Г Литаврин - Как жили византийцы
Положение в знатных семьях было, конечно, иным: здесь девочки и девушки располагали некоторым досугом, могли они (если родители не запрещали) заниматься и науками, и художественным рукоделием. Иногда девочка воспитывалась не на глазах матери, а в доме жениха, слушая с ним вместе одних учителей. Анна Комнин до восьми лет жила у императрицы Марии, жены свергнутых Михаила VII и Никифора III, с сыном которой от первого брака Константином была обручена еще в младенчестве.
Обучали, видимо, знатных девиц и верховой езде: Анна Далассина, мать Алексея I, во время мятежа сына, намереваясь вывезти из столичного дома весь гинекей, приказала оседлать коней и мулов женскими седлами.
*
Отношение к грамоте в Византии, в целом положительное, не было, однако, одинаковым в разные времена и среди разных слоев населения: отличались оценки уровня необходимых знаний, по-разному определялся и круг наук, которым обучали детей и юношество.
Для большинства народа грамотность детей представлялась трудно исполнимой мечтой. Бедные люди хорошо знали, что грамотность не всегда вела к благополучию, но им известно было также, что она гарантировала от нищеты. Уровень образования и сроки обучения определяли, исходя из сугубо практических расчетов: к занятиям какой профессией предназначали ребенка, как скоро рассчитывали получить его помощь, сколь долго могли платить за его обучение. Когда Михаил Пселл достиг пяти лет, семейный совет решил дать ему лишь начальное образование, а затем обучать ремеслу. Дело поправили мольбы грамотной матери Пселла Феодоты, заметившей незаурядные способности сына. В народной побасенке речь идет о моряке, внушавшем сыну, что грамматика ему нужна, а риторика нет: первая позволяет стать писцом, а вторая не дает ничего.
Правда, труд писца-нотария (или грамматика) в канцелярии или у частного лица был далеко не легок и не всегда прибылен. Михаил Пселл пишет об одном нотарии, которого "лучше назвать фракийским бедняком". Сам Пселл в юности служил асикритом - рядовым писцом в дворцовой канцелярии. В шуточной форме в панегирике Константину IX Мономаху (с этого панегирика и началось возвышение Пселла) он описал труд писцов и нравы в канцелярии. Писец трудится от зари до зари, мерзнет в холод, обливается потом в духоту и зной, у него нет времени поднять голову или почесать за ухом. При появлении выгодного вакантного местечка писцы интригуют, наушничают, ссорятся и даже дерутся.
Удачей считалось уже поступление на службу к адвокату-тавуллярию. Однако для этого нужно было выдержать нелегкий экзамен. В сборнике решений Евстафия Ромея рассказывается о судебной волоките, возникшей потому, что писец в слове "Эллада" пропустил букву и ответчик не признал законности документа. Впрочем, и неграмотно написанных официальных актов сохранилось немало.
Простые люди иногда полагали, что обучение музыке и пению важнее обучения грамоте, так как участие в хоре какой-либо церкви города или даже дворца сулит приличное вознаграждение. Многие еретики выступали вообще против обучения грамоте - они называли грамотеев "фарисеями" и избегали их. Но такое отношение к грамотности - редкость. Оно было следствием либо жизненных неудач (грамотность не помогла), либо озлобления угнетенных против чиновников, которые использовали свою грамотность как орудие произвола и насилия. Впрочем, даже философ конца XIII - начала XIV в. Иосиф Ракендит, сам вышедший из бедной семьи, полагал, что простым людям, занятым физическим трудом, изучать науки не только не надо, но и вредно: так вреден сильный огонь для стоящего к нему слишком близко 2. Другой писатель - Михаил Аплухир вложил в уста некоего ритора монолог о том, что нет проку от наук: каменотес, грубый сапожник и торгаш, не могущий связать двух слов, живут, не ведая нужды, а ученый мудрец в нищете, так как ум на рынке не продашь. Таких жалоб ученых людей на свою участь сохранилось немало, но несравненно больше принадлежащих им же подлинных панегириков образованию и наукам. Тот же Ракендит, уроженец Итаки, ушел пешком, "одетый в рубище", чтобы пополнить образование у эрудитов столицы.
На положении ученых людей в обществе и на судьбах образования обычно серьезно отражалось отношение к грамотности и образованности правящего василевса. Одним это отношение было при Ираклии, который нередко использовал книги как орудие для избиения провинившегося сановника, другим - при Льве VI и Константине VII, которые не только читали книги, но с охотой сочиняли их сами. Вскоре после Константина VII наступил, видимо, упадок образованности в империи. Василий II не уважал ученость, но (удивительное дело! - восклицал Пселл) множество людей подвизалось на ученом поприще, хотя о деятельности прославленной Магнаврской школы, основанной еще в середине IX в., в источниках того времени нет никаких упоминаний. При Константине IX, по словам Анны, Константинополь "не испытывал недостатка в просвещении и словесности". Михаила VII Дуку даже образованные люди обвиняли в том, что он совсем забросил государственные дела, проводя время в научных беседах с Пселлом. Сомнения вызывают поэтому слова той же Анны, что Алексей I, воцарившийся через три года после низвержения Михаила VII, едва сумел раздуть "тлеющие уголья" погибавших наук. Если это верно, то лишь по отношению к "наукам" божественным. Отец и мать, сообщает Анна, днем и ночью, вместе изучали писание, а императрица читала сочинения отцов церкви и жития даже за завтраком, не в силах оторваться от книги.
Получить хотя бы начальное образование в Византии (научиться читать, считать, немного писать и разбираться в псалтири) было непросто во все времена. Безграмотность в византийской деревне была преобладающей. Немало неграмотных имелось и в городах, встречались они даже среди сановников и полководцев, вышедших из низов и не обучившихся грамоте в детстве. Сохранились документы, под которыми вместо подписи видного представителя власти стоит крест. Константин VII сообщает, что командующий царским флотом, затем ставший императором, Роман I Лакапин (920-944 гг.) был неграмотен 3.
Прежние начальные школы, содержавшиеся в эллинистическую эпоху в городах и крупных селениях на общественный счет, давно исчезли. Дети из состоятельных и знатных семей получали начальное образование, как упоминалось, преимущественно дома, у наемных воспитателей. Публичные школы были в основном частными и платными.
Обучение детей при церквах и монастырях осуществлялось клириками и монахами и имело целью подготовку кадров низшего духовенства лишь для собственного учреждения.
Государственных школ было мало. В одной из них, в школе для сирот при орфанотрофии св. Павла, на рубеже XI - XII вв. обучали чтению и счету, а также скорописи и началам логики. Анна пишет, что среди детей-сирот, учившихся в этой школе, было немало иноплеменников. Во время урока дети стояли или сидели вокруг учителя. Ныне же, попутно замечает Анна, нет и того: после смерти Алексея I (1118 г.) досуг будто бы убивают, играя в шашки и прочие "нечестивые" игры, а наукам юношество предпочитает ловлю перепелов.
Обучение элементарной грамоте начиналось обычно в 5-7 лет. Пселл родился в 1018 г., начал учебу в 1023 г. и окончил начальную ступень через три года. Широко было распространено убеждение, что для успехов в учебе недостаточно прилежания и способностей - необходима также помощь господня, которую усердно испрашивали. Восхищаясь познаниями Пселла, Анна Комнин пишет, что он достиг вершин науки благодаря не только природному уму, талантам и упорству, но и молитвам матери, которая, не смыкая глаз, стояла на коленях перед образом богоматери в храме Кира.
Высшее образование было уделом главным образом представителей знатных и богатых слоев общества 4. В понятие высшего образования включалось овладение философией, которая делилась на философию теоретическую и философию практическую. К первой относили богословие, астрономию, геометрию, арифметику, медицину, музыку; ко второй - этику, политику, историю, риторику, юриспруденцию. Но деление было нечетким: под философией все чаще понимали собственно богословие, выделяя его из всех прочих наук.
Приобрести познания в этих науках самостоятельно можно было только при исключительно благоприятных условиях. Первейшее из этих условий - наличие необходимых книг. Они были дороги в то время. Редкая бедная семья оказывалась в состоянии приобрести несколько книг. Петр Сицилиец сообщает, что некий диакон, возвращаясь из плена, остановился на отдых в деревушке и сумел щедро расплатиться с гостеприимными хозяевами: он отдал им евангелие и апостол, которые ему удалось сохранить. Малоазийский землевладелец Евстафий Воила, завещав свою библиотеку церкви (в ней имелись книги и светского содержания), оговорил в документе право дочерей пользоваться этой библиотекой и впредь. Книги, особенно церковные, постоянно упоминаются в монастырских описях в числе наиболее ценных предметов. Образованные люди обменивались книгами: пересылали их для чтения или для копирования порой из одного конца империи в другой. В городе закон предусматривал условия аренды целой библиотеки. Образованный византиец не разлучался с книгой. Патриарху Николаю в ссылке страдания и лишения казались невыносимыми именно потому, что Лев VI приказал не давать ему книг, а стражниками приставить неграмотных воинов, "неспособных утешить".
