Вадим Деружинский - Забытая Беларусь
В России тоже (но гораздо позже Литвы и Украины) издали Библию на своем «московском наречии». Удивляет полная «слепота» российских историков и лингвистов, которые не видят в этом «третий акт» «отказа от древнерусского языка» как церковнославянского — уже со стороны русского языка.
В 1778 году в Москве была издана брошюра писателя и лингвиста Федора Григорьевича Карина «Письмо о преобразителях российского языка». Он писал:
«Ужасная разность между нашим языком («российским») и славянским часто пресекает у нас способы изъясняться на нем с тою вольностию, которая одна оживляет красноречие и которая приобретается не иным чем, как ежедневным разговором (...) Как искусный садовник молодым прививком обновляет старое дерево, очищая засохлые на нем лозы и тернии, при корени его растущие, так великие писатели поступили в преображении нашего языка, который сам по себе был беден, а подделанный к славянскому сделался уже безобразен».
Вот вопрос к авторам «Лингвистического энциклопедического словаря» 1999 года: что понимал под «славянским языком» Ф. Г. Карин в 1778 году — церковнославянский или «древнерусский»? Нетрудно увидеть, что у него это синонимы.
Российские лингвисты ХVIII века «героически» разорвали «пуповину» многовековой связи московских книжников с церковнославянским (равно «древнерусским», равно болгарским языком), который дружно сочли «чуждым», «вычурным в условиях России», «тормозящим становление литературного российского языка». Великими деятелями, совершившими эту языковую революцию, Ф. Г. Карин в своей работе назвал Феофана Прокоповича (1681 - 1736), Василия Тредиаковского (1703 - 1768), Михаила Ломоносова (1711 - 1765) и Александра Сумарокова (1717 - 1777).
Этот отрыв «московского наречия» от «древнерусского языка» российские ученые потому и не афишируют, что его уже не объяснить «польским влиянием» или «жамойтским влиянием». А суть языковой революции та же, что в Беларуси и Украине, — в переводе церковных книг с «древнерусского» на свой «живой» (разговорный) язык.
Чем же отличаются между собой церковнославянский и фантастический «древнерусский» языки? Иван Ласков пишет:
«На этот вопрос отвечает Н. Самсонов, автор учебника «Древнерусский язык» (М., 1973). Интересная вещь — оказывается, только фонетикой! Причем и фонетических отличий — кот наплакал: в церковнославянском — глава, млеко, брег, шлем, елень, езеро, югь, южинь; в «древнерусском» — голова, молоко, берег, шелом, олень, озеро, оугь, оужинъ[16]. Да еще несколько самостоятельных слов — в «древнерусском» правъда (в церковнославянском — истина), видокъ (съвидетель), сватьба (брак). И все! Морфологических отличий — никаких, приставки и суффиксы «древнерусского» — церковнославянские (с. 71 - 75). И это два разных языка? Здесь даже о диалектах нельзя говорить!
Тем не менее, ученые «знатоки» делят киевскую литературу: вот это произведение написано на церковнославянском, а эти («Русская правда», «Поучение Владимира Мономаха», «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила-заточника») — на древнерусском... Несмотря на то что и «древнерусский» щедро пересыпан «всеми особенностями» церковнославянского.
Вот маленький, но красноречивый пример. В начале «Слова о полку Игореве» имеется такой оборот:
«О бояне, соловию старого времени! А бы ты сиа плъкы ушекотал, скача, славию, по мыслену древу».
Как видите, в одном предложении — церковнославянское славию и «древнерусское» соловию, что означает одно и то же — соловей.
Для сравнения отмечу, что беларуский филолог Ф. М. Янковский выявил между беларуским и русским языками 27 фонетических различий; 43 морфологических и более двух десятков синтаксических (Янкоускі Ф. Гістарычная граматыка беларускай мовы. Мінск, 1983, с. 21 - 38). Не говоря уже о лексических, которых огромное множество. И то находятся русские филологи, которые относят беларуский язык к «наречию» русского (...). А здесь — всего-навсего 8 фонетических отличий, несколько других слов, и уже провозглашается наличие самостоятельного «древнерусского» языка».
И. А. Ласков делает следующие выводы:
«Пора поставить точки над «і»: древнерусский язык НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛ — ни письменный, ни разговорный. Были говоры полян, древлян, кривичей и других. А то, что нам осталось от Киевской Руси на пергаменте и бумаге, написано на церковнославянском языке Библии. Иначе и быть не могло. Язык Библии в то время считался священным и единственно возможным для использования в письме. То же самое было с латинским языком в Западной Европе. Чтобы прийти к мысли, что свой природный язык тоже можно употреблять для письма, люди должны были пережить революцию сознания. Не случайно, например, первый письменный памятник польского языка датируется серединой XIV века».
И еще несколько столетий по всей Европе писали на латыни не только религиозные книги, но и законы, научные трактаты, художественную литературу — таковы, например, «Похвала глупости» Эразма Роттердамского (1509 г.) или «Песня о зубре» Николая Гусовского (1523 г.).
Церковнославянский язык играл в Восточной Европе ту же роль, что латинский в Западной. Библия была не только Священным Писанием, но и единственным учебником, по которому учились читать и писать. Однако знание чужого языка никогда не бывает стопроцентным. Поэтому и киевские авторы, используя церковнославянский, делали в нем ошибки: вместо «славию» — «соловию», вместо «градъ» — «город», вместо «млеко» — «молоко» и т. д.. Могли они вставить и какое-то слово, известное им от рождения, особенно если в Библии не находилось адекватного ему. Этим объясняются отступления от языка Писания в некоторых произведениях. Правильно ли ошибки в языке объявлять «вторым» языком?
Церковнославянский язык — выходец с крайнего юга славянского ареала. Переводчики Библии Кирилл и Мефодий жили в греческом городе Салоники, где тогда было много болгар. Безусловно, говоры салоникских болгар они досконально не знали и потому активно вносили в перевод греческие слова и греческие грамматические формы, такие, как деепричастия, звательный падеж, парные числа и другие. Так что церковнославянский язык — южнославянский, к тому же эллинизированный. «Древнерусский», если бы он существовал, отличался бы от него примерно так, как польский язык отличается от болгарского. А нам заявляют, что между ними всего лишь восемь фонетических отличий...
Понимание того, что славянские говоры Беларуси были преимущественно западного происхождения, имеет большое значение. Нет, по нашему языку «польский сапог» не ходил. Он сам по себе, от истоков был близок к польскому, как близки к нему чешский, словацкий, лужицкий. Большое число беларуских слов, совпадающих с аналогичными польскими, существует в нем изначально: «бачыць» (видеть), «кахаць» (любить), «рэч» (вещь), «уласны» (собственный) и т. д.. и т. п.. Свой же нынешний восточнославянский облик беларуский язык приобрел в результате 700-летнего давления со стороны церковнославянского.
Подведем итог: не было никогда «древнерусского языка», этим именем называют церковнославянский (он же македонский, или староболгарский). Из этого автоматически следует, что никогда не было никакой «древнерусской народности» — якобы «общего предка русских, украинцев и беларусов».
Наши предки-селяне никогда не говорили на церковнославянском языке, хотя в раннем средневековье на нем писали документы в городах. Точно так селяне-поляки (ляхи и мазуры) никогда не говорили на церковном латинском языке — хотя на нем составляли все документы в Польше того периода.
Не составляет особого труда найти в польских документах на латыни элементы, почерпнутые из польского языка. Но ни одному ученому Польши не приходит в голову искать 8 фонетических отличий «польского латинского» от классической латыни, чтобы на этом смехотворном основании объявить о существовании «древнелатинского польского разговорного языка».
В науке такое называется ФАЛЬСИФИКАЦИЕЙ. Сегодня такие фальсификации истории культивируют только три «озабоченные» страны мира: Россия, Израиль и Китай. Там созданы «научные школы» для искажения истории в своих великодержавных целях.
В поисках «древнерусского языка»
Как можно говорить о каком-то «древнерусском» языке, если первые создатели грамматик беларуского и украинского языков четко противопоставляли их (как именно «русские грамматики») языку церковнославянскому, то есть якобы «древнерусскому» — согласно фантазиям политически ангажированных ученых XX века! Они прямо указывали на то, что в церковнославянском языке нет ничего русского, и находили это РУССКОЕ в языке русинов Украины и литвинов Беларуси. То есть в том, что деятели типа Т. Мироновой объявляют сегодня «польской испорченностью», «полонизмами».
