнуть у пролетарских революционеров? Мы существуем как государство свыше семи лет, мы находимся в дипломатических отношениях даже с архиконсервативным правительством Великобритании, принимаем титулованных послов, но мы ни на йоту не отказываемся от тех методов, которые привели нашу партию к власти и которые октябрьским опытом
введены в железный арсенал мирового революционного движения. Мы сейчас имеем также мало оснований отказываться от применявшихся нами методов революционного насилия или замалчивать их, как и в те дни, когда мы к ним вынуждены были прибегать для спасения революции. Да, мы принимаем титулованных послов и мы допускаем частный капиталистический оборот, на основе которого воссоздается сухаревское общественное мнение. Конечно, всероссийская Сухаревка, которая вынуждена подчиняться советской власти, весьма мечтает о том, чтобы советское правительство, пришедшее к власти архи-"незаконными" и "варварскими" путями, облагообразилось и стало настоящей "цивилизованной", "почтенной", демократической, то есть консервативной буржуазной властью. При этих условиях не только наша недоношенная, но и международная буржуазия охотно простили бы советской власти ее "незаконное" происхождение, в уверенности, что мы сами не станем о нем больше напоминать. Но поскольку мы не собираемся ни на йоту меняться в своей классовой сущности, поскольку мы сохраняем в полной неприкосновенности свое революционное презрение к буржуазному общественному мнению, у нас не может быть никакой потребности отрекаться от своего прошлого, "сбрасывать" с себя ответственность за красный террор. Совершенно уж недостойной является мысль о желании сбросить эту ответственность - на Ленина. Кто может на него эту ответственность "сбросить"? Он ее несет и без того. За октябрь, за переворот, за революцию, за красный террор, за гражданскую войну - за все это он несет ответственность перед рабочим классом и перед историей и будет ее нести "во веки веков". Или тут, может быть, речь идет об излишествах, об эксцессах? Да где же и когда революции делались без "излишеств" и без эксцессов? Сколько раз Ленин разъяснял эту простую мысль филистерам, приходившим в ужас от эксцессов апреля, июля и октября! Да, ничто не снимает с Ленина "ответственности" за красный террор, ничто и никто. Даже и слишком услужливые "защитники". Красный террор был необходимым орудием революции. Без него она погибла бы. Революции уже не раз погибали из-за мягкотелости, нерешительности, добродушия трудящихся масс. Даже наша партия, несмотря на весь предшествующий закал, несла в себе эти элементы добродушия и революционной беспечности. Никто так не продумал заранее неимоверные трудности революции, ее внутренние и внешние опасности, как Ленин. Никто так ясно не понимал еще до переворота, что без расправы с имущими классами, без мероприятий самого сурового в истории террора никогда не устоять пролетарской власти, окруженной врагами со всех сторон. Вот это свое понимание и вытекающую из нее напряженную волю к борьбе Ленин, капля по капле, вливал в ближайших своих сотрудников, а через них и с ними - во всю партию и трудящиеся массы, Об этом именно я говорю в своих воспоминаниях. Я рисую как Ленин на первых порах революции, наблюдая всюду халатность, беспечность, излишнюю самоуверенность перед лицом нагромождавшихся опасностей и бедствий, на каждом шагу учил своих сотрудников тому, что революция может спастись, лишь перестроив самый характер свой на иной, более суровый лад и вооружившись
мечом красного террора. Вот об этом я и говорю в воспоминаниях. О великой проницательности Ленина, о великой силе духа, о революционной беспощадности - при великой личной человечности. Искать чего-либо другого в моих словах, усматривать в них желание "подкинуть" Ленину ответственность за террор может только политическая тупость и психологическая пошлость.
Если б я хотел так легко швыряться отравленными подозрениями, как иные из моих критиков, я сказал бы: не у меня надо искать "нэповских" тенденций, а именно у тех, которым может приходить в голову самая мысль об отречении от красного террора. И если бы кое-кто из Сухаревской сволочи серьезно поверил таким и подобным обвинениям и стал строить на них какие-либо надежды, то это значило бы лишь, что обвинители создают призрак троцкизма применительно к Сухаревке, -- но это вовсе не значит, что у меня с этим призраком есть что бы то ни было общего.
* * *
Доводы от Сухаревки, внутренней или эмигрантской, нужно вообще привлекать с величайшей осторожностью. Конечно, враги всех мастей радуются каждому нашему разногласию, каждой дискуссии, стремятся раздвинуть каждую щель. Но для того, чтобы из их оценок делать те или другие выводы, нужно проверить: во-первых, понимают ли они, о чем говорят, ибо симптоматическое значение имеет лишь серьезная, деловая и устойчивая оценка умного врага; и во-вторых, не фабрикуют ли они свои оценки специально для того, чтобы разжечь наши разногласия, подлив масла в огонь дискуссии? Особенно это относится к эмигрантской печати, у которой своих прямых политических задач нет, ибо нет массового читателя, и которая спекулирует, главным образом на том, какой отголосок ее суждения найдут в советской печати.
Я приведу один пример, но, как мне кажется, показательный. В нашей печати сообщалось, что меньшевистский "Социалистический вестник" во время прошлогодней дискуссии возлагал большие надежды на "оппозицию" или на отдельные ее элементы. Я не проверял этого сообщения, но вполне допускаю, что такие проницательные реалисты, как Дан и К0, надеявшиеся всю жизнь на демократизацию буржуазии, ныне исполнились надежд на меньшевизацию большевистской партии. Однако, совершенно случайно раскрыв No 7 правоменыпевистской "Зари", я в статье Ст. Ивановича нашел следующую критику, направленную против надежд Дана и К° на эволюцию большевистской партии. "Может быть, им (Дану и К0) что-нибудь известно насчет этой оппозиции такое, что неизвестно всем прочим. Но если им известно только то, что известно и всем прочим, то не может же им быть неизвестным и то, что именно среди оппозиции внутри РКП находятся наиболее утопические сторонники диктатуры, наиболее твердокаменные ее ортодоксы, влияние которых и сказалось в последних взрывах левого бешенства, в антинэповском курсе и тому подобное. Каким образом именно из этих ортодоксов "октября" могут
