Дмитрий Быков - Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)
Сейчас этого добра полно. Мои сыновья не верят, что у нас не было жвачек, чипсов, дезодорантов, колгот и многого другого, без чего современные школьники и жизни себе не представляют. Половина мальчишек нашего класса хирургами стали, кардиологами, стоматологами – вот тебе и длинные прически и брюки-клеш! Они не помешали. Встретив однажды одноклассника, Олега Савилова, в Москве, была поражена, каким он стал любящим отцом, внимательным и заботливым. За пятнадцать минут нашего разговора он раз пять повторил: «Моя Сашенька, моя Сашенька…». А сам в детстве пару раз из дома сбегал, житья от него учителям не было, дурака валял на уроках, изводил всех, выгнали его после девятого класса со справкой в вечернюю школу.
Все было, и плохое и хорошее. Чего больше – сейчас и не разберешь.
Владислав Щербак
Была такая партия!
Была у нас в школе своя партия в отдельно взятом классе. Возникла она, как возникает все хорошее, спонтанно. Дело было в подвале школы. Вернее, в тире. Наш бывалый военрук привел туда весь класс популять из мелкашки. Первым на рубеж направил девчат. Понятное дело, что при стрельбе лежа у прекрасных дам могло что-нибудь некстати задраться, а потому пацанов отправили в дальний полутемный угол.
Стерли тряпкой пыль со сваленных парт и принялись обсуждать очередной указ завуча. А придумала она дополнение школьной формы для старшеклассников. Повелела иметь сменную обувь в виде тапок вместо туфель и сделала обязательным ношение галстука. И тут кто-то сказал: «Да мне по фигу!» Тут же послышалось: «И мне!» – «А мне-то как…» Вот тут я и пульнул ненароком: «Да из вас хоть партию создавай! Всероссийскую партию пофигистов!» Дурное дело не хитрое. И к тому моменту, как нас позвали на рубеж, мы уже утвердили партийный взнос в размере 20 копеек.
На литературе расхватали все партийные «крылья»: кто ультраправое, кто просто левое, а кто целенаправленно записался в анархисты. Распределили задачи по созданию устава, гимна и газеты. Попутно учредили День Пофигизма – отмечать его решили ежедневно.
Через три дня 15 ноября 1985 года в одном экземпляре в химкинской школе № 4 вышла газета с пофигистичным названием «Бульдозер». Была у меня дома старенькая пишущая машинка «Москва». Одна из нечастых букв отсутствовала, зато ленточка была красно-черная!
Титульная страница «органа ВППФ» нарочито пародировала советские газеты – шла «вода» про съезды да про прием в ряды новых товарищей. Оборот выглядел веселее. Во-первых, успел пройти конкурс пофигистического плаката, призеры которого могли конкурировать со знаменитым «Сеятелем». Далее шла спортивная рубрика: “Слон” – игра сильных!» Ведь накануне после субботника провели очередной «турнир».
Немножко ликбеза. В «слона» играли везде, но по-разному. У нас на земле очерчивали круг, куда жребий выдвигал двух кандидатов – четыре ноги. Они сцеплялись в наклоне, а остальные участники, как гиббоны, прыгали им на спины. Но не все так просто! Еще был водящий – он охранял слона внутри круга. Его касание превращало «гиббона» в очередные две ноги, сменяя одного из несчастных. Но если какому-то чересчур прыткому «гиббону» удавалось прыгнуть на плечи водящего, то он вывозил его за круг. Естественно, в это время остальные атаковали слона, пока он не падал. Словом, весело! Особенно когда кто-то из девчонок спрашивал: «А где у слоника хобот?»
Вернемся к самому на то время пофигистичному СМИ. Завершали газету объявление о предстоящем конкурсе изобретений и горячий призыв сходить в баню. Прогноз погоды был лаконичен: «Скоро лето!» Несмотря на ноябрь. Нижней строчкой указывалось, что газета будет выходить еженедельно.
Неделя в школе прошла в борьбе. Вышел срок, отпущенный завучем на «перевооружение», и бурным потоком выплеснулась наша пылкая фантазия. Мне брат из своей дембельской шинели сваял войлочные башмачки, напоминавшие те, в которых Герда искала Кая. Кто-то приделал к тапкам крылья. Большинство соратников по партии украсили свою новую сменку разноцветными помпонами и рюшечками.
Насчет галстуков тоже уточнений не было, многие их и без указов носили. Но тут надо же побузить! Вмиг прижилась простая черная бабочка, и часть старшеклассников стала напоминать не то академический хор, не то слет официантов. Я вспомнил бант кота Леопольда. Советская легкая промышленность особо народ не баловала. Но с годами у каждого мужчины в шкафу собирался широкий ассортимент затрапезных галстуков шириной в полторы ладони, чаще дареных. Вот эти отцовские раритеты с петухами тоже пошли в ход.
Так что передовица второго номера периодического издания ВППФ уже не была скучной. «Бульдозер» призывал не оставлять позиции, продолжать внедрение идеологии пофигизма в учебный процесс. На обороте описывался культпоход в баню, где завсегдатай Паша веником едва не выбил дух из своих соратников. Трое партийцев, демонстрируя принципы, пошли стричься наголо при подступающей зиме, однако в процессе двоим как-то расхотелось, за что печать заклеймила их позором.
Во время больших перемен прошли соревнования «Черезкозельные прыжки» на лучшую «кукарачу», в результате Шурик порвал по шву брюки от ширинки до пояса, а я отбил копчик. Покорил же болельщиков этого престижного вида пофигистического спорта долговязый Димон. В разделе «Наука и техника» перечислялись конкурсные изобретения на грани фантастики, вроде кувалды «Раздолбай-ка» и универсального усилителя «Муха тоже вертолет». На том лист бумаги формата А4 кончился.
И тут до меня добралось ОРЗ (так в те годы называли ОРВИ). За это время прошла череда экстренных родительских собраний, на которых родители от души порадовались нашим экспериментам в мире моды, но по прибытии домой сделали чадам внушение и привели галстуки и тапки в божеский вид. Недельный пропуск – солидное время для комсорга школы. Мне пришлось наверстывать знания и скорым темпом начинать хлопоты по подготовке череды новогодних мероприятий. Словом, стало не до партии.
Очень даже вовремя мы остановились. Нас тогда «слили», и эти две партийные недели мне припомнили при предоставлении характеристики с места учебы. Партийные взносы ушли на пленку для восьмимиллиметровой кинокамеры (видеокамеры тогда были редкостью). Кроме фильмов студии «Паш-кино» до сих пор жива банная традиция. Ряды наши поредели, но «партийные сливки» на «съездах» с доброй улыбкой вспоминают наш оппозиционный почин. И, если у ж быть до конца честным, то называлась партия не ВППФ, а ВППХ.
Светлана Бахтина
Мы «бэшки»!
Мы, рожденные в семидесятых, поступили в школу в 1980 году, после нашумевшей Олимпиады, а закончили в 1990-м, в разгар перестройки. Наш класс «Б» зеленодольской школы был самым шумным, самым неугомонным. Нам казалось, что это круто, и мы даже гордились, что «гремим на всю школу». Правда, частенько не с лучшей стороны. Но и в этом мы были детьми своего времени.
Учительница начальной школы крепко держала нас в руках, и поэтому четвертый класс показался глотком свободы. Мы ста ли заниматься на эта ж выше, вместе со старшеклассниками, у нас появились новые увлекательные предметы и учителя. Было сложно привыкать к каждому, и мы на переменках подходили к «ашкам» или «вэшкам» (потом появились «гэшки», а после – «дэшки») и узнавали: «Как у вас прошло рисование? – Весело! – А математичка? – Зверь. Столько всего задала на дом!» К тому же нас приняли в пионеры – всем классом на торжественной линейке, – и теперь мы учились завязывать красные галстуки. Мы относились к этом серьезно: если вдруг кто-то забывал надеть его, то на общем фоне чувствовал себя голым. На стенах коридора висели портреты пионеров-героев. В том числе Павлика Морозова – как позже выяснилось, подвигов никаких не совершавшего, а настучавшего на отца из мести. Как-то незаметно их портреты потом снимут и повесят на их место высказывание Чехова: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли» – прописные истины на все времена.
Наверное, в том же шестом классе к нам привели новенькую. Это была дочка учительницы географии Оля К., и она стала нашим классным «чучелом», как в нашумевшем в 1993 году фильме Ролана Быкова. Но тогда мы этого фильма еще не видели. Оля К. была альбиносом, выглядела страшненькой, из-за своего высокого роста все время старалась скрючиться, стать меньше и незаметнее. К тому же она картавила, заикалась и очень плохо училась. В общем, она была идеальной мишенью для возросшей агрессивности подростков – нам в это время было по 13–14 лет. Мальчишки тыкали в нее ручками, дергали за слишком белую, как будто ненастоящую косичку, отбирали тетрадки, читали вслух со всеми ошибками безграмотные записи, и класс дружно ржал.
Нет, конечно же, не весь класс: у Оли К. появилась защитница – другая Оля, Оля М., отличница. Их даже посадили за одну парту, и Оле М. пришлось держать круговую оборону, помогая Оле К. во время уроков, подсказывая и, чего уж там, – решая за нее задачки, а во время перемен отбиваясь от наглых мальчишек. Они и правда были наглые. Особенно те, кто не вышел ростом, учился так себе, на троечки, – их было трое-четверо, но они, как говорилось, позорили весь класс. И когда не дрались друг с другом, сбивались в кучку и сильно досаждали двум Олям. Некоторые одноклассники кричали: «Хватит, отстаньте от них!» – но это помогало не надолго, до следующей перемены.
