Россия и борьба Греции за освобождение. От Екатерины II до Николая I. Очерки - Арш Григорий Львович

Следует сказать, что сведения, полученные А. Ипсиланти о раскрытии его планов Портой, которая готовится подавить в зародыше освободительное выступление греков, соответствовали действительности. С конца 1820 г. Порта с разных сторон начала получать сведения о подготовке греками восстания, а в самый канун выступления А. Ипсиланти произошло трагическое и опасное для Филики Этерии происшествие: был схвачен (по-видимому, в начале февраля 1821 г. при переправе через Дунай) видный этерист А. Паппас, которого руководитель тайного общества отправил к вождю сербов Милошу Обреновичу с предложениями о сотрудничестве между греками и сербами в освободительной борьбе. Из захваченных у этеристского эмиссара документов Порта получила информацию о готовящемся против нее восстании. 27 февраля (11 марта) 1821 г. близкий к оттоманскому правительству человек сообщил Г. А. Строганову, что «Портою открыт обширный заговор с целью всеобщего восстания христианских подданных Оттоманской империи и возрождения Греции». За несколько дней до этого оттоманские министры поставили в известность о перехваченных письмах Ипсиланти к Обреновичу и сербскую делегацию, находившуюся тогда в Константинополе [287].

В этой обстановке А. Ипсиланти, находясь в Кишиневе, менее чем в ста километрах от границы Оттоманской империи, решил, что у него нет другого выхода, как начать свое восстание в Молдавии. Разумеется, он начал здесь действовать не на пустом месте: Филики Этерия ранее вовлекла в свое движение командиров господарской стражи Валахии и Молдавии, сотрудничавших с вождем начавшегося в январе 1821 г. в Валахии крестьянского восстания Тудором Владимиреску. Но подчеркнем, что решение зажечь огонь восстания не в Пелопоннесе, а в Молдавии было не результатом свободного выбора, как считают некоторые историки [288], а решением вынужденным.

Не вызывает сомнения, что А. Ипсиланти намеревался с армией, сформированной в Молдавии, пройти как можно быстрее через княжества, пересечь Дунай и пробиться с боем к Греции – главной цели и главному театру борьбы за освобождение. О его плане освободительной борьбы свидетельствуют письма, которые он направил из Ясс своим единомышленникам.

В своем письме этеристскому эмиссару Х. Перревосу, находившемуся в Греции, он сообщал: «Я спешу пересечь эти провинции для того, чтобы прибыть на землю Греции и соединиться со всеми теми, кто готовится свернуть ужасное иго, которое их гнетет» [289].

А. Ипсиланти рассчитывал, что его выступление в Яссах послужит сигналом ко всеобщему восстанию в Греции, центром которого станет Пелопоннес. В его обрашении к эфорам Патр – руководящему ядру этеристов Пелопоннеса – говорилось: «Призовите в помощь Бога и смело беритесь за оружие против тиранов. Обратитесь с призывом ко всем нашим храбрым соотечественникам, которые находятся в Пелопоннесе, воодушевите их своим собственным примером».

А. Ипсиланти направил также обращение к этеристам Константинополя. Он призывал их немедленно начать вооруженное выступление в столице империи в соответствии с ранее разработанным им планом. Этеристы Константинополя вместе с командами стоявших здесь на рейде греческих судов должны были завладеет арсеналом, захватить самого султана и водрузить христианское знамя над храмом Св. Софии.

Таким образом, план освободительного восстания, намеченный А. Ипсиланти, выходил за чисто национальные рамки. Он содержал идеологические моменты, восходившие к предыдущей эпохе, когда борьба за освобождение порабощенных оттоманами народов имела форму противоборства креста полумесяцу. Существование подобных настроений у А. Ипсиланти подтверждают и направленные им одновременно обращения к некоторым высшим иерархам греческой церкви. В письме к иерусалимскому патриарху Поликарпу А. Ипсиланти, напоминая о том, что завоеватели стремились уничтожить православную религию, призывал одного из духовных руководителей православного мира внушать «сынам вашей церкви рвение к вере и свободе». «Ваши проповеди против общего врага, – говорилось в его послании, – прозвучат для соотечественников, дальних и близких, подобно звонкой трубе, страшной для нашего трусливого врага». Подобные же послания вождь этеристов направил константинопольскому патриарху Григорию V и митрополиту Деркон (Фракия) Григорию.

Стремление А. Ипсиланти использовать духовный авторитет православной церкви, чтобы повлиять на умы верующих и побудить их активно участвовать в борьбе за освобождение, естественно. Но руководитель Филики Этерии не учитывал, что высшие структуры православной церкви в Оттоманской империи зависели от Порты и находились под ее контролем. Характерно, что все три представителя высшего духовенства, к которым обратился А. Ипсиланти, поставили подписи под окружным посланием, которым Константинопольская патриархия по требованию Порты предала анафеме А. Ипсиланти и М. Суццо. Однако такая покорность воле Порты не спасла патриарха Григория V и митрополита Деркон Григория от жестокой казни, жертвами которой они вскоре стали.

Учитывая эту позицию константинопольской церкви, а также то, что в столице были сосредоточены отборные вооруженные силы империи, греки же составляли хотя и значительную, но меньшую часть ее населения, замысел А. Ипсиланти поднять восстание в Константинополе выглядит явной авантюрой.

Знало ли царское правительство о том, что А. Ипсиланти готовит освободительное выступление? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ, хотя в литературе есть и другое мнение на этот счет [290]. Этот ответ основывается не только на общем направлении политики петербургского кабинета в тот период, о чем говорилось выше, но и на конкретных свидетельствах, относившихся непосредственно к выступлению Ипсиланти. К числу наиболее важных свидетельств относится письмо самого А. Ипсилнати от 24 февраля (6 марта) 1821 г. Александру I. Письмо это хорошо известно с тех пор, как австрийский историк А. Прокеш-Остен опубликовал копию его французского текста [291], оригинал которого хранится в Архиве внешней политики Российской империи [292]. В письме греческий патриот, носивший форму российского генерала, извещал о своем решении встать во главе освободительного восстания, подготовленного тайным греческим обществом; А. Ипсиланти также призывал российского монарха стать «освободителем Греции». В письме нет даже намека на то, что планы главы тайного общества были заранее известны императору и получили его одобрение – в противном случае в этом письме вообще не было бы смысла.

Для Александра I действия его бывшего адъютанта стали полной неожиданностью и сразу вызвали его резкое осуждение. Об этом свидетельствует первая неофициальная реакция самодержца на письмо А. Ипсиланти, полученное им в Лайбахе на конгрессе Священного Союза 7 (19) марта 1821 г.

10 (22) марта 1821 г. царь сообщал в частном письме своему доверенному корреспонденту, министру духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицыну: «Мы только что получили известие, что князь Ипсиланти, тот самый, у которого оторвана левая рука и кому я предоставил около года назад отпуск для лечения раны, которая открывается, внезапно появился в Яссах и заявил господарю, что он был призван греками Эпира и Мореи, своими соотечественниками, чтобы освободить их от владычества Порты, и что он собирается встать во главе их». В том же письме Александр I выразил резко отрицательное отношение к действиям А. Ипсиланти, вставшего во главе восстания, которое организовало тайное общество. Император высказал свою навязчивую идею, что все такие общества примыкают к некоему центральному комитету, находящемуся в Париже, и что сама акция Ипсиланти являлась диверсией, предпринятой им по внушению указанного комитета, чтобы спасти революцию в Неаполе, которую готовились подавить державы Священного Союза [293].