Жан Флори - Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Ответом на угрозу Боэмунда, которая в то же время являлась отказом от принятой стратегии, было предложение Раймунда Сен-Жильского создать «братство»[370]. Раймунд Ажильский однозначно связывает такое решение графа с очередным предложением Татикия, которому он намеревался помешать. Граф, напоминает хронист, был болен, когда ему сообщили о том, что произошло. Тогда он собрал совет со своими баронами — а не с другими предводителями, как о том иногда говорили:
«Он созвал своих князей (principes suos) и епископа Пюи; затем, после совета с ними, он дал им 500 марок серебра с тем, чтобы любой из их рыцарей (militum suorum) в случае потери коня мог заменить его, черпая из этих 500 марок и других сумм, предназначенных для этого братства»[371].
В тексте, как видно, речь идет о братстве, включавшем в себя только людей графа Тулузского. Его капеллан тотчас же отмечает благие последствия такого союза: отныне рыцари графа шли на риск потери коня без колебаний, зная, что если кто-либо из них потеряет бедную измученную лошадь, он получит новую. «Боэмунд и другие князья находились в таком же положении», — добавляет Раймунд Ажильский. Это замечание может навести на мысль, что, по примеру графа, идею братства поддержали и другие военачальники. Это не очевидно, но допустимо. Инициатива графа, укрепившая его авторитет и влияние, лишила Боэмунда и Татикия большей части их аргументов. Осада продолжилась[372].
Примерно 15 января патриарх Симеон, греческие и латинские епископы вновь обратились христианам Запада с просьбой поспешить к ним на помощь[373]. Выражая надежду на более или менее скорый приход подкрепления, они указывали на отступничество в рядах крестоносного воинства, сначала среди бедноты, а затем и в рядах воинов всех родов и положения, которые бесславно спасались бегством или под предлогом болезни отправлялись, чтобы поправить свое здоровье, в окрестные замки, откуда они уже не возвращались. В источниках особо отмечены два случая: первый, неоспоримый, — бегство Гийома Плотника, виконта Мелена; другой, более спорный, — бегство Петра Пустынника. Гийом, пойманный Танкредом, подвергся публичному унижению и был вынужден поклясться никогда более не повторять своего поступка, что не помешало Гийому через некоторое время сбежать снова.
Бегство Петра Пустынника вызывает множество вопросов и сомнений, о чем я говорил в другом произведении[374]. О том, что «об этом бегстве упоминают все источники», можно прочесть даже в современных исследованиях, что полностью неверно. Отвечают этому утверждению лишь семь из «всех источников»; однако и этот счет неточен, если учесть, что пять из них тесно связаны с норманнским Анонимом — порой их авторы довольствуются тем, что попросту повторяют его. Так, Ордерик Виталий использует произведение Бальдерика Бургейльского. Последний же копирует «Деяния франков», что делают также Роберт Монах, Гвиберт Ножанский и автор «Истории священной войны» («Historia belli sacri»). Следовательно, из семи упомянутых документов остаются лишь два подлинных источника: норманнский Аноним и Петр Тудебод. Но и эти два рассказа настолько похожи, что все полагают, что они черпали сведения из какого-то одного источника. Возможно даже, что «Тудебод» является простой переделкой предыдущей версии «Анонима», как будет видно в дальнейшем. В конечном счете, есть лишь один оригинальный источник, придавший Петру Пустыннику статус беглеца: это норманнский Аноним. Зато источники, не упоминающие о бегстве Петра Пустынника, многочисленны и, без сомнения, достойны доверия, поскольку многие не зависят друг от друга: это Фульхерий Шартрский, Раймунд Ажильский, Альберт Ахенский, Рауль Канский, Жилон Парижский, Эккехард и Вильгельм Тирский.
Тщательное изучение свидетельств позволяет выявить некоторые текстовые несоответствия и внутренние противоречия. Так, Тудебод и Аноним, первыми заявившие об этом двойном бегстве, утверждают, что Гийом Плотник и Петр Пустынник были пойманы Танкредом, который привел их в лагерь:
«Гийом Плотник и Петр Пустынник из-за великой беды и несчастья тайком ушли. Танкред, преследуя, схватил их и привел обратно с позором. Они дали ему обет, что своей волей возвратятся к войску и дадут удовлетворение сеньорам»[375].
Далее автор, не прерывая повествования, переходит к пространному рассказу, предназначенному подчеркнуть превосходство Боэмунда в стане крестоносцев: предводитель — он! Кроме того, в отрывке, приведенном ниже, можно отметить некоторую странность, а именно, внезапный переход от множественного числа к единственному, как если бы Гийом был, в конечном счете, один:
«Они дали ему обет, что своей волей возвратятся к войску и дадут удовлетворение сеньорам. Всю ночь он[376] пролежал, как презренная вещь в шатре господина Боэмунда. На следующий день на рассвете он, краснея от стыда, предстал пред очи господина Боэмунда. Боэмунд обратился к нему: “О, несчастье и бесчестье всей Франции, позор и стыд Галлий! О, ничтожнейший из всех, кого носит земля, по какой причине ты так постыдно бежал? Быть может, потому, что ты захотел предать этих воинов и войско Христово, так же, как ты предал других в Испании?” Тот же был совершенно безмолвен, не проронив ни слова. Почти все франки (Francigeni) единодушно и смиренно просили не позволять, чтобы ему было еще хуже. Боэмунд, просветлев взором, кивнул в знак согласия и сказал: “Я соглашусь с этим во имя вашей любви в том случае, если он мне всем сердцем и умом принесет клятву, что никогда не отступит с пути иерусалимского[377] добром или злом. И Танкред пусть поклянется, что ни сам, ни через своих людей не будет чинить им вражду”. Танкред, услышав эти слова Боэмунда, охотно согласился. Тот же немедленно отпустил его. Впоследствии же Гийом Плотник, покрытый величайшим позором, недолго медля, украдкой скрылся»[378].
Мимолетное появление на сцене Петра Пустынника словно бы и неуместно: дело касается только Гийома, несмотря на форму множественного числа «они» в начале текста. Автор, забывая о другом беглеце, рассказывает лишь о Гийоме, виконте Меленском, родственнике Гуго де Вермандуа и придворном сановнике. Подробно о его позднейшем бегстве говорится не в «Деяниях франков» (здесь оно лишь заявлено), а у Альберта Ахенского, утверждавшего, что Гийом Плотник бежал вместе с Вильгельмом Гранменилем во время осады города, которую организовал Кербога, атабек Мосула[379].
Этот странный переход от множественного числа к единственному становится понятным, если обратиться к капеллану Танкреда Раулю Канскому, в силу своего положения имевшему полную возможность узнать, что же произошло на самом деле, поскольку, согласно семи упомянутым источникам, поймал беглеца именно Танкред. Рауль Канский тоже пишет о двух беглецах — но не о Петре Пустыннике; по мнению хрониста, ими были два «знатных» франка, Гийом Плотник и Ги Рыжий. Узнав об их замыслах, Боэмунд обратился к ним с суровыми словами: почему они искали собственной выгоды, не заботясь об общем спасении? Рауль добавляет фразу, противоречивую в отношении Петра Пустынника, однако именно это высказывание породило легенду, приписавшую ему знатное происхождение:
«Вы — знатные люди, путь для вас открыт; но здесь останутся ваши шатры! Мы оставим их для всенародного обозрения, дабы вечный позор покрывал ваши имена и, более того, весь ваш род»[380].
Итак, подмена в тексте. Не совсем понятно, почему Танкред, то есть Рауль Канский, мог бы заменить Петра Пустынника Ги Рыжим. Зато понятно, почему позднее Боэмунд был заинтересован в том, чтобы исключить из своего рассказа упоминание о постыдном бегстве Ги Рыжего, графа Рошфора, влиятельной персоны при французском дворе, человека из окружения короля Филиппа I, чью дочь, как будет видно далее, Боэмунд взял в жены в 1106 году.
Со своей стороны, я считаю возможным то, что норманнский Аноним, следуя указанию самого Боэмунда, заменил одно действующее лицо другим — в силу политического интереса, если не сказать «лжи во имя государственных интересов».
11. Боэмунд и Татикий
Новое отступничество, на сей раз иной значимости, произошло в начале февраля: речь идет о породившей множество последствий измене Татикия и его греческого войска. Противоречивая интерпретация этого факта вызвала научные споры[381]; следует чуть задержаться на нем, поскольку от него зависит оценка осады Антиохии и роли в ней Боэмунда.