Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь
Обратил внимание любознательный француз и на то, что если в пустыне бедуин, случалось, и сплевывал слюну на песок, то на улицах города, тем более на рынках, не делал этого никогда. Плеваться, где бы то ни было, считалось и считается у аравийцев поведением в высшей степени неприличным.
Перелистывая сморщенные страницы времени. Неизгладимое впечатление на русских путешественников, бывавших на Арабском Востоке, оказывали верблюжьи караваны. Инок Варсонофий, дважды хаживавший в Иерусалиме (1456, 14611462), упоминал о караване христианских паломников, насчитывавшем десять тысяч верблюдов.
В сказаниях о царице Савской, владычице блистательного царства в Древней Аравии, говорится о том, что караван ее во время знаменитого путешествия ко двору царя Соломона состоял из 797 верблюдов, не считая мулов. Сама царица передвигалась, по существовавшей тогда традиции, на «богато убранном белом верблюде».
По пути следования караванов, а также в пунктах их назначения, в городах или портах, располагались места для отдыха и временного проживания. Назывались они караван-сараями. Эти «аравийские отели», писал останавливавшийся в них в 1844–1845 гг. известный уже читателю полковник Луи дю Куре, не походили ни на какие другие в мире. Там можно было встретить торговцев и пилигримов, путешественников и разбойников. В караван-сараях совершали торговые сделки, играли в азартные игры, стриглись и брились, обменивались информацией, и слушали по вечерам, попивая кофе и покуривая кальян, профессиональных рассказчиков, делившихся с постояльцами историями о племенах Аравии и их героях, о мифах и легендах, преданиях и сказаниях древних арабов.
Луи дю Куре, хорошо знакомый с нравами, царившими в караван-сараях, отмечал, что пребывая там, надо было быть предельно собранным и внимательным, руководствуясь известным выражением Лафонтена, что «предосторожность — мать безопасности». Чужестранцу, на которого арабы Аравии взирали как на «дичь», и грабить которого, по их пониманию, «было не только можно, но и должно», следовало держать в караван-сарае ухо востро, замечает путешественник. Спать надлежало чутко, прижав карман с кошельком одной рукой, а оружие — другой. Расслабившись и отдавшись магии сна, запросто можно было лишиться и того, и другого (8).
Нигде в мире вода не имеет такой ценности как в Аравии; никто не относится к ней так бережно и не использует так расчетливо, как бедуин. Житель пустыни не тратит воду, почем зря, ни капли. И с удивлением посмотрит на иноземца, когда тот, прежде чем выпить, сполоснет чашку водой и выльет ее на землю, вспоминал американский миссионер С. Цвемер (9).
В прошлом лучшей емкостью для хранения воды в пустыне признавался всеми бурдюк, сшитый из кожи горной козы. Будучи притороченным к седлу верблюда, он во время передвижения обдувался ветром, по ночам в пустыне довольно прохладным, охлаждался — и студил воду. В состав групп проводников больших торговых караванов, ходивших из Маската и Хадрамаута в Багдад, к примеру, или в Дамаск, включали специальных хранителей воды, состоявших при так называемых верблюдах-водоносах. Каждый из них нес на себе по два больших меха с водой. Мастерили такой мех (гарби) из шкуры целого верблюда; вмещал он в себя 50–60 галлонов воды (1 галлон =4, 546 литра). Продукты во время передвижения по пустыне укладывали в большие плетеные корзины (хурдж) с отделениями для зерна, риса, фиников, кофе, масла и меда — традиционной еды кочевников (10).
Если еда заканчивались, то подкрепиться в пути аравиец мог испеченной в горячем песке саранчой, или поджаренной на костре пустынной ящерицей и даже тушканчиком.
У себя дома, в своем шатре, разбитом на месте стоянки племени, рассказывала известная английская путешественница леди Блант (1837–1917), внучка лорда Байрона, «сын пустыни» беспечен и ленив. У него только и дел, что вовремя накормить лошадей, да напоить и подоить верблюдов. Если бедуин оставался не удел, то есть не участвовал в сопровождении торговых караванов или в выпасе скота, то посиживал в тени шатра, покуривал наргиле и попивал кофе с друзьями. Всеми домашними делами занималась жена. По утрам она молола зерно и толкла кофейные зерна в ступке, чтобы испечь лепешки и приготовить кофе. Затем взбивала масло; притом столько, чтобы хватило только на день. Ходила за водой к источнику. После завтрака и до обеда вязала из верблюжьей шерсти плащ- накидки или плела корзины и рогожки из пальмовых листьев.
Порой кажется, говорил С. Цвемеру верблюдовожатый во время передвижения каравана из Абу-Даби в Маскат, что ислам, вера Пророка Мухаммада, которой мы следуем, — вовсе не жителя аравийской пустыни. Так, ислам требует ритуальных омовений перед молитвой, но вода у кочевника — на вес золота. Ислам предписывает совершать паломничество в Мекку, чтобы поклониться Каабе, Дому Аллаха, но бедуин и так постоянно в пути, и, «живя в пустыне, в Саду Аллаха, он всегда наедине с Господом» (11).
«Слава и позор наследуются прежде нищеты и богатства», — гласит поговорка бедуинов Аравии. Некоторых великих владык- воителей Древнего мира в племенах «Острова арабов» величали почетным среди аравийцев прозвищем «Двурогий» (Зу-эль-карнайн), то есть обладателем сразу двух главных у кочевников качеств мужчины — мудростью и отвагой. К ним причисляли Александра Македонского и царя Соломона, Нимрода и Набукаднезара (Навуходоносора II), и некоторых других. Иными словами, тех, кто, как они считали, был наделен «властью над умами и сердцами людей», «мужей мудрых и воинов отважных», покрывших себя славой громких военных побед и удивительных дел в мирное время, в том числе возведением широко известных среди народов мира «сооружений, дивных и чудных».
Александра Македонского арабы Аравии почитали за то, что «умом и мечом» создал он величайшую империю в мире. Захватил земли фараонов и вавилонян, сокрушил могучих персов, вторгся в пределы Индии. Когда же «опрокинул и поставил на колени» все эти народы, сильные и богатые, то властвовал над ними по уму, совести и чести.
Кстати, меч в культуре арабов Аравии прошлого занимал почетное место. Мечи, освещенные Пророком Мухаммадом, которыми он лично награждал своих сподвижников и последователей, проявлявших чудеса мужества и храбрости в битвах за веру, почитались особо; легенды о них и их владельцах живы в Аравии и поныне. Один из таких мечей носил ’Али, муж Фатимы, дочери Пророка, первый мужчина, принявший ислам из рук Пророка, ставший впоследствии четвертым «праведным» халифом (12).
Нимрод, герой эпоса древних народов Месопотамии, представлен в легендах и преданиях арабов Аравии как воитель храбрый и царь могучий, охотник опытный и отважный, стрелок из лука и наездник славный. Именно ему, сыну Куша, внуку Хама (сын Ноя), арабы Аравии приписывают возведение Вавилонской башни, одного из архитектурных чудес Древнего мира.
Набукаднезар, он же Навуходоносор II (605–562 до н. э.), завоеватель Иерусалима (597 до н. э.) и организатор «великого пленения евреев», заставил заговорить о себе арабов Аравии не только громкими военными кампаниями, но и делами мирными. Основанием Тередона (Басры), к примеру, а главное — строительством поражавших воображение бедуинов Аравии «стен с садами», вошедших в историю человечества под именем Висячих садов Семирамиды.
С подчеркнутым уважением бедуины Аравии относятся к имени Наполеона. Называют его «человеком-гигантом», по силе духа, конечно, и победам на поле брани. Сравнивают с легендарными вождями исчезнувших с «лица земли» людей-титанов, таких как Шаддад, властелин ’адитов. Неважно, что ростом Наполеон был мал, заявляют они, зато велик и славен делами.
Обычаи войны. Согласно традиции, существовавшей в племенах Древней Аравии, бедуина, «становившегося на тропу войны» и отправлявшегося на схватку с врагом, могла сопровождать одна из его жен — та, на которую падал жребий. Обязанность женщины во время военного похода состояла не столько в том, чтобы готовить мужу еду, сколько в том, чтобы «воспламенять его во время боя», «воодушевлять на подвиги».
