Юрий Афанасьев - Историзм против эклектики. Французская историческая школа "Анналов" в современной буржуазной историографии
Итак, в самом общем виде представления Броделя о предмете исторической науки сводятся к следующему. Главное, что он сохранил из творческого наследия М. Блока и Л.Февра,-это идея целостности, системности как исходный принцип рассмотрения исторической действительности. Можно сказать, что в результате дальнейшей разработки на конкретно-историческом материале и в теоретическом плане таких понятий, как "эшелонированность исторической реальности", "социальное время различной продолжительности", "пространство и время", "общество и цивилизация" и других, Бродель затронул сложные проблемы исторической науки и тем самым объективно способствовал расширению и углублению (по сравнению с Блоком и Севром) представлений об объекте этой науки, обратил внимание на дополнительные возможности более углубленного его исследования. Следует также сказать, что Бродель, как и Блок, стремился рассматривать объект исторического наблюдения не в статическом, а в динамическом его состоянии. Собственно, все категории, которыми он мыслил, и те, что уже были названы, и другие, такие, как "соотношение структур и конъюнктур", "цивилизации и время", "время-это структура" и т. п.,-все они были призваны зафиксировать соотношение во времени различных проявлений "тотальности социального" ("не упрятывать время, как ветер в сумку Эола"). Вместе с тем в работах Броделя определился и некоторый отход от позитивных идей его предшественников. Он выразился, в частности, в его стремлении рассматривать объект исторической науки сквозь призму больших продолжительностей—постоянств, фиксировать преимущественно не то, что изменяется, а то, что остается неизменным. Кроме того, Бродель внес существенные коррективы в понятие социального. В отличие от Блока и Февра оно стало у него более "материализованным", более "вещным", а собственно социальные отношения практически выпали из поля его зрения. Хотя он и констатировал в своих работах такие явления исторической действительности, как экономическое и социальное неравенство, эксплуатация человека человеком, классы и классовая борьба, но никогда не проявлял к ним особого внимания. Даже умеренный социал-реформизм Э.Лабрусса в научном его выражении представлялся нежелательным Броделю, и он надеялся, что созданная на Римском конгрессе историков специальная Международная группа по изучению истории классов решительно сократит в программах Э.Лабрусса аванс, заимствованный из абстрактной социологии К.Маркса, слишком озабоченной концепцией классов"[110].
И еще одну линию хотелось бы провести между М. Блоком и Ф.Броделем. С точки зрения общей эволюции школы "Анналов" она является едва ли не самой главной и проходит в направлении усугубления Броделем негативных моментов исторической концепции Блока. Эта линия затрагивает проблему исторического развития, а просматривается она особенно отчетливо в постановке и решении Броделем вопроса об объекте исторического наблюдения, а также в характере наиболее широко используемых им методов научного анализа.
К вопросу о главной исследовательской задаче, как и к вопросу о предмете истории, Бродель возвращался неоднократно. Можно было бы привести различные его высказывания, которые, варьируясь в деталях, каждый раз оттеняют все новые и новые моменты. Не останавливаясь на этих деталях, мы попытаемся определить прежде всего направление поиска Броделя и общий знаменатель всех его взглядов по этому вопросу. Для этого придется сделать небольшое отступление. Бродель, как правило, очень осторожен в отношении обобщающих заявлений и редко прибегает к широким ретроспективным обзорам, когда дело касается принципиальных проблем западного обществоведения. Но по крайней мере один раз, насколько нам известно, он изменил этому правилу. Это произошло в 1957 г., когда он написал упоминавшуюся уже статью "История и социология", которая вошла как IV глава в "Трактат о социологии", подготовленный под руководством Ж. Гурвича. Видимо, сам характер "Трактата", его претензия на обобщение всего того, что противостоит в буржуазном обществоведении марксизму, вынудили Броделя подчиниться общей схеме этой публикации, высказать свое мнение о достигнутом буржуазной исторической наукой, заглянуть в будущее. В результате получилась весьма любопытная картина.
Говоря об общем развитии наук о человеке, Бродель отметил прежде всего, что "они заражаются одна от другой и история не избежала этой эпидемии"[111]. Если бросить ретроспективный взгляд на период с начала XX в., пишет он, то в нашем распоряжении будет, не считая многих тысяч "портретов" истории, представленных книгами отдельных авторов, как минимум десяток аналитических публикаций. Далее он называет ряд работ, со многими из которых мы уже знакомы: "Введение в изучение истории" Ш.-В.Ланглуа и Ш.Сеньобоса, "Введение в философию истории" Р.Арона, "Апологию истории" М. Блока, "Битвы за историю" Л. Февра, "Введение в историю" Л.Альфена, "Время истории" Ф.Ариеса, "История-наука о конкретном" Е.Дарделя, "Об историческом знании" А.-И.Марру и др.
Перечисленные Броделем работы весьма различны по исходным методологическим принципам и общей идейно-политической направленности. Все они вместе представляют довольно пеструю гамму течений буржуазного обществоведения первой половины XX в.-от "классического" позитивизма Сеньобоса до экзистенциализма Дарделя и неоидеалистической клерикальной философии истории Марру. Будучи неполной, ограниченной рамками лишь французской литературы, эта библиография, по мнению Броделя, давала тем не менее возможность составить представление об основных вехах полемики между различными буржуазными историографическими течениями и о самих ее пределах.
Броделю очень хотелось доказать, что расхождения, имевшие место между отдельными буржуазными историками и социологами, никогда не были принципиальными по своему характеру,- и в этом он не далек от истины,- что все они обусловлены либо столкновениями неодинаковых стилей, либо различиями в темпераментах. Наверное, и темпераменты сыграли здесь свою роль. Но, видимо сам того не желая, Бродель в своей ретроспективе уже самим фактом выбора представителей французской социологии и историографии и сопоставления их взглядов обнажил два магистральных направления, по которым шло развитие всего буржуазного обществоведения в XX в.[28] Одно из них уходит своими истоками в эпоху Просвещения с ее идеями "органического" развития, прогресса, законосообразности, рационализма, генерализации. Второе берет начало от прусских романтиков исторической школы права с ее "апостериорным" историзмом, с пристрастием к индивидуальному, однократному, неповторимому, той исторической школы, "которая подлость сегодняшнего дня оправдывает подлостью вчерашнего, которая объявляет мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут - старый, унаследованный, исторический кнут..."[113].
С годами эти два господствующих направления, как правило сохраняя общее для них обоих свойство — метафизический способ мышления, модифицировались, дробились на отдельные течения и школы, обрастали "новыми" теориями, обогащались, каждое на свой манер, новым арсеналом методов и правил. Нередко они соперничали между собой; имело место и сближение этих двух линий, по которым развивалась буржуазная историография. На почве французской действительности, например, такое сближение имело место в конце XIX в. и выразилось в форме господства позитивистской историографии. В первые десятилетия XX в., и в особенности после создания школы "Анналов", воплотившей в себе на какое-то время многие лучшие традиции, присущие первому направлению, две указанные линии значительно разошлись. Противоборство между ними иногда приобретало довольно острый характер и персонифицировалось в таких парах-антиподах, как Сеньобос — Февр, Хозе - Симиан, Марру - Калло и др. Но всегда находились и миротворцы. Пытался выступать в такой роли Ж.Лефевр. Однако он не обладал необходимыми для этого качествами, да и многие его взгляды были слишком уж "колючими" как для одной, так и для другой стороны. А вот Бродель в такой роли преуспел. Правда, и ему было нелегко. Нужно было разработать такую широкую историко-социологическую концепцию, которая хотя бы в своей основе стала приемлемой для большинства представителей обоих направлений. И Бродель нашел выход из затруднительного положения. "Если я не заблуждаюсь,-писал он в рассматриваемой статье,—то отличительная особенность глубинного движения сегодняшней исторической науки состоит не в выборе одного из путей или одной из точек зрения, а в том, чтобы принять их все, суммировать все доставшиеся нам в наследство определения истории, в каждое из которых тщетно пытались раньше заключить эту науку. Сколь бы ни были различными типы исторической науки, представленные вышеприведенной библиографией, все они являются нашими" (курсив наш Ю.А.)[114].
