Андрэ Моруа - О тех, кто предал Францию
На следующий день было выдано около 500 ордеров на производство обысков. Полиция совершила облавы в сотнях частных квартир, учреждений и торговых помещений. Ее усилия были вознаграждены поистине богатой добычей. 500 тяжелых и 65 легких пулеметов, около 30 орудий противотанковой и противовоздушной обороны, две тонны взрывчатых веществ, не говоря уже о громадном количестве винтовок и больших запасах всякого другого военного снаряжения. Замаскированные форты и укрепленные огневые точки были обнаружены под помещениями гаражей и в уединенных помещичьих имениях. Были захвачены также мощные передаточные и приемные радиоустановки и секретные телефонные линии.
Конфискованное оружие было германского, итальянского, франкистско-испанского производства. Весьма внушительный описок арестованных возглавлялся генералом Дюсеньером, бывшим начальником военно-воздушных сил, а также крупным землевладельцем графом Юбером Пастре. Среди арестованных были правительственные чиновники, антикварные торговцы, офицеры действительной службы, механики, шоферы.
Раскрытая полицией тайная организация была построена по военному образцу. Во главе ее стоял генеральный штаб с четырьми разведывательными группами. Силы организации были разбиты на дивизии, бригады и батальоны. Существовал план общей мобилизации личного состава. Полиция обнаружила карты Парижа и важнейших провинциальных городов, так же как и тщательно подобранные материалы об отдельных офицерах и частях регулярной армии. Был заготовлен список руководящих политических деятелей, подлежащих аресту. Наряду с этим специальный план предусматривал порядок захвата редакций левых газет, правительственных учреждений и частных квартир членов кабинета.
Республиканский режим предполагалось свергнуть и заменить диктатурой, причем имелась в виду и возможность восстановления монархии. В директорию, предназначенную править страной, должны были войти маршал Петэн, генерал Вейган, Жан Кьяпп и Жак Дорио. Изгнанный в 1934 году из коммунистической партии, Дорио основал «Народную французскую партию» фашистского типа. Он был ловким оратором и обладал бычьей глоткой. В течение некоторого времени французские фашисты рассчитывали использовать Дорио как организатора «массового движения». Левые депутаты палаты неоднократно обвиняли Дорио в получении субсидий из Берлина; Дорио ни разу не осмелился возбудить против своих обвинителей дело о клевете.
Один из бывших министров как-то доверительно сообщил мне, что Surete Nationale[4] располагает документами, доказывающими, что Дорио находится на жаловании у Берлина и что на эти деньги он купил для себя большое имение в Бельгии.
Другие преданные гласности документы свидетельствовали о том, что заговорщики из CSAR получали щедрые субсидии от различных французских промышленных магнатов и от одной иностранной державы. Ни фамилии этих промышленников, ни название этой державы не были обнародованы. Все указывали на национал-социалистов, на оружейного магната Шнейдера и на короля каучуковой промышленности Мишлена. Заговорщиков прозвали «кагулярами», так как на своих тайных сборищах они появлялись в капюшонах (cagoul).
Заседание кабинета, на котором обсуждался вопрос об этом заговоре, было очень бурным. Блюм, Дормуа и Пьер Кот потребовали, чтобы страна была поставлена в известность о всех деталях преступного заговора. Они настаивали на том, чтобы были преданы гласности установленные факты связи между кагулярами и национал-социалистами и произведено следствие для выяснения связей между Петэном и Вейганом, с одной стороны, и организаторами заговора —с другой. Однако большинство членов кабинета и президент республики энергично выступили против столь резких мероприятий. Боннэ и Шотан пригрозили отставкой в случае, если драгоценное для Франции имя Петэна будет скомярометированю и облито грязью. Блюм, Дормуа и Кот уступили дружному нажиму своих коллег.
Требования многих левых деятелей о роспуске всех фашистских организаций были положены под сукно. Дормуа заверил палату депутатов, что «нет нужды вводить чрезвычайные законы; законы республики достаточно сильны, чтобы обеспечить безопасность республиканского режима».
На протяжении ряда месяцев правые газеты упорно и систематически вели кампанию за освобождение генерала Дюсеньера, графа Пастре и других руководителей заговора. Впоследствии кагуляры были освобождены. Им даже не было предъявлено обвинения. После их освобожденья друзья чествовали их как победителей.
В декабре Шотан и Дельбос посетили Лондон, где они совещались с английским премьер-министром Чемберленом. После свидания английских и французских министров было опубликовано коммюнике, скромно утверждавшее, что «политика невмешательства в Испании всецело себя оправдала».
Вслед за этим Ивон Дельбос предпринял поездку по восточной и юго-восточной Европе. Это была бледная, невыразительная копия поездки Барту в 1934 году. Барту руководствовался политической концепцией, что Гитлер может и должен быть остановлен мощной коалицией. Движущим же мотивом поездки Дельбоса было опасение, что французская политика колебаний, наряду с последовательными победами Гитлера, отпугнет союзников Франции. Но Дельбос в своей поездке отнюдь не руководился желанием выработать такой политический курс, который мог бы остановить Гитлера. Дельбос предоставил Варшаве новые займы на вооружение. Польский министр иностранных дел полковник Бек принял эти займы и продолжал свою прогитлеровскую политику. Румыния также получила французские кредиты на военные заказы. Румынский король с жадностью взял эти кредиты, но они не смогли устранить его подозрений, что предполагаемое вторжение Гитлера в Австрию, о котором тогда уже все громче и громче шептались во всех канцеляриях, не встретит противодействия со стороны западных демократий.
В Белграде Дельбосу был оказан восторженный прием. Десятки тысяч югославских граждан приветствовали его возгласами: «Да здравствует Франция, да здравствует демократия!» Однако полиция, применяя грубую силу, разогнала встречавших Дельбоса. Один человек был убит, многие тяжело ранены. «Тан», обычно отражающая точку зрения Кэ д'Орсэ, поместила статью, осуждавшую этих демонстрантов и восхвалявшую профранцузские чувства югославского премьера Стоядиновича. Между тем он более, чем кто-либо другой, нес ответственность за вовлечение Югославии в орбиту влияния держав оси.
По прибытии в Прагу Дельбос был уведомлен, что французская полиция раскрыла заговор, имевший целью организовать на него покушение во время его пребывания в Чехословакии. Французской прессе дано было официальное указание ничего не сообщать об этом факте.
В Праге Дельбос мог наблюдать проявления народного энтузиазма и тревожные настроения официальных кругов. В течение многих месяцев национал-социалистская пресса публиковала статьи о тяжелом положении угнетенных судетских немцев. Учителю гимнастики Конраду Гейнлейну удалось обеспечить поддержку большинства судетского населения для его Судето-немецкой партии, организованной по фашистскому образцу.
В частной беседе с Дельбосом Эдуард Бенеш, президент Чехословацкой республики, высказал серьезные опасения по поводу планов национал-социалистов. Он раскрыл досье, составленное чехословацкой тайной полицией. Имевшиеся в нем материалы показывали, что подготовка национал-социалистов к аннексии Австрии близится к завершению. «После Австрии, — сказал Бенеш, — наступит наша очередь; что намерена в связи с этим предпринять Франция?»
Дельбос предложил пойти на компромисс с Гейнлейном. «Вы должны отнять у Гитлера всякий предлог для выступления», — посоветовал он.
Вскоре после этой беседы один из чехословацких министров рассказал французскому журналисту, что президент Бенеш «был потрясен тем непониманием психологии Гитлера, какое обнаружил Дельбос».
В то время как в официальных заявлениях Дельбос выражал удовлетворение результатами своей поездки, его информация в иностранной комиссии палаты имела совершенно обратный смысл. Он высказал надежду, что Франция «не будет поставлена в один прекрасный день перед необходимостью сделать выбор между Англией и своими юго-восточными союзниками».
На этом же заседании бывший премьер Фланден выступил с речью, в которой настаивал на тактике «отсиживания в окопах», при которой Франция, укрепившись за линией Мажино и сосредоточив все внимание на своих колониальных владениях, сможет спокойно глядеть в лицо любым событиям в Европе. «Судьба Франции, — вещал он, — связана с ее империей». Как будто жизнь или смерть французской империи не зависела от положения Франции на европейском континенте.
Некоторое время спустя было созвано совещание виднейших французских промышленников и банкиров. Они указали Шотану, что присутствие социалистов в его правительстве подрывает доверие к национальной валюте. Они особенно подбирались к министру внутренних дел, социалисту Дормуа, располагавшему опасными документами, разоблачающими покровителей кагуляров. Как бы для того, чтобы подчеркнуть всю многозначительность этих советов, сделанных премьеру, было организовано новое «бегство капиталов».
