Татьяна Бочарова - Новочеркасск. Кровавый полдень
На митинг 2 июня 1993 г. многие из Ростова-на-Дону, Таганрога приехали в ожидании похорон, так как экспертиза найденных останков длилась уже год. Нам снова пришлось говорить о трудностях исследовательской работы, объяснять ситуацию.
Так и приходилось два года — перед людьми защищать следствие, а в Главной военной прокуратуре и в лаборатории СКВО требовать ускорения экспертизы. Иногда наезжали из Москвы следователи, поясняли ход дела. В основном, появлялся Александр Котовчихин. За ним числились найденные под его руководством останки 20 человек, переданные в лабораторию для экспертизы.
Летом-осенью хлопотали о переустройстве квартиры Александра Косоножкина. Он был ранен подростком и получил инвалидность. Судьба его сложилась неблагополучно, израненной оказалась и психика, Александр срывался, попадал в тюрьму.
Жилищный вопрос был самым тяжелым в наших хлопотах. Так, с просьбами об обмене квартиры Александры Пекуш на более низкий этаж в течение пяти лет мы обращались на Новочеркасский завод синтетических продуктов, где она работала. За эти годы к ее инвалидности добавилась инвалидность, а затем и смерть мужа.
Сентябрь 1993 г. усилил тревогу. Хотелось мира и согласия. Но его не было. Недавние соратники Ельцин, Руцкой, Хасбулатов создавали напряжение на парламентском поле. Конституция перекраивалась поправками, Ельцин усиливал давление и 21 сентября распустил парламент. Не все там было понятно, но доверие Ельцину еще сохранялось, и мы поддержали его. В Новочеркасске был создан Комитет гражданского согласия, в котором объединились бывшие «демороссовцы», казаки и предприниматели — сторонники реформ. Главным нашим желанием было не допустить коммунистического реванша.
Какая все-таки великая сила телевидение! Мгновенная информация — и широчайшая гамма эмоций. Помнится Ельцин в черном плаще в каком-то сумраке на территории Кремля («Что делать?» — он с трудом и сомнениями решал этот вопрос); выступления с улиц ночной Москвы известных политиков; гайдаровское «Раздавить гадину!»; ВИДовское: «Мы идем спать!».
И снова связка: власть-армия-народ. Разный народ. Каждый вылетавший из орудия танка снаряд был, как шлепок: «Мы — слабая власть. Прозевали, не справились, и вот наш кнут». Страшно было видеть выходящих из Белого дома согбенных, под прицелом, известных и достойных людей. Недостойные — ушли подземельями, заранее готовые ко всему. Нападение на Останкино покоробило и как бы сравняло это выступление с ГКЧПистским заговором. Но, в отличие от дряхлых заговорщиков, действующей силой здесь была масса обездоленных людей, ежедневно с протестом собиравшихся у Белого дома и под красными флагами защищавших его, как всего пару лет назад с красно-сине-белыми флагами защищали этот символ власти сторонники демократии
«Дерьмократы» — обидное, но во многом справедливое прозвище всех, пребывающих во власти и исказивших правила чести и свободы, достоинства человека, реализацию его прав. Не было аргументов, чтобы оправдать кровь людскую. Мне потом не раз бросали в лицо: «Защищаете, откапываете… А ваша власть — чем лучше? И кто найдет тех, погибших во время октябрьских событий в Москве? Почему этим не занимаетесь?»
Это была первая трещина в отношении к Президенту. Горько стало оттого, что уроки истории были не выучены. Наше заклятье «Власть не должна стрелять в свой народ! Это не должно повториться!» — повисло в воздухе. Мы даже не предполагали, что через год не только тапки, но и самолеты пойдут на людей…
Это общеизвестные события, но пишу о них здесь не случайно. Новочеркасская трагедия, ставшая символом преступности тоталитарной системы, стала и заложником ключевых политических событий эпохи перемен. И мы каждый раз горько убеждались в этом, ощущая политическую конъюнктуру в решении тех или иных вопросов нашего дела.
Как уже отмечалось выше, Постановление Верховного Совета РФ от 22 мая 1992 г. дало оценку событиям 1962-го, признав их как преступление государственной Системы в виде коммунистического режима:
В июне 1962 г. партийно-советскими властями в городе Новочеркасске была жестоко подавлена с применением войск мирная демонстрация трудящихся, которые требовали улучшения своего социально-экономического положения.
Погибли и получили ранения десятки ни в чем не повинных людей, в том числе женщины и дети. Многие участники событий были подвергнуты судебной расправе за действия, которые явились ответом на неправомерное и провоцирующее поведение властей.
Вот так новая власть как бы извинилась за своих предшественников. Но суд, «неподвластный, неподкупный, независимый» суд и прокуратура шли еще в том накате, вымуштрованные многими десятилетиями партийного диктата, когда выступление против партии и советского правительства было высшим злодеянием.
Осенью 1993 гм после известных событий в Москве и расстреле Белого дома, мы сразу почувствовали новую (вернее, рецидив старой) реакцию на наши обращения.
Прокуратура уже не ссылалась на отсутствие каких-то судебных органов, в чьей компетенции было бы решать вопрос о реабилитации. Было хуже и… гаже. Генеральная прокуратура просто отозвала из Верховного Суда свои протесты, внесенные ранее во исполнение Постановления Верховного Совета РФ. Реабилитация была остановлена без объяснения причин. Следующий год утвердил законников в их решении, и пошли соответствующие объяснения-отказы.
Приведу выдержки из переписки. Ответ Генеральной прокуратуры РФ от 28 июля 1995 г. на очередной запрос Фонда Новочеркасской трагедии о реабилитации осужденных по событиям 1962 года:
…Степанов и Козлов по ст. 79 осуждены обоснованно. Вина их доказана частично собственными объяснениями, а также показаниями многочисленных свидетелей (перечень фамилий).
Начальник 3 отдела управления по надзору за законностью судебных постановлений по уголовным делам Г. И. Бризицкая * * *В Генеральную прокуратуру Российской Федерации
т. Г. И. Бризицкой
от Степанова Н. Е, проживающего Новочеркасске, Ростовской обл.
Неоднократно обращался по вопросу реабилитации за Новочеркасские события 1962 г. Наконец получил ответ неудовлетворительный. Если Вы еще порядочный человек, тем более женщина, то должны знать каким путем выбивали признания. Если Вас не мучили по трое суток бессонницей, если не заливали одиночную камеру студеной водой по колено с подъема до отбоя, то, конечно, Вы думаете, что те показания я дал «добровольно», чтобы мне влепили 15 лет строго режима. Из них Владимирской тюрьмы три года. Вы скажете: «свидетельские показания». Вы не были в шкуре свидетелей, когда ему КГБ приказывает: «Или твои показания на обвиняемого, или тебе срок». Выбора не было. Таким путем мои показания оказались в протоколе. Делайте выбор сами: виновен я был или нет в свои неполные 19 лет.
Николай СтепановУСПОКОЕНИЕ
1994 год тоже имел свое лицо. Траурное. Подходила к концу экспертиза. Все переданные нами и обнаруженные позже останки были идентифицированы. Мы готовились к похоронам. По весне приехал Котовчихин, чтобы исследовать еще одно захоронение и поставить точку в поисковой работе. Следствие в целом тоже подходило к концу. Баграев готовил Постановление по делу.
Снова, с группой солдат, побывали в Новошахтинске. Обнаруженные в архивах документы указывали на захоронения на бывшем румынском кладбище. Их, служивших на стороне Германии и оставшихся после войны в качестве пленных, хоронили в специальном месте, ставя на могилы металлические таблички. Эти железные указатели смерти мы во множестве находили в колючем кустарнике у кладбища. А само кладбище приняло за минувшие годы очередной слой покойников. С большим трудом удалось определить места захоронений новочеркассцев. Двое погибших так и остались неизвестными, лежат в общей могиле безымянными, и это символично.
День похорон 2 июня 1994 г. оставил жутко-мистическое впечатление. К костям мы привыкли и, получив их из лаборатории после исследования, хранили в глубоком подвальном помещении военной комендатуры. Это небольшое белое с колоннами здание рядом с Музеем истории донского казачества изначально строилось под гауптвахту. Здесь под стражей находились нарушители воинской дисциплины, и, помню, иногда, в сопровождении конвоя, их приводили на подъемно-копательные работы в музей. Комендант Загорские предоставил все условия для краткосрочного пребывания здесь гробов и костей.
Ранним утром 2 июня мы снова укладывали уже идентифицированные останки в поименованные, обитые черным шелком с белым крестом, гробы. Эту процедуру снимали на видеокамеры местные журналисты. Те, кто впервые видел останки, были в том молчаливо-испуганном состоянии, которое запомнилось на лицах присутствующих при открытии нами первой могилы в поселке Тарасовском. А у нас было торжественное настроение — мы предавали земле мучеников, выполняли свои обещания и клятвы.
