Анджей Иконников-Галицкий - Тридевятые царства России
…Утром еле-еле развели костёр: всё кругом белело инеем, а стоило солнцу высунуться из-за лиственниц, растущих по скалам, как всё стало мокрым – хоть выжимай. Едва согревшись, двинулись вперёд. Вот Барлык свернул влево, дорога ушла вправо. Холод и мрак ущелья как-то враз сменился жизнерадостным светом речки Арзайты; вдоль неё спустились в широкую Саглынскую долину. Там, за той горкой – Монголия. Кругом – курганы. Изредка юрты светлеют на серо-зелёном фоне степи. Когда-то, в конце 1960-х годов, здесь работала Саяно-Тувинская археологическая экспедиция Академии наук СССР под руководством ленинградского учёного Александра Даниловича Грача. В долине реки Саглы Грач раскопал несколько курганов скифского времени. И оставил по себе долгую память. Человек подвижный и открытый, он сумел установить с местным населением отношения дружбы и взаимопонимания, что нечасто удаётся учёным. Многие школьники работали в его отрядах (среди них, кстати говоря, был кызыльский школьник Серёжа Шойгу, ныне министр обороны РФ). Знакомством с Грачом местные тувинцы гордятся до сих пор. В этом мы вскоре убедились.
Справка. Арзайты – река, правый приток Барлыка, течёт с горы Арзайты (хребет Западный Танну-Ола, высота 3094 м), у подножия которой находится перевал Арзайты (высота – около 2200 м). Через перевал проходит дорога, соединяющая долину Арзайты с долиной реки Саглы.
Саглынская долина – самая широкая долина в Юго-Западной Туве, образована речкой Саглы. Некоторые современные исследования связывают происхождение названия «Саглы» с названием народа «саки». Так именовались древние кочевники, близко родственные скифам, обитавшие в степях Казахстана и, возможно, в Саяно-Алтае в I тысячелетии до н. э. Косвенным подтверждением этой версии является большое количество курганов скифо-сакского времени в долине Саглы.
АрзайтыКонский череп на лиственнице. Перевал.
Корбусту на небо тучами наплевал.
Ледяная зернь по камням бежит.
Вчетвером уходим на небо жить.
Анджей, ставь палатку, пока светло.
Наливай, Семёныч, скулы свело.
На́ топорик, Стасик, поищем дров.
Ледяной черпнуть – захвати ведро.
Золотая зернь сыплет по камням.
Вчетвером у маленького огня.
Выдыхая пар, принимаем спирт.
На спине у неба ночная сыпь.
Для сугреву выпьем, да зажуём.
На угольях мясо пахнет жильём.
Лиственничные поленья расчувствовались.
Свет-фонарик лица ощупывает.
Вчетвером стоим, а будто пятый тут,
вытирает пальцы о темноту,
выпивает, постреливает дымком.
Рассыпает птицам да звёздам корм.
Хорошо нам, Господи, здесь, в лучах,
выдыхая дух, попивать твой чай.
Будет заморозок – ветерок-то с гор.
Четверо стоят на горе Фавор.
Пора было подумать об отдыхе. С грунтовой дороги, пронзающей насквозь Саглынскую степь, свернули по ухабам вдоль маленькой речки. Если верить карте, называется она Кюзленги. Её узенькая долинка, ограниченная зелёными грядами, поросшими лиственничной тайгой, манила нас вперёд и вверх. Через десять минут наш уазик под неумолчный собачий лай затормозил возле стойбища. Две юрты, загон для телят, отара, мирно лежащая возле, пасущиеся лошади. И, конечно же, многочисленные дети разных возрастов.
Дождались, пока парнишка унял собак. Вышли из машины. Ритуал приветствий и знакомства. Первыми подбегают дети. В авангарде, конечно, девчонки: черноглазые, энергичные. Подростки – те уже степеннее подтягиваются, становятся поодаль. Характерная поза: ноги пошире, руки за спину, голову чуть набычат – смотрят. Бойцы, араты. Девушки – те вообще в стороне, делают вид, что им все эти приезжие ни чуточки не интересны. Потом уж дверь юрты отворяется, выходит хозяйка, пожилая женщина.
– Здравствуйте, хозяйка, эки!
Пояснение. «Эки» – тувинское приветствие.
В прежние времена здоровались более церемонно. Исследователь тувинского фольклора и обычаев Г. Н. Курбатский описывает это так: «Молодой снизу, ладонями кверху, подхватывал руки старшего, приветствовал: “Амыр-ла!” – мир Вам! кланялся. Старший отвечал “Менди!” – Здравствуй! и целовал… его в лоб». Далее следовал диалог, дань вежливости:
– Вы здоровы ли?
– Здоровы, всё хорошо. А у вас всё хорошо?
– Хорошо. Здоровы ли ваши овцы? Хорошо ли перезимовал скот? Удачно ли охотились? Хорошо ли растёт трава? Все ли здоровы домашние? (Курбатский Г. Н. Тувинцы в своём фольклоре. Кызыл, 2001. С. 277–278).
Теперь ритуал упростился; от многочисленных и витиеватых формул осталось краткое «Эки!».
Пожилая хозяйка по-русски не говорит совсем – ситуация, типичная для этих отдалённых, труднодоступных районов Тувы. На первых порах наш разговор ограничивается широкими улыбками и дружественными жестами.
Но вот дверь юрты отворяется снова и появляется хозяин, старик. У кочевых тувинцев нет лет, а есть только возрастные степени: мальчишка, юноша, молодой арат, степенный муж, старик. То же можно сказать и про женщин: девчонка, девушка-красавица, молодая мать, зрелая хозяйка, старуха. Каков возраст нашего хозяина? Любой – от пятидесяти до ста лет. По лицу, осанке, повадкам уточнить эти данные невозможно. Худощавая, чуть сутулая фигура, кривые кавалерийские ноги, узловатые ладони, коричневое, обветренное, опалённое солнцем лицо. Широкие скулы, глубокие морщины, узкие глаза. Нос чуть-чуть с горбинкой. Единственная необычная для тувинца деталь: усы и борода. Это, видимо, родовая, наследственная особенность. Ибо зовут его Кара-Сал, в переводе на русский – Чёрный Ус.
Имя это или фамилия? Как посмотреть. У каждого тувинца есть личное имя, а есть прозвание, обозначающее принадлежность к роду. И они могут меняться местами. Есть, скажем, разветвлённые роды-кланы Монгушей, Оюнов, Ондаров, Салчаков и т. д. Но мальчишке вполне могут дать личное имя Монгуш или Салчак. А фамилией станет прозвище или имя родителя: допустим, Кызыл-оол (рыжий мальчик). Любая фамилия может стать именем, но не наоборот. Принесённые русскими имена – Владимир, Валерий, Сергей, – а также тувинские Темир (железо), Буян (благо) и им подобные – в фамилии не превращаются. Что касается женских имён, то тут очень часты имена-прозвища, чаще приятные, и весьма разнообразные: Кара-кыс (чёрная девочка, чернушка), Чечена (разговорчивая), Анай (козочка) – и так до бесконечности, наряду, конечно, со всероссийскими Еленами, Маринами, Ольгами.
Первым делом налаживаем контакт. Старик чуть-чуть говорит по-русски, а наш водитель и мы – чуть-чуть по-тувински. Присутствует и ритуальный момент: беседа – дело мужское. С подростками и женщинами нам лясы точить не пристало. Стоим в кружок по стойке «вольно» между машиной и юртой, объясняемся, помимо мимики и жестов сплетая в замысловатую нить русские и тувинские слова.
– Здравствуйте, эки!
– Эки, здарова!
– Мы вот археологи, ездим, курганы смотрим. Курган, хорум, да?
– Археологи, но! Я знай.
Происходит называние по именам, непременное угощение сигаретами и закуривание. В прежние времена тувинцы, встречаясь, обменивались трубками и, если не спешили (а куда в степи спешить?), то тут же и выкуривали по трубочке. Трубка-данза маленькая, минут на пять-десять.
– Мы из Петербурга, ну, из Ленинграда.
– Ленинград знай, да.
– Тут у вас курганы есть? Хорум?
– Хорум, да, есь, многа хорум.
– Тут ведь недалеко Грач копал. Грач, знаете?
– А! Грач, да! – старик оживляется, улыбка разглаживает его чёрные морщины. – Грач там копал, – машет рукой за гору. – Я у Грача копал. Грач, да!
Вежливая беседа продолжается ещё некоторое время, в течение которого мы узнаём, что у старика Кара-Сала девять сыновей и пропасть внуков. (Дочерей и внучек считать не принято; во всяком случае, хвалиться их количеством.) Старшие сыновья живут далеко: кто в ближайшем посёлке Саглы, кто в райцентре Мугур-Аксы, а кто и в городе. Младший здесь – вот он. А это кто? Это внуки. Следует заметить: старший из имеющихся в наличии внуков лет на пять старше младшего сына. А овец много? Много, да. А лошадей? Тоже много. А коровы? И коровы есть. Оглядываюсь вокруг: парень гонит с гор одну отару, голов двести-триста; другая лежит, пользуясь нежаркой погодой, возле стойбища. Лошади, несколько десятков, бродят вокруг. Стадо коров, тоже немаленькое, пасётся возле речки. Да, скота довольно.
Во всё время разговора старуха и подростки стоят вокруг. Кара-Сал быстро отдаёт какой-то приказ – и двое подростков бегут в сторону отары, девчонки – к соседней юрте. И хозяйка хлопотливо уходит – руководить хозяйственным процессом.
Пока идёт этот самый процесс, наши фотографы успевают, кажется, в полной мере удовлетворить свою страсть к этнофотографии, а Кара-Саловы внуки и внучки – своё любопытство. Одна девчонка тащит маленького чёрного козлёночка – знакомить с приезжими. Другая тянет гостя-фотографа за загородку, где в густом тёплом навозе барахтается телёнок. Надо сказать: детям в тувинских юртах не запрещается ничего. Их никак видимым образом не воспитывают и как будто не замечают. Приезжие им вдвойне интересны потому, что, в отличие от своих взрослых, обращают на них внимание, общаются с ними.
