Михаил Ульянов - Возвращаясь к самому себе
Очень нравятся мне памятники Грузии. В Гурджаани поставили памятник погибшим на войне землякам. Ну, как везде ставят. Там же взяли как бы кадр из фильма "Отец солдата", где отец бежит с автоматом: такой пожилой крестьянин, поневоле ставший солдатом. Отец, защитник... И вот такую фигуру просто поставили на горе. Прекрасно... Кстати, фигура эта абсолютно похожа на замечательного грузинского актера Сергея Закариадзе.
И еще один памятник такого рода - в память о погибших на войне незабываем. Стилизо-ванная фигура женщины-матери, с ней двое голых малышей, еще пухлых таких, и они держат огромный, непосильной тяжести меч, а мать благословляет их на их непосильный ратный труд...
У нас в России... Прошло пятьдесят лет, пятьдесят тяжелейших лет, как выиграли мы войну с фашизмом, и - ни одного памятника нашим победоносным военачальникам. Ни Рокоссовскому, ни Василевскому. Только Ватутину в Киеве, как освободителю столицы Украины.
Герои войны... Все они разные по своим масштабам, по значимости, по своим человеческим качествам, но давно их нет, и до сих пор, за столько лет, наша память о них, наша благодарность им не овеществлена в памятниках. Ну и что можно сказать по такому поводу? Только то, что мы - народ, не уважающий себя...
Зато до сей поры сохраняем в Мавзолее труп человека, разве это не свидетельство, если вра-зумиться как следует, чудовищного варварства и чудовищного язычества? И это в христианской стране... Дело вовсе не в почтении к вождю, - оставить мавзолей как памятник эпохи, для которой этот вождь был знаменем, факелом, кумиром - это совсем другая материя,. - дело в документе, свидетельстве времени. Где, в какой цивилизованной стране могли дойти до мысли, что надо сохранять тело вождя - не облик, запечатленный в камне, в бронзе, в картинах и т. д. и т. п., а именно тело - на века и века? И чтоб к нему ходили на поклон...
Соревнуемся, стало быть, с египетскими мастерами мумий. Но ведь и египтяне - они, во-первых, когда жили? За тысячелетия до нашей эры. Да и сохраняли не сам труп, а мумию, и притом закутывали, забинтовывали ее пеленами и бинтами. А во-вторых, и, наверное, это самое главное их отличие от нас, - замуровав нетленного фараона в пирамиду, к нему уже никого не допускали...
И в древнем Китае - в древнем, заметьте! - была такая императорская династия Мин, основанная в XIV веке. Умершего императора этой династии тоже сохраняли нетленным: в горе рыли помещение и оснащали его дверьми так плотно - просто герметично - подогнанными, что воздух не мог просочиться ни туда, ни оттуда. И, поместив в этот склеп тело умершего, ставили там большой светильник с огромным запасом масла для поддержания горения, после чего закры-вали эти герметично подогнанные двери. Светильник выжигал в склепе весь кислород, следовате-льно, тело почившего императора сохранялось века нетленным. Ведь без кислорода невозможно гниение, разложение тканей. Остроумно... Только, повторюсь, когда это было! И тоже - не для показа народу этих важных останков. Народ добрался до этого мавзолея где-то уж столетия спустя. Добрался, проковырял дырку, щелку в неприступных дверях, забрался туда...
А нам надо бы тоже покончить с языческими, постыдными сегодня ужимками, и похоронить по-христиански тело вождя. Как он и сам завещал, и родные его хотели... А Мавзолей сохранить - это серьезный памятник эпохе... И самому Ленину.
Памятник Жукову, нашему Георгию Победоносцу, - так называют его старые фронтовики, все-таки встал в нашей столице. Поздно, конечно: в мае 1995 года, к серьезной годовщине Победы - к ее пятидесятилетию... Но лучше поздно, чем никогда.
Только вот тут опять: памятника еще не было, а суета уже, пожалуйста. В апреле 1994 года приходил ко мне генерал в отставке. Пришел ко мне как к исполнителю роли Жукова, стало быть, по его представлению, чем-то близкому знаменитому военачальнику. Так понял я его обращение именно ко мне.
Генерал стал звать меня в союзники по борьбе с кощунственной ситуацией, которая назрева-ет. Таковой он считал намерение поставить памятник маршалу Жукову как народному герою на Красной площади, напротив памятника Минину и Пожарскому, олицетворяя этим памятником и его положением роль маршала в спасении Отечества в войне 1941-1945 годов. От этого мой визи-тер был в ужасе. "Как же так, - говорил он, Жуков уничтожил столько людей. Он был жесток к солдатам..." В подтверждение своих слов он дал мне какую-то толстую книжку - сборник вос-поминаний о Жукове. Я ее, конечно, прочту, но мысль этого генерала и его сторонников мне и так понятна: раз Жуков жесток, раз не берег своих солдат, значит, не достоин памятника. Но от этого мое понимание роли Жукова, понимание его значения для Победы не изменится.
Да, Жуков - фигура сложная. А где возьмешь у нас фигуру однозначную, без огрехов? Разве только в фильме "Кавалер Золотой звезды".
Я и сам знаю, что Жуков был жёсток и даже жестОк. Но тем не менее это все-таки народ выб-рал его, в нем увидел олицетворение Победоносца, Георгия. Это народ знает, что маршал Жуков - освободитель.
И вот только представилась возможность, только руки дошли до памятника Жукову, тут же ринулись, целый отряд генералов ринулся защищать интересы России, интересы того самого народа. Они - знатоки истины, они открывают народу глаза: нет, знаете ли, Жуков - плохой, он - не герой.
Но если вооружиться их логикой, то и царя Петра Алексеевича надо лишить эпитета Великий: мало ли что он сделал для России, но он был чудовищно жесток, не жалел ни народа простого, ни солдат. "Жестокие, сударь, нравы в нашем городе, жестокие..." - поистине...
Слушал я того генерала, и стало мне как-то горько и обидно. Не за Жукова - я был уверен: в конце концов ему поставят памятник. И поставили. А за то обидно, что мы всегда стремимся уве-ковечить какое-то грандиозное событие, рубеж исторический, эпоху целую - вообще, без персо-налий. Вообще да, вообще - мы готовы. К примеру памятник солдату-победителю в Трептов-парке, в Германии. Такой памятник тоже необходим, прекрасен, но разве памятник "вообще" - достаточен?
Вот и в Болгарии мы поставили памятник "вообще" - солдату Алеше. Но сегодня и болгары, освободившись от тоталитаризма, сходят с ума. И решили, чтоб лишнего не тратить, из Алеши сотворить своего болгарского героя времен Освободительной войны с турками - Левского. Чтоб превратить Алешу в Левского, они придумали отлить национальную болгарскую шапку и приде-лать ее Алеше на головушку. Ну, и как это вам? Будто не было войны, будто и не воевали за свободу Болгарии наши солдаты, наши Алеши...
Такое же безумие, как у нас в отношении памятников Ленину. Был же Ленин, это история, и пусть она, наша с вами история, останется нашим потомкам в назидание. Стирая следы собствен-ной памяти, мы уже сегодня забудем вчерашний день. А это, кроме всего прочего, - еще и очень опасно. Как тот генерал, что пришел вербовать меня против Жукова, смешно сказал в разговоре со мной: "Вот зачем позволили рыться в архивах... Вот не знали мы ничего, вроде и ладно бы. А теперь вот узнали про Жукова, вытащили то, что испачкает нам военную историю". Ну, что тут делать!
Не можем мы мудро, спокойно относиться к фактам: все ищем красивые и некрасивые. И "вчера" и "сегодня" готовы выбросить вон, в лучшем случае припрятать поглубже факты некраси-вые. А ведь есть у нас гениальный наш учитель в отношении к истории, к разным ее фактам и к очень неоднозначным историческим личностям: я имею в виду Александра Сергеевича Пушкина. Его подход к таким фигурам нашей истории, как Петр Великий и Емельян Пугачев. Его исследо-вание личности народного вожака Пугачева: он не шарахается от жутких жестокостей, кровавос-тей в деяниях этого русского человека, перечитайте, вспомните его "Хронику Пугачевского бунта".
А каков литературный памятник, оставленный поэтом в повести "Капитанская дочка" тому же человеку? Думаю, не надо перечитывать - в школе все зубрили. Так наш великий поэт и не менее великий историк - если не по количеству трудов по истории, так по методу исследования и оценкам отделяет зерна от плевел, не путает Божий дар с яичницей.
Пугачев в "Капитанской дочке" - это отражение благодарного народного взгляда на вожака, своего героя, дерзнувшего встать за мужика против господ. К которым, кстати, относился сам Александр Сергеевич. Но в том-то и дело, что поэтический дар, артистизм делает человека бого-равным: он не мужик, не господин, не рабочий и не кандидат наук. Он видит, чувствует и понима-ет ужас и красоту жизни и, ужасаясь и восхищаясь, говорит правду. Правду на все времена. Правду - на память народу. Как тут не вспомнить давнее, школьное и - всегдашнее: "Волхвы не боятся могучих владык, и княжеский дар им не нужен. Велик и свободен их вещий язык и с волей небесною дружен..."
Да, все у нас есть - все образцы и примеры. Только почему мы на них не оглядываемся... Все суетимся, все мельтешим...
IV. Муки и обретения (Структурная перестройка театра)
