Андрей Никитин - Королевская сага
Добравшись до Тацита, я сообразил, что меня удивляло, когда я читал рассказ Вульфстана в обработке короля Альфреда: отсутствие янтаря! Как мог купец, торговавший с пруссами, не только не рассказать о янтаре, который должен был быть одним из первых предметов торговли, но и не привезти его в Англию?! Это было еще одно свидетельство сокращения его рассказа и общей путаницы рассказов Вульфстана и Оттара. Ведь на протяжении всего этого берега, который занимали именно пруссы, - от устья Вислы до Клайпеды, - в тяжелой синеватой глине, оставшейся от прибрежных илов древнейших морей, лежат россыпи знаменитого балтийского янтаря, который арабские купцы выменивали у русов на рынках Великой Булгарии и Итиля, чтобы везти его дальше, на Восток…
Рассказ Тацита об эстиях позволил мне сделать первый шаг в разгадке тайны святилищ бьярмов.
С того момента, как я понял, что под "страной бьярмов" саги подразумевают побережье Восточной Прибалтики, я не переставал удивляться полному молчанию саг о янтаре. Похоже было, норвежцы даже не знали о его существовании, не говоря уже о его ценности, как объекта торговли и грабежа. Не интересовал их янтарь? С этим еще можно было согласиться: даже в начале нашего века янтарные бусы и янтарные украшения были уделом беднейшего населения Западной Пруссии и Прибалтики в целом. Но как могли скандинавы не знать янтаря? Вот это в голове у меня не укладывалось. Должны были знать. И знали только, по-видимому, под другим именем. Но каким?
Покойный ныне М. И. Стеблин-Каменский, избегая прямо называть волшебные саги фантастическими, ввел для них в литературу специальное название - "саги о древних временах". К группе таких саг он отнес и Боса-сагу, пересказ которой К. Ф. Тиандером я использовал, отыскивая путь в Биармию. Герои этой саги посещают соседнюю с Биармией страну, называемую "Глезисвеллир", в которой царствует некий Годмунд. Фигура это достаточно известная. В "лживых" сагах Годмунд неизменно выступает в качестве мудрого правителя счастливой страны, где люди доживают до глубокой старости. О Годмунде пишет и Саксон Грамматик в сказании о Торкиле Адальфари и короле Горме, точно так же называя его страну "Глезисвеллиром".
Что такое Глезисвеллир?
Для скандинависта и германиста-филолога, каким был К. Ф. Тиандер, ничего загадочного в этом слове не было. "Глез", по его мнению, - старонемецкая форма слова "гласс" - "стекло", восходящая к общему древнему корню, откуда, кстати сказать, произошло и русское слово "глаз". Так, царство Годмунда оказалось "стеклянным".
Отождествив "Глезисвеллир" со "стеклянной горой" немецких сказок, Тиандер решительно заявил: "Несомненно, "стеклянный" здесь означает блестящий, как стекло, красивый, очаровательный. Я позволю себе следующее сравнение: в немецких сказках чередуются понятия "глассберг" (то есть "стеклянная гора". - А. Н.) и "розенберг" (то есть "гора роз". - А. Н.); да не будет рискованно связать "Глезисвеллир" с "розенгартеном" (то есть "садом роз". - А. Н.) средненемецкого эпоса!"
"Рискованно, очень рискованно, господин Тиандер! Прямо сказать, невозможно!" - хотелось мне возразить ученому финну, которого подвела предвзятость. Царство Годмунда было отнюдь не стеклянным; по уверениям авторов саг, оно сверкало янтарем и само было "янтарным". Стоило только внимательно прочесть Тацита, чтобы увидеть слово "глез", каким обозначали янтарь сами "эстии", то есть пруссы. И хотя в своей работе Тиандер не раз обращался к авторитету К. Тацита, используя тот отрывок "Германии", где описывается Скандинавия, филолога, как я уже говорил, гораздо больше интересовало отыскание сказочных параллелей к сюжетам саг, чем реальная география Севера Европы. Вот почему, комментируя римского историка и географа, он прошел мимо интереснейшей заметки об эстиях. А жаль!
Насколько долго сохранялась память о соседстве "страны бьярмов" с янтарной страной Годмунда, можно было видеть из другой саги "о древних временах" - Стурлаугсаги.
Стурлаугу, герою саги, предстояло совершить множество подвигов, в том числе достать из "страны бьярмов" священный рог. Стурлауг приплыл в реку Вину, поднялся по ней вверх и на западном берегу реки увидел плоскую равнину, на которой стоял "янтарносверкающий" храм. Там, перед статуей Тора (?!), который был окружен шестьюдесятью жрицами, Стурлауг видит волшебный рог, который и похищает. Жрица взмахивает волшебным мечом, из которого как бы исходит огонь, но Стурлауг ускользает от нее. Здесь все справедливо: "янтарная страна" Годмунда действительно должна была находиться к западу от Двины. В этом же направлении жили курши. Но вот описание храма и статуи божества, держащего рог и обладающего волшебным мечом, больше всего напоминает святилище Святовита в Арконе на острове Рюген.
Саксон Грамматик, свидетель разрушения этого храма, пишет, что статуя Святовита держала в правой руке рог, который каждый год жрец наполнял вином, чтобы по его уровню судить о грядущем плодородии. За изваянием хранились седло и узда, а также меч бога. Очень возможно, что схожий культ был и у куршей. Пять дюжин жриц Стурлаугсаги находят себе параллель в точно такой же корпорации жрецов у балтийских славян, у которых наряду со священными деревьями и рощами были обширные и богатые храмы в городах. И хотя о городах и крепостях в земле куршей саги ничего не говорят, об их существовании нам известно из "Жития епископа Ансгария". Считается, что оно написано во второй половине IX века архиепископом Римбертом, преемником Ансгария на бременской кафедре, на основании рассказов самого Ансгария.
По его словам, шведское войско, отправившееся в Курляндию, чтобы наказать куров за отказ платить ежегодную дань, сначала разорило город куров Зеебург, в котором "было семь тысяч воинов", а потом осадило Апулию, которая принуждена была сдаться, несмотря на то, что в ней было "пятнадцать тысяч воинов". Города куров оказываются более чем внушительными, что невольно вызывает мысль о преувеличении размеров их населения. Есть и еще одно обстоятельство в рассказе бременского архиепископа: название города - "Апулия" - в сочетании с именем короля свеонов - "Олав" - заставляег думать, что в повествовании о жизни Ансгария был включен отрывок саги о подвигах Олава Тригвессона в Италии, где и находится собственнно Апулия. Подозрение вызывает и название первого города, обозначающего всего лишь некий "приморский город". Так что не исключено, что весь рассказ о карательной экспедиции шведов в Курляндию никакого отношения к Восточной Прибалтике не имеет…
Сходство храмов западных славян, святилищ куршей, сембов и, возможно, пруссов меня не удивляло. У всех этих народов, принадлежавших к семье индоевропейских языков, живших и развивавшихся в тесном контакте друг с другом, сложились и общие представления о мире. Не случайно культ литовского бога грома Перкунаса был распространен на обширнейшей территории Восточной Европы, а при Владимире Святом на какое-то время Перун стал главным богом в Новгороде и в Киеве. С другой стороны, я знал, что многоликие божества западных славян, стоявшие в храмах балтийского Поморья, чтились на Днепре и его притоках, доказательством чего может служить знаменитый Збручский идол. Мне всегда казалось, что и трехличинные капители георгиевского храма в Юрьеве-Польском, каменные маски соборов в Суздале и во Владимире на Клязьме - не что иное, как воспоминание о трехликих языческих богах славян, может быть, слегка облагороженных, перенесенных из пределов храма на его внешние стены. Древние боги славян были не изгнаны и забыты, а как бы "понижены в должности", перейдя из ранга высших божеств на положение стражей-хранителей новой святыни…
Разноязыкий, разнокультурный мир Восточной Прибалтики отразился и в описаниях святилищ, которые грабили викинги. Именно грабили, а не только похищали, как то делали Стурлауг и Боси. Похищение какого-либо предмета из святилища или другого специально охраняемого места нельзя приравнивать к простому грабежу, поскольку этот акт представлял собой определенное ритуальное действие, связанное с обрядом посвящения, включавшее иногда и обязательное убийство жреца. Этим волшебные сказки отличаются от сказок бытовых, а "саги о древних временах" - от исторических королевских саг. В. Я. Пропп, изучая истоки волшебных сказок, анализируя испытания, выпадающие на долю героя, который в конце концов не только преодолевает их, но становится качественно иным - бедняк превращается в богача, калека становится богатырем, дурачок-замарашка оказывается красавцем и царским зятем, неуч овладевает искусством магии, - предположил, что в них сохранились поэтические картины обрядов посвящения, в результате которых человек социально перерождался. Подросток становился полноценным членом племени, простой человек превращался в вождя, жреца или врачевателя, наделенного знанием и магической силой…
"Саги о древних временах" восходили, по-видимому, к такой вот первобытной магии, сообщая об особенно ярких и славных подвигах-испытаниях. Именно этим, а не отсутствием правдивости они отличались от саг бытовых. Подвиг в сагах "о древних временах" приносит герою силу, знания, власть и никогда - богатство, хотя герой часто становится королем. Наоборот, в обычных, бытовых сагах подвиги ведут всегда к приобретению богатства. Их герои - Торир Собака, Одд, Эгиль и другие - просто грабят местных жителей, не делая различия между обычным хутором и святилищами. Именно святилищами, хотя на первый взгляд у непредубежденного читателя саг может сложиться впечатление, что речь идет об одном и том же святилище бьярмов на берегу реки Вины, в описании которого авторы то прибавляют, то убавляют подробности.
