Михаил Свирин - Танковый прорыв. Советские танки в боях 1937—1942 гг.
Механиков-водителей обучали следующим дисциплинам: общее устройство танка, его ходовая часть, мотор, дополнительное оборудование, вождение. С первых дней механиков-водителей приучали к ремонту техники. На третий день начиналось вождение. Сначала водили на дороге и асфальтовом шоссе в одиночку. Затем задачи усложнялись: вводилось вождение на дороге в составе колонны, затем одиночное вождение по пересеченной местности. Отдельно обучали нахождению целей при движении, как по шоссе, так и по пересеченной местности.[23] Так как в Т-26 лучший обзор был именно у механика-водителя, то на него возлагалась роль не только непосредственно водителя, но и наблюдающего за врагом. Школе было передано 8 новых танков, к каждому из которых полагался запасной мотор.«За поломку или аварию не наказывали. А всякий случай детально разбирали с указанием причины, к чему это приведет в бою – смерть экипажа. […]Не надо наказывать за аварии и поломки, потому что вырабатывается смелость управления машиной. Для того, чтобы привить веру в себя и машину и вырабатывать храбрость водителя, не имеющего чувства озлобления».[24] Лозунг, под которым шло обучение механиков: «Прививать смелость в вождении, доводя вождение до виртуозности, не жалеть моторесурсы и дозаправку на подготовку запасников».[25] Обучение на пальцах облегчалось тем, что в механики-водители зачислялись только водители со стажем от 3 до 10 лет вождения, которые имели права первого и второго класса. Менее опытных механиков переводили в мотористы. Это служило дополнительным стимулом к более качественному обучению.
Командиров танка и командиров башни обучали по примерно одинаковой схеме. Наиболее толковых отбирали в командиры танка, менее толковых – в командиры башни. Стреляли с первого же дня подготовки. В ходе обучения подробно объяснялось устройство танкового оружия и механизмов прицела и заряжания. Особо отрабатывалось поведение в случае отказа вооружения и ранения кого-либо из членов экипажа. Стрельбы проводили отдельно из пушки, отдельно из пулемета – с места и с коротких остановок.[26] В поле обучались тактике и простейшим упражнениям в составе взвода. В конце курса отрабатывалось поведение экипажа в ночном бою. Здесь основной упор делался на разборку реальных ситуаций теми инструкторами, которые в том или ином бою принимали непосредственное участие. Вообще в школе была практика привлечения к преподаванию специалистов, проходивших излечение или отдых в санаториях или госпитале в городе Арчене.
Кроме специальных дисциплин, один час в день уделялся строевой подготовке, один час тратился на политическую информацию. В ней основной упор делался на разбор положений на фронтах, ходе операций. Таким образом, и политинформацию во многом сводили к тактической учебе. Сведения с фронтов приходили не через прессу, а через аппарат советских советников. Кроме этого, старались повысить боевое братство и товарищество среди членов экипажа, равенство их между собой, развить чувство взаимопомощи. Этому в дальнейшем способствовала и оплата их труда. По решению Павлова все испанские танкисты получали одинаковое денежное довольствие и дополнительное питание, «потому что всему личному составу приходится работать до упаду, вне зависимости от того, какую должность он выполняет».[27]
Танковые экипажи готовились с запасом. «Школа готовила всегда запас экипажей для того, чтобы утомившихся в боях снимать с машин и передавать их более свежим экипажам, а уставших отправлять в учебный центр, в школу, где они отдыхали и были прекрасными учителями молодых. Резерв людского состава всегда был необходим и потому, что требовалось замещать убитых, раненых и больных».[28]
Очень серьезной проблемой была комплектация школы учащимся составом. Дело в том, что фронт не хотел отправлять молодых и талантливых специалистов на обучение из своих частей – для того, чтобы они уже никогда не возвращались в родную часть. Специальной мобилизации испанским правительством объявлено не было. На первых порах большую часть учащихся составляли добровольцы, специально подавшие заявление в танковую школу.[29] Однако школа должна была гарантированно выпускать 300 специалистов в месяц. Поэтому добровольный набор заменили мобилизациями местного населения. Павлов договорился с местным губернатором-коммунистом, и он по партийной линии начал проводить мобилизацию в школу. Набиралось специалистов в два раза больше, чем требовалось. Из них проводился отбор, причем смотрели как на личные качества кандидатов, так и на их заинтересованность в работе танкиста. При этом «каждому без прикрас рисовалась вся тягота службы. Всякий принятый коммунист предупреждался, что служба в танковых частях – это или смерть, или победа. Что придется иногда не спать по несколько ночей и атаковать по несколькораз в день. Вместе с тем внушалось, что танки ведут республику к победе и что танки решают исход любого боя. Что в танковых частях строгий порядок и дисциплина, и всю дисциплину в танковых частях устанавливают начальники танковых войск. За неисполнение приказа танкового начальника лица будут привлекаться к ответственности как враги республики».[30]
Результат такого набора можно признать двояким. С одной стороны, полностью снималась проблема кадров для школы и возникала возможность поддержания дисциплины в подразделениях партийными методами. Поддерживалась достаточно высокая степень сознательности танкистов. С другой стороны, контроль коммунистической партии над одним из самых боеспособных подразделений приводил к возникновению трений внутри республиканской коалиции, боязни усиления роли коммунистов у социалистов и анархистов. Но при этом надо признать, что принятый Павловым способ мобилизации был единственным рациональным решением возникшей проблемы.
В заключение темы школы хочется заметить, что подготовка молодых специалистов не останавливалась при выпуске из школы. Большое внимание уделяли плавному введению в бой и срабатыванию экипажей на поле боя. На первом этапе выпускников распределяли между русскими экипажами. Это давало им возможность доучиться приемам реального боя.[31] Только после двух-трех активных атак выжившие испанцы признавались обстрелянными и зачислялись в испанские танковые роты, на которые в ходе капании переносилась все большая нагрузка.
Таким образом, можно говорить о постепенном улучшении качества подготовки танкистов, основанном на достаточно рациональной и здравой структуре школы. Имея большой опыт работы в советских учебных подразделениях, Павлов и другие постарались привнести в создаваемую школу их лучшие черты и в то же время не допустить тех недостатков, которые они видели на родине. Для них учебная школа в Арчене была шансом реализовать свой опыт с чистого листа.
Еще менее обоснованным выглядит мнение Стивена Залоги по поводу организации тыловой структуры танковой группировки. Понимая ее важность, советские специалисты постарались создать ее в первую очередь. Для этого они обладали хорошей основой – тыловой структурой испанской армии, и могли почти неограниченно черпать из последней профессиональные кадры для организации своего тыла. Была создана и постоянно развивалась система складов, промежуточных баз и транспортных подразделений, их связывающих. Возглавил тыловую службу полковник Поредас, бывший до этого начальником танковой школы в Арчене. Все наши специалисты отзывались о нем с величайшим уважением, говоря о его неутомимости, организаторских талантах и преданности делу республики.[32] Здесь хочется процитировать докладную записку Д. Г. Павлова:
«Тыл работал следующим образом. Склады технические, горючего, огнеприпасов были в руках одного человека – испанца, и при нем наш советник Ушаков. Все было рассортировано, и всему имуществу велся ежедневный учет. Имея одного начальника, тем самым не создавалось ведомственной путаницы. Базы в Арчене и Мурсии имели задачу создать промежуточный склад Центрального фронта в Великаньяс под Мадридом. Сюда горючее и боеприпасы подавались по железной дороге, а потом подвозились на грузовиках. Технически главный склад питал склад в Алькале путем подвоза туда средств на машинах.
Главные склады снабжали все бронечасти южной армии. Они же питали Каталонию, если там работали танки. Промежуточный склад в Великаньяса питал непосредственно бригаду центрального фронта. Питание происходило через головной склад в Алькала, где постоянно находилось три комплекта боеприпасов и две заправки горючего. Кроме того, бригада имела по 4 боекомплекта. Подвоз из Алькала в Великаньяс производился автотранспортом. Иногда подвоз боеприпасов в бригаду происходил непосредственно из Великаньяса, если район боевых действий к промежуточному складу ближе, чем к Алькала. В этом случае на промежуточный склад дается указание удовлетворять заявки такой-то части. Промежуточный склад обо всех операциях и наличии запасов доносит ежедневно главному начальнику складов, который так же докладывается зам. комбригу полковнику Поредас. Последний делал заявки и следил за их выполнением у военного министра. Начальник тыла зам. комбрига полковник Поредас имел гараж 25–40 машин ЗИС-5, 15 мотоциклов. У всех начальников складов были легковые машины. Промежуточный склад имел двух мотоциклистов для связи и лейтенантов для проверки складской работы по поручению начальника тыла. Все главные склады размещены в прекрасно оборудованных гротах в горах. Стенки гротов зацементированы железобетонными дверями. К ним проложены отличные пути подъезда. Вентиляция и освещение электрические. Допуск в склады осуществляется определенных лиц по специальному документу, которых охрана хорошо знает в лицо. Для охраны складов в районе учебного центра была создана караульная рота 220 человек – гвардия. В роте каждый взвод имел свои объекты охраны. И весь состав обязан был знать в лицо тех, кто имеет право бывать на объектах. Состав роты был из коммунистов по специальному набору провинциального комитета. […] Всю систему снабжения возглавляли испанцы. Сначала при них были наши советники, потом и их снял. Каждый батальон снабжения имел свой аппарат, который подчинялся по специальным вопросам помощникам по хозчасти. Обязанность комбатов – докладывать мне о любом недочете в снабжении. Но недочетов не было, так как испанцы считали великим позором, если генерал задаст вопрос, почему не выдано что-либо бойцам».[33]
