Режи Буайе - Средневековая Исландия
♦ Мир двойников
Все изложенное доказывает, что средневековый язычник-исландец обитал в мире, который не был абсолютно реальным; исландец признавал существование мира невидимого, он знал, что за пределами бытия находится другой мир, являющийся миром двойников, к которому он может получить доступ посредством магии. При чтении таких, казалось бы, реалистичных текстов, какими являются саги, мы не перестаем удивляться, насколько они пропитаны сверхъестественным: прогуливаясь по дикой местности, герой наталкивается на человеческую голову, которая декламирует ему стихотворную строфу; он видит во сне двух красивых птиц, одна из которых убивает другую, и на этом основании заключает, что его дочь будет причиной смерти двоих ее мужей; глядя на свою внезапно споткнувшуюся супругу, он внезапно понимает, что час смерти вплотную приблизился к нему; разъяренный бык, слизнувший пепел пожарища, становится причиной смерти хозяина. И так далее… Все заполнено привидениями, все имеет двойников. Тюлень, тайком пробравшийся в кухню и пожравший запасы сушеной рыбы, станет причиной кончины всех домочадцев, а заметившему серую лошадь не следует спешить следом за ней, чтобы не встретиться со смертью. Тексты саг повествуют нам отнюдь не о непобедимом Сверхчеловеке (в исландском языке существовало особое слово, garþr, чтобы высмеивать хвастунов). В них нет речи о превосходстве грубой силы: Один намного сильнее угрюмых силачей Тора и Хермода. Здесь доминируют примат науки, а точнее, тайного знания, умения и твердая уверенность в том, что самое главное не видно глазу. Так возникает целый спектр магических обрядов, совершавшихся при любых жизненных обстоятельствах. Об их существовании свидетельствуют такие произведения, как Сага о Грештире Сильном или Сага о Снорри-годи. Средневековые исландцы никогда не жили в однозначном мире — для них все вокруг было двойственно и предполагало множество объяснений. Интересно, однако, что верховный бог исландского пантеона носит имя Один и является, как следует из самого этого слова, носителем священной ярости!
Само собой разумеется, магия сопровождала не только бесчисленные метаморфозы и деяния богов, а также поступки людей, подчас желавших сглазить или околдовать кого-то, наслать бурю, потоп, оползень. Тем не менее результат этого удивителен: человек сам не мог ничего приобрести. Поведением богов и людей управлял Случай, почти всегда приводивший к худшему варианту. Самыми яркими примерами такого исхода являются повествования героического эпоса: Хельги, Вёлунд, Сигурд Фафниробойца, Старкад то и дело наносят врагам могучие удары, испытывают самые невероятные приключения, превышающие возможности простых смертных. Конечно же, все они великолепны: викинг Хельги наделен невероятной силой, Вёлунд — огромной живучестью, а Сигурд даже сумел убить дракона, совершив тем самым ни с чем не сравнимый подвиг, и в качестве «Фафниробойцы» он останется в памяти потомства. Старкад также наделен колоссальной силой. Однако не следует забывать и о той легкости, непринужденности, с которой они входят в соприкосновение с фантастическим, сверхъестественным, волшебным. Хельги охраняют от бед летящие над ним валькирии, Вёлунд делает для себя крылья, и это значит, что он не просто умеет летать, но и то, что люди Севера стремились обрести инженерные знания; Сигурд, благодаря своему магическому коню Грани, потомку чудесного восьминогого Слейпнира, коня Одина, преодолевает стену волшебного пламени, окружившего погруженную в каталептический сон валькирию, а Старкад умело пользуется магией слова — ведь в качестве скальда он не знает себе равных, какие бы деяния не совершал силой своих рук!
А вот еще одна интересная деталь: поскольку магия является тайной наукой, то не следует удивляться тому, что боги и герои стремятся почерпнуть из источника знаний. Представление об этом пронизывает эпические произведения (например, Речи Вафтруднира), в которых бог Один соревнуется с великаном в глубине познаний, задавая ему вопросы. В песне Речи Фафиира рассказывается не только о том, как Сигурд победил дракона; агонизирующее чудовище делится с ним своими познаниями в области тайной науки, что трудно предположить в подобных обстоятельствах! Впрочем, и сегодня в исландском языке выражение «как дела?» имеет вид «hvað at frertta?», то есть «какие новости?».
А вот и последний, особенно красноречивый пример: сага, уже неоднократно упоминавшаяся на этих страницах, в которой рассказывается о жизни, удачах и невзгодах нескольких поколений целого клана — Vatnsdoela Saga, то есть Сага о людях Озерной Долины. Этот, в сущности, довольно короткий текст занимает всего лишь сотню страниц, и при этом в нем описываются нид, сейд и hamfar, или магическое путешествие, предпринятое хама одного человека. В саге описываются способы колдовства с участием кошек и объектов природы с целью вызвать страшный обвал или смертоносную бурю, рассказывается как сделать воина неуязвимым и превратить его в одержимого на поле брани берсерка (berserkr); как, наконец, заставить судьбу склонить чашу весов на сторону одной из соперничающих партий. Волхвы-жрецы совершают там некий сложный и неясный обряд, в ходе которого приносят в жертву человека. Кроме того, мы узнаем о культе лошади как обладательницы магической силы, почитании амулетов и ритуальном самоубийстве. Ярким свидетельством совершения магических действий является совершение обряда побратимства, или fóstbroeðralag. Кажется, что таких подробностей чересчур много для «светского» текста, казалось бы, далекого от мистической среды. Мы уже неоднократно цитировали поэтическую, или Старшую Эдду; ни одна из тридцати ее песен не свободна от упоминания о магии, ни один текст не является чисто повествовательным или содержащим просто стихотворные афоризмы. Что касается Младшей Эдды, прозаической, написанной Снорри Стурлусоном, то здесь все обстоит еще проще: ее существенная часть, или Видение Гюльви, целиком посвящена описанию вымышленного мира: конунг Гюльви став объектом «ворожбы» (ginning) или зрительной иллюзии (sjónhverfing), узнает тайны мира.
Следует отметить, что два из трех важнейших магических обрядов, кратко охарактеризованных выше, sejðru blót, в первую очередь представляют собой гадание. Повторимся: в этих видах обрядов всерьез не принимаются в расчет категории пространства и времени, гораздо важнее подлинное знание. Для понимания подобных действий следует учесть природные условия, в которых рождались и жили люди Севера: их жизнь была тесно связана с морем, именно оно определяет условие обращения к иным мирам и является, по сути, другим наименованием судьбы; его нельзя оценивать на основе плоских и банальных земных человеческих представлений, оно — источник и залог чудес, трагических или фантастических. Тот, кто живет рядом с морем, не может быть похожим на нас, обитателей суши.
Переход к христианству
Обыкновенно германцев, в частности северных, почему-то принято считать упорными и неисправимыми «варварами», переход которых в христианство сопровождался кровавыми столкновениями. В действительности же, поскольку викинги давно торговали с западными христианами и успели близко познакомиться с религией Христа, переход к новой вере повсюду на Севере скорее стал узакониванием уже обретенной веры или модернизацией веры старой, чем настоящей сменой религии, тем более что этот последний термин практически не соответствовал языческой практике. Напротив, сторонний наблюдатель скорее был бы потрясен той быстротой, глубиной и даже воодушевлением, с которыми весь Север перешел в христианство.
Обратимся к фактам: в 999 году исландский альтинг по всеобщему согласию решает, что страна должна принять христианство, так как, чтобы «иметь единый закон, мы должны иметь единую веру». Мы уже обращали внимание (см. Заселение, глава 1) на тот факт, что «обращение в новую веру», с одной стороны, не было все-таки подлинной сменой веры, а всего лишь чем-то вроде узаконивания уже устоявшегося положения дел, а с другой стороны, что не следует понимать слишком буквально сообщения о сопротивлении или оппозиции христианству, встречающиеся в дошедших до нас источниках. У исландцев, которые были знакомы с христианской религией в течение довольно длительного времени, не могло возникнуть никаких трудностей при переходе от старой веры к новой. Они с поразительным спокойствием приняли правила, требования и запреты христианской церкви. То есть никаких трудностей в процессе перехода не возникло, что мы намерены ниже доказать.
