ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт

Когда мы говорим о восприятии, важно выяснить, что завязано на мозге, а что нет. Но это очень запутанная сеть. Внимание направляет восприятие точно так же, как восприятие влияет на внимание: сенсорный массив и соответствующие ему мозговые центры находятся в почти постоянной связи друг с другом, и сигналы идут в обоих направлениях. Взгляд перемещается от одной фокусной точки к другой. Уши делают то же самое, даже когда вы не пытаетесь сознательно сканировать окружение. Например, когда вы слушаете человеческий голос в шумной обстановке, улитка приглушает свой усилитель, ослабляя конкурирующие сигналы —разговоры в ресторане больше предполагают чтение по губам, чем разговор в тихом месте. Глаза тоже устроены таким образом, чтобы уменьшать сигнал, когда это необходимо: цветовые рецепторы сгруппированы по направлению к центру глаза, из-за чего ваше периферийное зрение заметно отличается от того, на что ваш мозг направляет фокус [116]. Но и глаза регулярно реагируют на мысли. Если вы можете видеть, когда вас просят представить или вспомнить яркую визуальную сцену, ваши зрачки расширятся, даже если в этот момент вы не обращаете внимания на внешний мир. Когда ваш мозг внутренне моделирует визуальную информацию, нервные пути, контролирующие мышцы, которые сокращают и расширяют зрачки, приходят на помощь. То же самое можно сказать и о крошечных мышцах, которые управляют вашими глазами в целом – которые, кстати, почти постоянно находятся в движении.

Взаимодействия между восприятием мозгом визуальной информации, механикой наших глаз и созданием памяти в человеческом мозгу – вот действительно непростая задача. Ученые-когнитивисты, честно говоря, только начинают выяснять, как все эти вещи сочетаются друг с другом, не говоря уже о том, какую роль могут играть половые различия. Но у здоровых приматов с хорошим зрением, таких как Homo sapiens, эти связи также глубоко укоренены в понимании себя как существ в мире богатого запоминающегося опыта. Вспомните тех подростков, которые смотрели на мое обнаженное тело: наиболее вероятная причина, по которой мальчики регулярно рисовали мне грудь больше, чем она есть на самом деле, заключалась не только в социальной обусловленности [117]. Дело в том, что по той или иной причине их глаза были буквально прикованы к моей груди, в отличие от глаз девушек.

Вообще говоря, человеческие глаза делают две вещи: саккады и фиксации. Саккады – это резкие движения глаз из одной точки поля зрения в другую. Когда они задерживаются на чем-то, это называется фиксацией. Существуют известные половые различия в этих паттернах, когда люди смотрят на человеческие лица: взрослые женщины, как правило, имеют больше саккад, их взгляд перемещается между разными частями лица и глазами человека, тогда как мужчины, как правило, больше фиксируются вокруг носа. Никто не знает почему. Но возможно, именно поэтому женщины, как известно, лучше мужчин запоминают лица и точнее оценивают, какие эмоции эти лица выражают. Мы также склонны уделять больше внимания области левого глаза, которая является более эмоционально выразительной стороной [118].

Все это как-то связано с самими глазами и с тем, что мозг – восходящий поток – делает с информацией, поступающей в режиме реального времени, дополнительно направляя глаз или останавливая. Но когда взгляд задерживается, он больше влияет на память постфактум, точно так же, как он производит большее впечатление на наше восприятие в реальном времени. Мы говорим о гайках и болтах реальности. Таким образом, если глаза студентов чаще фиксировались на моей груди, они с большей вероятностью восприняли бы ее как большую по отношению к остальному телу – не потому, что они так хотели изобразить культурно обусловленный мультяшный вариант, обычный для «мужского взгляда» на женское тело в социальных пространствах, но из-за когнитивной механики. Рассмотрим, например, что происходит, когда неподготовленные художники пытаются рисовать человеческие лица: они забывают про лбы.

Поскольку люди склонны фиксироваться на глазах, носе и рте – то есть на местах, где расположены наши отличительные черты (кто этот человек) и где мы передаем большую часть своих социальных сигналов (что этот человек чувствует, каковы могут быть его или ее намерения), – это означает, что наш мозг воспринимает эти черты как более заметные, чем они есть на реальном человеческом лице. Так что неподготовленный художник склонен рисовать лицо неандертальца: с низким, узким лбом, большими глазами, носом и ртом. И по мере того, как художник узнает, что лоб обычно занимает целую треть человеческого лица ниже линии роста волос, и начинает усваивать способы «корректировки» нормальных мозговых интерпретаций поля зрения, лицо на холсте начинает выглядеть более реалистичным.

Со временем студенты стали лучше рисовать не только мою грудь. Они также стали рисовать мне лоб, что обнадеживает, учитывая, что за ним расположена большая часть моей лобной доли, которая является значительной частью того, что делает меня человеком. Честно говоря, я не могу сказать, изменил ли опыт рисования меня их взгляд на женские тела вне занятий. У каждого из нас есть социально специфичные способы существования и взаимодействия, и наборы навыков не всегда аккуратно переносятся из одного сценария в другой. Я не знаю, «нормализует» ли обнаженная натурщица тело или делает его более исключительным. Но я не могу не думать и о глазах студенток в той комнате не потому, что им удавалось немного лучше изобразить мою грудь, а потому, что их глаза – в частности, их сетчатка – могли сильно отличаться от глаз мальчиков.

Влияние мозга на восприятие можно увидеть в том, как культура естественным образом ограничивает девочек – способами, которые трудно даже заметить. Поскольку женщины обычно рождаются с двумя Х-хромосомами, некоторые из них являются тетрахроматами – они видят мир не в трех цветовых измерениях, а в четырех [119]. Подобно птицам, эти женщины могут рассмотреть гораздо более тонкие различия между красными, зелеными и желтыми длинами волн, потенциально имея способность видеть до 100 миллионов различных цветов: на целых 99 миллионов больше, чем средний мужчина [120]. Визуальный мир женщины-тетрахромата должен быть полон мелких, сияющих, безумных деталей: калейдоскоп цветов, мерцающий на каждой волне, отражающей свет, мерцающее трепетание пуха на членистом крыле малиновки.

Мог бы быть.

Вот только наш человеческий мир не предназначен для чего-то большего, чем трихромазия, и, к сожалению, женщины, имеющие генетическую предрасположенность видеть дополнительные цвета, обычно их не видят. Это потому, что не цветовые рецепторы определяют, какие цвета мы воспринимаем. Существует направленный поток информации между глазами, зрительным нервом и зрительными областями мозга. Некоторые из них зацикливаются – например, когда глаз выполняет свои автоматические саккады, мозг направляет его фокусироваться на том, а не на другом, смотреть так, а не иначе. Мозг определяет потребность, а глаз соответственно адаптируется. Если вам нужно увидеть определенный цвет, и особенно если вы имели привычку видеть его всю свою жизнь, вы, вероятно, увидите его, если у вас есть цветовые рецепторы в сетчатке. А если нет? Если нет нужды? Тогда, вероятно, не увидите. Мы правда не знаем почему.

До 12 % всех девочек могут родиться тетрахроматами. У них есть потенциал увидеть мир, который никогда не сможет увидеть ни один мужчина. Увидеть мир, который даже большинство женщин не видят. Но поскольку они растут в среде, которая никогда не вынудит их использовать этот потенциал, они никогда не узнают, что могут. И он просто не будет развиваться. Странные дополнительные колбочки в сетчатке будут бездействовать, или, может быть, зрительный нерв будет их игнорировать. Мы точно не знаем, что с ними происходит. Эти девушки как тайные супергерои. У них глаза как у птиц.