Л Бердников - От денежной кладовой до Министерства финансов
Разврат сильно распространен. В Минусинске, несмотря на его молодость, уже есть дома терпимости. В селениях продажность женского пола очень распространена, и нередко мать или отец таким образом продает свою дочь. В местах выхода рабочих людей с золотых приисков видишь отвратительные картины сцен разврата. Между самими рабочими существуют нередко противоестественные пороки. Болезни сильно распространены.
Обычаи прежних времен уже забываются: простота жизни исчезла. Щегольство заразило всех. Самодельщина исчезла, и ее заменил лавочный товар. Многие считают это за признак благосостояния, но это не то. Это есть стремление к щегольству и лени, вследствие которой женщины бросили и пряжу. Это-то франтовство и доводит женщин до разврата, а мужчин до воровства и других преступлений. Посты и крестьяне мало соблюдают, не говоря уже о приисковых рабочих, которые и не знают их. Вместо невинных игр и развлечений везде видны азартные игры, пьяный разгул и разврат. В быте крестьян заметен упадок. Земледельческие орудия, посуда, домашняя утварь — все сделано кое-как или куплено наиболее дешево, лишь бы кое-как обойтись, ибо все деньги идут на щегольство и пьянство.
В городе карточная игра, конские бега, гулянье составляют главное занятие жителей. Остальное время они посвящают погоне за наживой. Никакое средство, как бы оно унизительно ни было, не пренебрегается для приобретения денег. Для людей, стремящихся к наживе, ничего нет святого, они не щадят ни своего здоровья, ни чести, ни семейства, ни дружбы. Они всем жертвуют для того, чтобы получить только корысть. Ни на кого нельзя положиться. Везде обман и нечестность.
Поселенцы или совершенно равнодушны к делу религии, или они атеисты и материалисты.
Несмотря на то что все торопятся жить и веселиться, истинного веселья нигде нет. Все только стараются нажить деньги, а от этого у всех одна забота — корысть. При этом возникает борьба, но не существование, а за деньги и более сильный затаптывает в грязь слабого. Никто не заботится друг о друге. Скука, происходящая оттого, что в жизни нет никакого идеала, никакой надежды в будущем, доводит людей до самоубийства, что ныне часто и повторяется. Это давно уже подметили европейские мыслители. Вот что они говорят: «Куда делась кипучая веселость наших отцов? — восклицает Леон де Левеле. — Погоня за миллионами и роскошь убили ее. Богатства льются рекой, а наш век озабочен, напряжен и печален… Упадок нравственности происходит от неверия. Средствами же к этому упадку служат корыстолюбие, пьянство и праздность».
Не только почти все грехи происходят от этих трех пороков, но уголовная статистика показывает, что 80 % из них происходят от этих трех пороков. Недаром корыстолюбие и сребролюбие так клеймится светскими и духовными писателями, равноапостолами и святыми отцами. И Иоанн Златоуст ни об одном грехе столько не говорит, как о корыстолюбии, — самое предание на смерть Господа нашего Иисуса Христа произошло от корыстолюбия Иуды.
Смотрите, берегитесь любого стяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия. Корень всех зол, — говорит Апостол Павел, — есть сребролюбие, которому предавшись, многие уклонились от веры.
«Винопитие есть начало всякого зла», — говорит Максим Грек. «Укоризна человеку — напиваться вином, хуже его никого не может быть», — говорит Ефрем Сирин. «Праздность есть преступление, — говорит Леон де Левеле, — для нации, для человека табак и особенно вино служит причиной отупления».
Начало борьбы с религией положено на Западе еще в XVIII веке. Но в 1848 году снова происходит реакция, и ученые стараются устроить социальный быт рабочих на основании христианского учения. После 1848 года французские социалисты охотно ссылались на святых отцов, и Вильгардем составил целый том выдержек из них. В 1852 году Франсуа Гюэ написал сочинение «Социальное царство Христианства». Но это христианское направление социализма недолго продолжалось и скоро изменилось. Тогда возникли учения, которые старались уничтожить христианство, считая его почему-то препятствием к свободе и счастью человека. Наконец является наш соотечественник Бакунин, который образовал сильную партию во всех странах (особенно в Испании и России) и который проповедовал уничтожение всего дорогого для человека: религии, семейства, правительства, собственности. Он проповедовал анархию. Как в поэме Данте, говорит Левеле, спускаясь в самую глубь ада, встречаешь сатану, так и в глубине социалистических учений встречаешь непременно Бакунина. (Хотя он давно уже умер, в 1876 году.) Но идеи его живут и распространяются во всех странах. К этому способствует еще материализм с эпикурейским оттенком Прудона и нигилистически-критические сочинения Ренана, Штрауса и др. Если существует, по мнению этих людей, одна материя, тогда нужны и наслаждения, материальные и немедленные. Материализм отнимает надежду на будущую жизнь, побуждает ниспровергнуть существующий порядок, чтобы достигнуть наслаждения.
Эти учения, проникая в самые отдаленные уголки государства, приводят в сомнение людей. Естественные науки должны были бы служить к утверждению веры в бытие Божие, премудрость Его, всемогущество, благость, вечность и в Божий промысел, но вышло наоборот. Рассматривая природу с материалистической точки зрения и поверхностно, люди часто приходят к убеждению, что все происходит само собой, от обмена материи, а потому отрицают не только бытие души в человеке, но и самое бытие Божие.
Особенно сильное влияние на таких людей имело превратно понимаемое учение Дарвина. Дух сомнения и отрицания, истекающий из нигилистических учений, имеет большое влияние на понятие о бытии Божьем. При этом происходят явления, имеющие начало в людской гордости и тщеславии. Люди, едва знающие грамоту или, еще хуже, учившиеся понемногу чему-нибудь и как-нибудь, толкуют вкривь и вкось о религии и, желая чем-нибудь отличиться от других людей, начинают отрицать все то, что перешло к нам с других времен и чему веровали так горячо наши предки. Новизна взгляда, дерзость речи поражает многих таких же недоучек. Чрез это неверие еще более распространяется. Эти явления Запада входят и к нам в Сибирь. В городе они входят преимущественно через сосланных социалистов и других ссыльных привилегированного класса. Кроме того, неверием заражены большая часть чиновников и учителей, приезжающих из России. Странно то, что не только гимназисты заражены этими учениями, но даже большая часть семинаристов. К сельским жителям неверие и безнравственность входят с двух сторон. С одной стороны, от городских жителей, с другой — от ссыльных. Поэтому крайне необходимо бороться с материализмом в городских жителях, с атеизмом в народе и возродить религиозное воззрение на мир и общество. Кто защитит эти драгоценные сокровища человечества?»
Большие надежды красноярцы связывали с предстоящим празднованием 300-летия присоединения Сибири к России. Накануне этого исторического события в прессе появилось множество статей. Среди них особенно выделялись корреспонденции енисейского публициста Никиты Виссарионовича Скорнякова. В них он без обиняков писал: «Без финансов жизнь принимает крайне печальный вид, и наступает застой, апатия в обществе, принимаемые же обществом меры к поправлению своих финансов обыкновенно ни к чему не ведут. Благодаря всему этому сибирское захолустье начинает отвыкать от высших вопросов и заботиться лишь о брюхе, о возможности кое-как просуществовать только. Печальное время тем более, что жизнь накопила много вопросов и требований, которых удовлетворить нечем. Всюду заметны признаки одностороннего прогресса: богатства края сосредоточиваются в немногих руках, а общий уровень благосостояния падает, единицы накопляют или увозят из Сибири миллионы, а остальное население беднеет. Народная нравственность падает, а образование не идет вперед. Действуют только отрицательные влияния: нажива во что бы то ни стало овладевает всеми, и перед нею исчезают нравственные принципы, хромает правосудие и забывается понятие о человеческом достоинстве. Мы не мечтаем о многом: побольше света, уважения к личности, побольше самостоятельности в общинной, земской жизни, побольше правды в судах. Это ли нескромные в области человеческого права желания? Читатель! Эти желания выражались не раз, не два, а может быть, тысячи раз, но говорить об них никогда не поздно, ведь что у кого болит, тот о том и будет всегда говорить, хотя бы за это и преследовали. Ведь Сибирь — страна ссылки, страна терпения, которое вырабатывалось многими годами и действительно выработалось в особый тип сибиряка, которого 300 лет всяких переворотов не сломили и сейчас, на рубеже этого 300-летия, стоит этот сибиряк, все тот же землепроходец, с жаждой новой, лучшей жизни. В ожидании же лучших дней приходится терпеливо пользоваться настоящим и скорбеть об его недостатках, которыми так полна и наша местная жизнь, составляющая одну из частиц того же неприглядного целого. В нашей экономической жизни царит застой, одна золотопромышленность возбуждает еще интерес и шевелит общество. Но зато под влиянием ее наша обрабатывающая промышленность почти не существует, если не считать винокуренные заводы, которые закабалили край, вызвали искусственную дороговизну хлеба, от которой масса теряла, а кабатчики наживали громадные барыши. В последний год стали, впрочем, строиться крупчаточные заводы, вызванные не столько потребностью, сколько спекуляцией, надеждой на большие барыши, так что, при обилии заводов, крупчатку скоро сбывать будет некуда и цена неминуемо падет, результатом чего будут убытки и в конце концов закрытие заводов, что уже начинает проявляться в Минусинском округе. Восточносибирской крупчатке, кроме того, грозит сильный конкурент — западносибирский заводчик, который уже заставил наших заводчиков переделать свои мельницы в вальцовые и улучшить качество крупчатки, которая ежегодно портилась, скисала и делалась затхлой. Сибирский капиталист завистлив, не предприимчив, но боязлив в новом деле, он берется за него тогда, когда увидит, что его сосед берет на нем хорошие барыши, которые возбуждают его зависть, боязливость при отсутствии знаний родит застой и однообразие в промышленности, которая принимает подражательный характер. Почему в Сибири если начнут строить винокуренные и крупчаточные заводы, то уж строят их без меры, без ограничения, как будто в Сибири нечего обрабатывать, как будто она пьет только вино да закусывает крупчаткой. Кустарная промышленность лишь в зародыше, и положили ей начало, кажется, переселенцы из России, к сожалению, и эта промышленность в Сибири плохо поставлена, все делается на скорую руку и не имеет ценности и большого сбыта, за малым лишь исключением, и, очень может быть, недалеко то время, когда капитал проглотит и эту промышленность, об исследовании которой никто еще не думал в Сибири, благодаря, быть может, отсутствию земства.
