Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой
Сташек, огорченный немилостью пана поручика, горячо напрашивался, чтобы его взяли с собой.
- Отработай сначала палки, которые ждут тебя! - прикрикнул на него сердито Заремба. - Кацпер, веди!
Кацпер, отыскав в темноте тропинку между деревьями, повел зигзагом по откосу вниз к реке.
Ночь была темная; по небу плыли бурые, изодранные лохмотья туч. Изредка налетал с шумом знойный ветер, от которого раскачивались макушки деревьев. Временами воцарялась глухая, тревожная тишина.
Заремба с Кацпером прошли мимо лачуг, прятавшихся в чаще садов, землянок и логовищ, в которых грозно ворчали собаки, и скользнули в проход между двумя домами, почти соприкасавшимися своими боковыми стенами. Узкий проход вывел их на Мостовую улицу, через которую им надо было перейти, что представляло некоторую опасность, так как неподалеку, налево, над завешенной цепями заставой, горел фонарь, а под ним стоял конный и пеший караул.
Оба прошмыгнули крадучись, и не успели спрятаться в тень наглухо запертого трактира, как сверху, со стороны города, послышался топот конских копыт.
- Смена караула! - объяснил Кацпер и, нащупав дверь, отпер ее ключом и тщательно захлопнул за собой.
Сени, в которых они очутились, пересекали дом. С обеих сторон через щели в дверях просачивался свет, сдержанные голоса и звон стеклянной посуды. Во дворе, застроенном амбарами и заполненном экипажами и людьми, сновали какие-то тени, но Кацпер смело направился к знакомому ему проходу, и оба вышли на дорогу, ведущую от моста по берегу Немана.
- Теперь будет жарко! - шепнул Кацпер, вглядываясь в темноту.
Немыслимо было что-нибудь разглядеть даже в двух шагах, так как высокие прибрежные холмы отбрасывали густую тень на дорогу и часть реки, покрытой блестящей рябью.
Оба пошли туда, соблюдая большую осторожность, останавливаясь поминутно или прячась между штабелями сложенных у дороги дров, так как очень часто слышался грузный топот копыт проезжающих патрулей. На другой стороне Немана довольно часто виднелись огни солдатских костров.
- Охраняют, как крепость.
- Через каждые полсотни шагов - верховой,
а со стороны поля даже расставлены секреты.
Дошли до какого-то домика, втиснувшегося между дорогой и рекой. Кацпер постучал в окно условным знаком. Тотчас же вышли двое.
- Готово, можно ехать! - шепнул кто-то и повел их к самому берегу, густо заросшему кустами. Там, в густой тени, была спрятана лодка.
Оба вошли в нее, и тот же шепот скомандовал:
- Лечь на дно!
Оба подчинились команде. Лодка качнулась, выплывая на воду, точно лебедь, и, тихо покачиваясь, поплыла вдоль берега. Река булькала в темноте. Тесные волны, словно запыхавшись, спешили куда-то вперед, беспрестанно о чем-то споря и задевая друг друга; иная вдруг лизнет, шипя, песок пенящимся языком или взметнется вверх, как рыба.
Небо висело низко. Вздутые клубы туч, казалось, гнались за волной, все убегавшей в торопливой тревоге. Очертания гор уходили черными изогнутыми контурами.
Ветер шумел вверху, только макушки деревьев шевелились, сонно шелестя листвой. Ночь была глубокая, безмолвная. В деревнях начинали уже петь первые петухи.
Лодка плыла смело, чутко, однако объезжая песчаные отмели и избегая глаз военных дозоров. Ночная тьма тщательно охраняла ее и редкий седой туман окутывал влажной пеленой.
Заремба привстал немного. В верхних окнах дворца, точно где-то в облаках, блестел огонек. Север тяжело вздохнул и снова опустился на дно. Шепот Изы обвеял его опять сладостной мелодией любви, будя в то же время томительную, щемящую грусть. Он лежал и глядел в бездонную пучину небес, весь охваченный душевной мукой. Стеклянное журчанье волн, бульканье, вздохи, поднимающиеся неизвестно откуда, всплески струй и таинственные голоса ночи усиливали его муку, так как каждый из этих звуков причинял новую рану, пробуждая воспоминания и несбыточные надежды, каждый напоминал прощальный всхлип.
Через некоторое время, однако, он стряхнул с себя бесплодную жалость к себе самому, отбросил ее прочь от себя, точно букет ярких цветов, и, подняв голову над бортом лодки, стал внимательно всматриваться в реку и в черные, едва уловимые тени казаков. Они плыли мимо места, где Городничанка впадает в Неман. Как раз в это время стало немного светлее, тучи внезапно разорвались, и серебристая полоса лунного сияния разлилась по реке, открыв их прибрежным патрулям.
- Стой! Стой! - послышались с берега громкие оклики.
Лодка бешено рванулась вперед, и в ту же минуту грянул им вслед выстрел.
- Ближе к берегу! Живей! - скомандовал Заремба, доставая из-за пояса пистолет. Несколько взмахов веслами, и лодка опять подплыла под нависшие ветви прибрежных деревьев, спасаясь от зорких глаз караульных.
- Стой! - скомандовал Север, ухватываясь за ветви.
Гребцы погрузили весла в волны, но, не будучи в силах справиться с течением, которое увлекало их на простор, опустились сами в воду и остановили лодку.
Заремба и Кацпер, с пистолетами в руках и готовые ко всему, ожидали, затаив дыхание и прислушиваясь к поднявшимся на берегу крикам. Минуты казались вечностью. Патрули подходили все ближе и ближе и, ругаясь, окликая поминутно кого-то, бегая взад и вперед, обыскивали берег, настойчиво тыкая пиками в каждый куст. Слышно было даже, как плескается вода под копытами и трещат зажженные факелы.
- Меть на близком расстоянии и стреляй! - спокойно командовал Заремба.
Перевозчики щелкали зубами от холода и страха.
Но вот, после долгих минут мучительного ожидания и неуверенности, крики стали стихать и удаляться. Прождав еще немного, Заремба со спутниками тронулись дальше, долго держась еще затененного берега. Лишь за Лососной, объехав гренадерские лагеря, когда предательская луна скрылась опять за тучу, лодка быстро выплыла на простор реки и понеслась точно на крыльях. Ее увлекало быстрое течение, подталкивали вперед весла и подгонял ветер, поднявшийся над рекой и дувший им в спину. Скрипели уключины, брызгала взметаемая пена, и весла, словно огромные плавники, ударяли раз за разом в такт движениям перевозчиков, не жалевших сил.
Подплыли к лесам, спускавшимся с обеих сторон до самой воды, точно к дну черного блестящего ущелья, над которым клубились серой пеной облака. Плыли мимо лугов, подернутых белесым пологом тумана и гудящих криками дергачей, завыванием выпей и жалобными стонами чаек. Плыли средь окутанных туманом полей, благоухающих гречей и дымов, где со стороны деревень доносился лай собак и словно трепет тяжелых вздохов спящих крестьян. Был уже третий час на исходе, и на востоке начинало светать, когда они подплыли к высокому холму, покрытому лесом, и вышли на берег.
- А как вы вернетесь? - спросил озабоченно Заремба, разминая усталые от неудобного положения в лодке члены.
- Мы уж как, дескать, выехали еще утром на ловлю с пропуском от мостового, вернемся без никаких, хоть и с пустыми сетями.
Хотел ткнуть им по дукату, но они не взяли, старший же из них сказал с достоинством:
- Не ради гроша подставляли головы. Служим по доброй воле, ради долга.
- Хочу знать, кому я обязан благодарностью!
- Трояковский я, Шимон, рыбак. А это мой сын Войцех.
Заремба горячо пожал мозолистые руки, тронутый этой горячей преданностью делу, и пошел вслед за Кацпером в гору по очень крутой и скользкой тропинке. Лес окутал их непроницаемой тьмой. Они шли ощупью, натыкаясь поминутно на деревья, стоявшие плотной стеной. Лишь на самом верху стало немного светлее, и сквозь колышащиеся, шумящие ветви стало проглядывать небо.
- Кто идет? - послышался вдруг грозный шепот, и раздался металлический звук взводимого курка.
- Свобода! - тоже шепотом ответил Кацпер, останавливаясь.
- Кто идет? - спросил тот же голос, только уже не так грозно.
- Равенство!
- Кто идет? - раздалось третий раз. Их окружили военные люди.
- Братство!
- Свои. Ступайте с богом. Дептух, веди их в лагерь.
Пришлось, однако, пройти еще изрядное расстояние по диким дебрям, холмам, лесосекам, оврагам и болотам. Шли молча, только Дептух время от времени покрикивал протяжно, оглядываясь по сторонам, после чего обратился к поручику:
- Имею честь доложить, пан поручик: дозоры на своих местах.
- Хорошо расставлены, - похвалил Заремба, не будучи в силах, однако, заметить ни одной тени.
- Это не новобранцы и не молодчики из "народной кавалерии", - буркнул Кацпер.
- Не ворчи, - осек его Заремба, напряженно прислушиваясь к шагам проводника, так как в чаще и в темноте ничего не было видно, изредка только то тут, то там маячили группами тени стволов.
- Пахнет что-то дымом, - заметил он в одном месте.
- Это из шалашей смолокуров тянет справа, - объяснил Дептух, выводя их на берег какого-то болота, заросшего кустами, между которыми кое-где блестела черная, "слепая" вода. А вверху нависло грязной, набухшей складками простыней мутное небо. Дорога была трудная и опасная. Шли будто по слабо натянутой коже, разрывавшейся через каждые несколько шагов под их ногами, так что грязь брызгала в лицо, и они погружались по колено в воду. Гнилостный запах раздражал ноздри, какие-то крупные птицы взлетали, тяжело взмахивая крыльями и кружась над болотом, словно черные тряпки, подхваченные ветром.
