(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины
Говорили мирно, иногда, правда, и с некоторым запалом, а потом, учредив гигантский колхоз, объединивший всю станицу со всеми ее тринадцатью хуторами и калмыцкими улусами, выбрали правление колхоза во главе с председателем колхоза Сазоном Меркуловым, рекомендованным на этот пост партийной ячейкой.
Колхоз получился огромный. Более четырех тысяч казачьих и калмыцких дворов вошло в него. На съезде колхозу было присвоено наименование "Заветы Ленина".
С первых же дней создания такого гигантского колхоза Сазон не имел ни минуты свободной. Неутомимо разъезжал он по экономиям, организованным на каждом поселении и хуторе. В экономиях шла кипучая работа - строили конюшни, воловни, базы для обобществленного скота.
В каждом поселении и хуторе создавали новые избы-читальни, библиотеки, общественные столовые, детские сады, ясли...
В Сазоне открылись необычайные хозяйственные способности, таланты крупного организатора.
К его наблюдательному, всевидящему глазу все так привыкли, что ни единого мало-мальски заслуживающего внимания вопроса без согласия или совета его не решали.
Ежедневно с утра у правления колхоза толпился народ. Люди эти приходили на прием к председателю колхоза для того, чтобы разрешить какой-нибудь наболевший вопрос, удовлетворить ту или другую насущную нужду.
С видом человека, знающего себе цену, принимал Сазон посетителей, внимательно выслушивал их и с мудростью Соломона разрешал те вопросы, которые входили в его компетенцию, и отсылал в стансовет тех граждан, дела которых требовали разрешения.
Приходил домой Сазон обычно уже поздно вечером, утомленный, но радостно взволнованный от сознания того, что он выполняет большую и нужную для страны работу.
В такой поздний час супруга его Анна Сидоровна обычно уже сладко спала. Поужинав, Сазон, чтоб не разбудить жену, тихо раздевался и ложился под ее горячий бок. Тепло, исходящее от спящей жены, его умиляло. Он крепко обнимал ее молодое упругое тело, прижимался.
- Милая моя Сидоровна, - бормотал он блаженно и засыпал.
...Сегодня воскресный день, а поэтому Сазон и Анна позволили себе поспать подольше обычного.
Лежали они на кровати примиренные, ласковые и нежные друг к другу.
На кухне старуха гремела сковородами, готовила завтрак. Проснулись ребята, спавшие на кухне. Начались крики, возня. Старуха шикала на них:
- Тише!.. Тише!.. Разбудите отца с матерью. Нехай еще трошки поспят.
Но Сазон и Анна уже не спали. Они некоторое время лежали молча, прислушиваясь к тому, что делалось на кухне.
- Ну что, Сазонушка, - мягко спросила Анна у мужа, - все у тебя в колхозе в порядке?..
- А что может, Анюта, случиться?.. - усмехнулся Сазон. - Конешное дело, все в порядке. Работы вот только дюже много. Вовек, должно, ее не переделаешь. Дело новое. Ко всему надобно умеючи подойти. Так все бы ничего, да вот только одно у меня зараз беспокойствие есть... И не знаю, что и делать и как быть. Ажно за сердце хватает...
- Что ж это такое?
- Да вот, понимаешь, Анюта, какое дело, - раздумчиво проговорил Сазон. - Дошел до меня слух, что дюже на меня рассерчал Прохор Васильевич Ермаков. Думает, что это я засадил его отца в тюрьму.
- При чем же ты тут. Ведь это дело Концова.
- Так вот поди ж ты, докажи, - сокрушенно проговорил Сазон и, помолчав, продолжал: - Надысь повстречал я Захара Ермакова. Рассказал ему, как все дело было, и просил его написать Прохору Васильевичу об этом.
- Ну, и что же он?
- Обещал.
На кухне заплакал ребенок. Старуха стала утешать его:
- Помолчи, дитятко, помолчи. Я те зараз пампушку с маком дам.
- Ты понимаешь, какое дело-то, Нюра, - повернулся Сазон к жене. Захар просил посоветовать, что ему делать, дескать, вступить в колхоз ай нет.
- Ну, и что ж ты ему ответил?
- Да что ж я ему скажу. Говорю, дело, мол, твое... Боязно мне его в колхоз принимать, по правде сказать.
- Это почему же? - даже приподнялась от изумления Сидоровна. - Не рыпи. Ты ж помнишь небось как уполномоченный Концов мне правый уклон за старика Ермакова пришивал?
- Ну так что? - насупилась Анна. - Мало ли дураков на свете. А ты испугался.
- Эге, брат ты мой! - причмокнул языком Сазон. - Как приклеют ярлык правого уклониста, так попробуй тогда его отклеить.
- Дурак!
- Чего? - опешил Сазон.
- Дурак, говорю, - строго сказала Сидоровна. - Ежели волка бояться, так и в лес не ходить... Что Захар Ермаков кулак, что ли?
- Знамо, не кулак, но отец...
- Отец тоже не кулак. Он пострадал за свою горячность...
- Во! - поднял палец Сазон. - В том-то и дело, дорогая...
- Примите Захара в колхоз, - посоветовала Анна. - Не обижайте человека... Как члены правления на это посмотрят, а?
- Да вряд ли возражать будут.
- Может быть, поехать бы тебе в райком посоветоваться?
- Не стоит, - махнул, рукой Сазон. - Не люблю с ними о таких делах говорить... Есть там умные люди, а есть такие, что их ничем не пробьешь... Затвердят себе что-нибудь одно, как попугаи, ну и не туды и не сюды...
- А Незовибатько говорил об этом?
- Да сказал на всякий случай.
- Ну, и что он?
- Сказал: делай, как тебе твоя совесть подсказывает...
- Вот умница! - восторженно воскликнула Анна. - Правильно говорит.
- Ну, уж и умница, - недовольно проворчал Сазон. - Чего ж тут умного?..
- А то, - заключила Анна, - что работай больше своей башкой.
Некоторое время супружеская чета снова лежала недвижимо и молча, погруженная каждый в свои размышления. Потом, о чем-то вспомнив, Сазон вдруг обиженно нахмурился.
Сидоровна сразу же заметила это.
- Ты что это надулся как мыльный пузырь? - спросила она.
- Ничего, - буркнул Сазон.
- Ха-ха-ха! - рассмеялась Анна. - Опять заревновал? Вообще-то, он мне по нраву. Человек дюже обходительный, - насмехалась над ревностью мужа Сидоровна.
- Брось мне тут заливать, - как обваренный кипятком вскочил Сазон с кровати. - Ежели замечу, что ты с ним фигли-мигли затеваешь, ноги обоим переломаю.
Давясь от смеха, Анна поднялась с кровати, стала одеваться.
XXXII
Константин чуть было не попал в неприятнейшую историю. На автомашине американского посольства он поехал в городок Серпухов, расположенный в полутора часах езды от Москвы. На окраине городка он разыскал замшелый флигелек старого бухгалтера Чернышева.
Старик был дряхл, глух и полуслеп. Дома он был один. И сколько ему ни втолковывал Константин о цели своего приезда, показывая сверток с деньгами и золотом, присланный сыном, старик не понимал.
- Вы кто же такой будете? - дребезжал его голос. - Ась? - подставлял он ухо к Константину.
- Я - американец, - кричал в его ухо Константин. - Из Америки! Понимаете, из Америки! Привез от вашего сына подарок вам, - указывал он на сверток. - Пересчитайте и дайте мне расписку в получении. Я должен вашему сыну показать ее. Понимаете меня?..
- Ага, значит, из Москвы? - понимающе кивал старик. - А по какому делу? Не насчет ли пенсии? Я писал Калинину. Прослужил я более пятидесяти лет...
Константин снова орал во все горло, разъясняя старику, что он из Америки и привез ему от сына подарок. Но это не помогало.
- Вы погодите немножко, - извиняющимся голосом проскрипел старик. Вот сейчас должна прийти дочка Шура. Вы с ней поговорите. Я, видите, не понимаю вас. Простите меня, пожалуйста, старика...
Пришлось ждать.
Примерно через полчаса пришла черноволосая красивая женщина лет тридцати, очень похожая на своего нью-йоркского брата.
- Я уже догадываюсь, - приподнялся со стула Константин, - что вы сестра моего друга Ивана Прокофьевича. Очень похожи на брата...
- Вашего друга? - растерялась женщина. - Откуда вы его знаете?..
Константин представился как американский журналист, коротко рассказал ей о брате и о цели своего прихода в их дом.
- Вот сверток, - протянул он ей. - Там, возможно, есть и письмо. Пересчитайте деньги и дайте мне расписку в получении или письмо, что хотите. Только, пожалуйста, быстрее. Я очень тороплюсь. И так задержался...
Женщина, побледневшая, растерянная, несколько мгновений в нерешительности держала в руках сверток, потом вдруг лицо ее налилось багрянцем, глаза гневно засверкали.
- Какая наглость! - взвизгнула она, бросая на стол перед Константином сверток. - Мне - труженице, советской женщине, советскому педагогу, предлагать эту подачку? Да как вы смели?.. Хотите поймать меня на свою удочку? Завербовать как шпионку? Вон! Или я сейчас позову милицию.
- Вы не хотите взять это? - изумился Константин, беря сверток. - Ведь это подарок от Ивана Прокофьевича вам с отцом и матерью. Хватит на всю жизнь прожить...
- Вон! - истерически кричала женщина, указывая на дверь. - Никаких мне братьев предателей не нужно.
Не понимая, что делается вокруг него, старик недоумевающе смотрел то на дочь, то на Константина.
- Послушайте меня, дорогая... Александра Прокофьевна, кажется, умоляюще проговорил Константин, - но если вы не хотите принять это, то прошу вас ради бога - черкните хоть пару слов, что вы возвращаете этот подарок обратно...
