Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь
Когда вспыхивали войны между племенами, свидетельствует в одной из своих поэм Антара, величайший поэт Древней Аравии, то женщины первыми «призывали мужчин идти на сражения», «возбуждали их на дела ратные» во имя защиты своих родных и близких.
Когда два племени брались за оружие и сходились на поле брани, сообщают историки прошлого, то с той и с другой стороны среди воинов присутствовала девушка из знатного семейно-родового клана, «отличавшаяся мужеством и красноречием». Богато одетая, верхом на белой верблюдице, окруженная плотным кольцом всадников, каждая из них представляла собой «центр своего войска». Задача ее состояла в том, чтобы «устыжать трусов и воодушевлять храбрых». Воины побежденного племени, те из них, кто стоял в оцеплении «девушки-знамени», дрались до последнего. Высочайшей честью для араба, его долгом было защитить эту девушку, олицетворявшую собой всех женщин племени, хранительниц семейного очага. Если войско того или иного племени оказывалось побежденным, а мужчины, охранявшие «девушку-знамя», — поверженными, то она «ломала себе шею», дабы не попасть в руки врага.
В войсках курайшитов, рассказывает в своей книге «Рыцарь пустыни. Халид ибн ал-Валид» генерал-лейтенант А. И. Акрам, численностью 3000 человек, выдвинувшихся в марте 625 г. из Мекки на Медину, ехали в паланкинах 15 курайшиток — для укрепления боевого духа воинов. Женщин сопровождали «несколько певиц, которые везли с собой тамбурины и барабаны». Та же картина наблюдалась и у мусульман. Когда курайшиты и мусульмане встретились и скрестили мечи в битве при Ухуде (март 625 г.), что в четырех милях к северу от Медины, «за мусульманами расположились 14 женщин». Они поили жаждущих и выносили с поля боя раненых. Находилась среди них и Фатима, дочь Пророка (13).
В случае объявления войны женщина призывала мужчину незамедлительно взяться за оружие, и «опрокинуть врага», не допустить того, чтобы надругался он над шатром семейства, «местом любви и счастья». Если мужчина проявлял в бою трусость, «показывал врагу спину», женщина имела право бросить его и вернуться в дом отца. Такой поступок считался тогда в племенах Аравии во всех отношениях достойным, отвечавшим понятиям чести и благородства истиной аравитянки (14).
Оказавшись на поле боя, женщина вела себя храбро. Повествуя о поведении Хинд, одной из тех 15 курайшиток, кто участвовал в сражении при Ухуде, А. И. Акрам пишет следующее. Высыпав на поле боя, где остались лежать поверженные тела мусульман, женщины во главе с Хинд накинулись на них, как стервятники. Хинд нашла тело Хамзы, убившего раньше, в битве при Бадре, ее отца, и павшего, в свою очередь, от рук нанятого ею убийцы. Уселась на него, вынула кинжал, «выпустила кишки и вычленила печень Хамзы. Отрезав от нее кусок, положила в рот и попыталась проглотить! Затем отрезала уши и нос Хамзы, и заставила остальных женщин поступить также с телами других погибших мусульман». Когда к Хинд подошел Вахши, нанятый ею убийца Хамзы, она сняла с себя все свои украшения и отдала их ему, как и обещала. Более того, поклялась отблагодарить Вахши по возвращении в Мекку еще 100 динарами (древняя золотая монета). Затем, неистово работая ножом, сделала себе «ожерелье» и «ножные браслеты» из отрубленных ушей и носов поверженных мусульман, и надела их на себя. Сотворив все это и взгромоздившись на тела мертвых воинов-мусульман, громко продекламировала сочиненный ею стих в благодарность Вахши. В нем говорилось о том, что, предав смерти убийцу ее отца, Вахши изгнал, наконец, боль из сердца дочери, нестерпимо мучавшую и терзавшую ее, днем и ночью. За что и будет она, дескать, благодарна Вахши до тех пор, пока «кости ее не истлеют в могиле» (15).
Вахши, воспетый в стихах Хинд раб-исполин, родом из Абиссинии, сражался копьем, оружием своих предков-африканцев. Владел им мастерски. Случаев, чтобы он промахнулся, метнув копье, не было.
Хамза, дядя Пророка Мухаммада, поверженный копьем, пущенным в него Вахшей, слыл воином сильным и отважным. Мусульмане называли Хамзу «Львом Аллаха и Его Пророка». Кстати, убить Хамзу просил Вахши и его хозяин, так как тот «забрал жизнь» (в сражении при Бадре) и у его дяди. Повергнув Хамзу, Вахши выполнил обе просьбы: и своего хозяина, и курайшитки Хинд. За что и получил щедрые вознаграждения: от хозяина — свободу, а от Хинд — дорогие украшения и деньги.
После убийства Хамзы вольноотпущенник Вахши по прозвищу Свирепый, будучи объявленным «военным преступником» самим Мухаммадом, бежал в Та’иф, к сакифитам. Когда же сакифиты подчинились Пророку, принял ислам и Свирепый. В этих целях прибыл в Медину и принес присягу лично Посланнику Аллаха. Выслушав рассказ Вахши об убийстве Хамзы, Пророк сказал, что не хотел бы его больше видеть, никогда и никогда. В течение ряда последующих лет Свирепый скрытно жил в разных небольших поселениях в окрестностях Та’ифа. В Медине, где память о Хамзе чтили особо, не показывался и вовсе.
Во времена ридды, то есть отступничества арабских племен от ислама и возвращения к язычеству, охватившего Аравию после смерти Пророка (632), остался верен присяге, и сражался в войсках Халида ибн ал-Валида, Меча Аллаха. Прославился тем, что убил (опять-таки, ударом копья в живот) лжепророка Мусайлиму. Участвовал в Сирийском походе Халида. Поселившись в Сирии, дожил до глубокой старости. Пил беспробудно. Остаток дней своих провел в алкогольном дурмане. За пьянство получил 80 ударов плетью от самого халифа ’Умара; и стал первым, по словам арабского историка Ибн Кутайбы (828–889), в Сирии мусульманином, наказанным за этот грех. Однако от вина так и не отказался. Пребывая в пьяном угаре, и вспоминая в разговорах с соседями, как он сразил Хамзу и убил Мусайлиму, Свирепый хватал свое копье, и, потрясая им, восклицал: «Этим самым копьем в дни моего неверия я убил лучшего из людей (Хамзу), а в дни моей веры — худшего из людей (Мусайлиму)» (16)
В легенды и предания арабов Аравии вошло участие мусульманских женщин в сражении при Йармуке (Сирия, август 636 г.), «величайшей битве века», как отзывается о ней А. И. Акрам, «самой гигантской, возможно, схватке за всю историю средневековых войн», ставшей одним из решающих поединков на Востоке мусульман с римлянами. Так вот, мужчины, видя, что женщины, «вооруженные мечами и шестами от шатров», сражаются наравне с ними, «а некоторые даже впереди них», превращались в «неистовых демонов». Дрались на «пределе человеческих сил», и опрокинули римлян (17).
Выступая в военный поход, бедуин давал клятву «не смачивать благовониями бороды и не прикасаться к женщине» до тех пор, пока, встретившись с врагом, лицом к лицу, не отомстит противнику за пролитую им ранее кровь своего сородича (18).
Если по какой-то причине бедуин отказывался идти на войну, то, по правилам тех лет, должен был заплатить штраф — 20 овец. Если бедуин во время войны не передавал на нужды племени имевшееся у него огнестрельное оружие, то, опять-таки, обязан был уплатить штраф — 10 овец. Если во время войны бедуин переходил на сторону врага, то тут же отлучался от племени: шатер его «подвергали позору», то есть прилюдно сжигали, а скот изымали на нужды войны. Если предателя ловили, то сначала драли бороду, а потом придавали мучительной смерти — живьем закапывали в песок. В отличие от «выкупа крови», понятия «выкуп предательства» в племенах Аравии не существовало и в помине; откупиться за предательство было невозможно (19).
Во времена джахилийи (язычества) в Аравии пленных в войнах не брали. Исключение составляли женщины и рабы, но только те из них, кого захватывали на поле боя. Противников, раненых в сражении, не трогали, надругательств над ними не чинили, но оружие изымали. Если кто-то из окруженных и разбитых врагов и подвергался смерти от рук кого-либо из своих победителей, обязательно обходивших и осматривавших поверженных противников, то все знали, что этого требовал от него обет отмщения.
Бедуинов, возвращавшихся в лагерь «с победой», будь то после схватки с врагом, или после набега на «несоюзное племя», встречали с почетом — песнями и плясками. На следующий день после гулянья делили добычу. С принятием ислама одна десятая от нее шла на нужды мечетей; одна пятая выделялась шейху племени; одна треть — главам родов; одна четвертая — женщинам, принимавшим участие в военном походе или в набеге, а также особо отличившимся воинам; остаток делили поровну между всеми остальными (20).