Вадим Деружинский - Забытая Беларусь
В поисках «древнерусского языка»
Как можно говорить о каком-то «древнерусском» языке, если первые создатели грамматик беларуского и украинского языков четко противопоставляли их (как именно «русские грамматики») языку церковнославянскому, то есть якобы «древнерусскому» — согласно фантазиям политически ангажированных ученых XX века! Они прямо указывали на то, что в церковнославянском языке нет ничего русского, и находили это РУССКОЕ в языке русинов Украины и литвинов Беларуси. То есть в том, что деятели типа Т. Мироновой объявляют сегодня «польской испорченностью», «полонизмами».
Получается, что все перевернуто с ног на голову. Осуществляя реформу языка (путем перевода Библии на язык беларусов и украинцев), переводчики в Литве (Беларуси) и Украине (Руси) указывали, что это перевод на РУССКИЙ язык. При этом отличия (русскую специфику) языка русинов Киева они находили именно в том, что советские лингвисты стали именовать «полонизмами». Большей нелепости трудно вообразить!
Мелетий Смотрицкий, беларуский и украинский просветитель, автор изданной в 1619 году «Граматіки словенскія правильное синтагма», задолго до Ломоносова, создателя первой российской грамматики, разрабатывал научные основы языка русинов. Как и Лаврентий Зизаний (Тустановский) в его «Грамматике словенской» (1596 год), он четко различал болгарский церковный язык и народный язык русинов:
«Словенски лереводимъ: Удержи языкъ свой от зла и устнъ своъ же не глати лети. Руски истолковуемъ: Гамуй языкъ свой от злого и уста твои нехай не мовять здрады».
Из его книги следует ясный вывод: русским языком Смотрицкий считал украинский, в то время называвшийся русинским. «Нехай» (пусть), «мовять» (говорят), «здрады» (ложь) — это украинские слова, которые Смотрицкий называл «переводом на русский язык». Почти идентичны им беларуские слова «няхай», «мовяць», «здрада».
Получается странная картина: фантастический «древнерусский язык» средневековые создатели грамматик РУССКИМ не считали, а называли его либо «словенским», либо «церковнославянским». Более того, делали с него переводы на русский — как с иностранного! Не странно ли: существовал «древнерусский язык», вроде бы живой и разговорный (по диссертациям советских ученых) — но Смотрицкий переводил на какой-то совсем другой русский язык. Это как называть — «переводе русского на русский»?
Доктор филологических наук В. В. Аниченко из Гомельского государственного университета в статье в журнале «Русская речь» облекает язык, на который Смотрицкий ПЕРЕВОДИЛ церковно-болгарский язык, в формулу «так называемый «русский»».
Кем «так называемый»? Всем средневековым населением? Или Мелетием Смотрицким? Под «русским» в те времена в Украине понимали свой разговорный язык — как противопоставление церковнославянскому, который «загадочным образом» был разговорным только в одной Московии.
Великие загадки московского диалекта
Почему же в этом регионе только московский диалект оказался похож на церковнославянский язык — и вообще похож на болгарский и сербский языки, а не на соседние новгородский, беларуский (литвинский), украинский, словацкий или польский?
Как так вышло, что у населения Московии язык почти не отличается от южнославянского (солунского) диалекта IX-ХI веков, к тому же давно исчезнувшего на своей родине в качестве разговорного? И почему этим диалектом никто не пользуется в Киеве, Братиславе, Кракове, хотя оттуда куда ближе к городу Салоники (Солунь)? Этот вопрос ставил в тупик всех грамматиков России — Адодурова (1740 г.), Ломоносова (1755 г.), Николая Греча (1827 г.)[17].
Именно в поисках ответа был придуман тезис об «испорченности полонизмами» беларуского, украинского и словацкого языков, вовсе не на почве «великодержавия», как считают иные беларуские и украинские исследователи. Без такого тезиса нельзя было объяснить уникальные особенности московского диалекта. Он в таком случае выглядит ненормальностью, исключением из правил. А это не к лицу официальному языку империи.
Правильный ответ на заданный вопрос дают две важные детали, которые в принципе не хотят рассматривать российские ученые.
Первая: в московском диалекте отсутствуют слова древнего славянского и вообще индоевропейского обихода — например, «ватра» (очаг, от него слово «ватрушка»). Этот факт показывает что в эпоху родоплеменного строя население будущей Московии не знало славянских и вообще индоевропейских слов.
Вторая деталь: если бы язык Московии создавался естественным путем, то его «формулы вежливости» (выражение согласия, благодарности, приветствия) соответствовали бы региональным. Однако этого нет. Как писали средневековые авторы, в Москве в качестве приветствия говорили «Шалом» или «Салом». Конечно, это заимствование у Орды — вместе с отмененными лишь Петром I гаремами-теремами, чадрой и прочей азиатской спецификой. Форма благодарности «спасибо» (то есть «Спаси Бог») — тоже калька с ордынского «Спаси Аллах».
Но самое интересное — форма выражения согласия. В московском диалекте оно выглядит как «Да».
Но этого «Да» нет в языках новгородском, беларуском, украинском, польском, лужицком, словацком, чешском (там говорят «Так»). Зато оно есть в языках народов Балканского полуострова (в том числе у молдаван и румын) и в турецком языке. То есть регион употребления слова «да» очерчивается границей юго-востока Европы, к тому же имеет тюркские или ираноязычные корни, каковых не могло быть в финно-угорской Московии. Она находится далеко за пределами границ указанного региона.
Почему беларусы и украинцы — якобы представители «древнерусской народности» — говорят «так», а не московское «да»? Создатели российских грамматик не смогли объяснить сей факт и сошлись на том, что это, дескать, «польское влияние». Однако в Древнем Новгороде и Пскове тоже не знали никакого «да» и говорили «так». Получается, что «да» — это не русская норма. А русская норма — говорить «так». Выходит, что язык Московии — нерусский, не язык Древней Руси.
Но проблема лежит еще глубже.
Формы согласия и благодарности прочно взаимосвязаны и являются фактически одной исходной формой в двух вариантах. Кроме того, она имеет древнейшее индоевропейское происхождение. Беларуские «так» («да») и «дзякую» («благодарю») имеют один и тот же корень (у наших соседей-летувисов он звучит как «taip»).
Вариации форм согласия/благодарности «tak»/«tak + флексия» характерны, по мнению ученых, традициям балтских, германских и славянских языков — и восходят к древнему индоевропейскому праязыку.
Вот как выглядит форма благодарности в северных и центральных европейских языках. У датчан и норвежцев «tak», у исландцев «takk», у словаков «vdaka», у голландцев «dankzij», у немцев «danke». у беларусов и украинцев «дзякую»/«дякую» (эта же форма была в уничтоженном новгородском диалекте), у поляков «dzieki», у чехов «diky», у англичан «thank» и т.д..
Территория употребления этих форм ясно указывает, что их нельзя назвать «полонизмами». Эти формы придумали не поляки, им от 5 до 8 тысяч лет, они были присущи древнему индоевропейскому языку и не являются «новацией».
Зато можно назвать «новацией» формы у хорватов и словенов — «hvala», у сербов «хвала». Отдельно стоят болгары со своим «благодаря», но, впрочем, его там сейчас не используют — все говорят «мерси». Откуда взялось у народов бывшей Югославии слово «хвала», не присущее славянским языкам? Оттуда же, откуда и московское «Спаси Бог» — от мусульман во времена турецкого ига, чьим языковым нормам присущи выражения «Хвала Аллаху» или «Спаси Аллах».
Что касается балкано-турецкого «да», то оно, видимо, является вариацией индоевропейского «так», но уже на свой южный манер.
Этот пример показывает суть ошибки московских лингвистов: они, пытаясь объяснить глубочайшие исконные различия между языками наследников фантастической «древнерусской народности», выдвинули тезис о несуществующих «полонизмах» в языках беларусов и украинцев (а также у средневековых новгородцев). На самом деле вопрос надо ставить в противоположном ракурсе: о странном преобладании в языке московитов балканского влияния.
При этом следует ясно понимать, что только в последние три века российский этнос «разбух как на дрожжах» вследствие активной ассимиляции нерусских народностей. А вот в средние века население Московии было просто мизерным по сравнению с совокупным населением вместе взятых Великого княжества Литовского и Великого княжества Киевского, феодальных республик Новгорода и Пскова. Не более 10 - 20 % от их численности. Поэтому московские языковые нормы уже хотя бы на этом основании тогда никто не признавал в качестве «общерусских».
