Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии
На том же совещании 17–18 декабря генерал Эверт упоминал случай в 3-й армии, когда после беспорядков, вызванных выдачей денег вместо сахара [8] , в одном полку было расстреляно 7 человек. Тогда же генерал Рузский отметил важную деталь, которой впоследствии будет суждено сыграть немалую роль: «В Петрограде, например, бедный стонет, а богатый все может иметь. У нас нет внутренней организации». И далее: «В Петрограде полная дезорганизация. Соборы, учебные заведения, 700 000 рабочих, – все просят снабжать их».
Однако и солдатская масса далеко не была единой. Все сводки о настроениях войск дружно отмечают, что кавалерия надежней пехоты, а наиболее надежной является артиллерия. Последнее неудивительно – артиллеристы находились на удалении от фронта и не рисковали своей жизнью в наступлении; с другой стороны, в артиллерии служили самые образованные и квалифицированные офицеры, которые пользовались наибольшим уважением солдат. Следует заметить, что артиллерийские части сплошь и рядом использовались в качестве карательных – например, для разгона огнем «братающихся» на нейтральной полосе. В итоге недоверие пехотинцев к артиллеристам достигло таких масштабов, что 18 августа 1917 года приказом верховного главнокомандующего было предписано «впредь… артиллерию не назначать в отряды, долженствующие усмирять пехотные части одного с ней корпуса или дивизии…» [9]
То, что артиллерия и казаки показали себя самыми лояльными, не означает, что они везде и всегда были самыми дисциплинированными. Доклад московского губернского комиссара военному министру от 10 июля 1917 года (документ № 192) рисует картину террора, который солдаты 5-го и 6-го отдельных тяжелых артиллерийских дивизионов при попустительстве своих офицеров навели на подмосковный городок Павловский Посад. Особо обратим внимание: солдаты здесь выступали под вполне реакционными лозунгами, а их «политическая» деятельность заключалась в беспричинных арестах местных жителей, хулиганстве на митингах и избиениях членов Совета рабочих депутатов.
Впрочем, гораздо чаще поступали жалобы на банальный грабеж, особенно в прифронтовой зоне, как дезертирами, так и солдатами определенных частей. Стоит заметить, что тут особенно отличались казаки: «В имении Кадфер у полузерников 1-й, 4-й и 5-й сотней 19-го Донского казачьего полка причинены убытки, оцененные в 4560 рублей, потравлены 21 десятина лугов и 10 десятин клевера, кроме того, около 45 пурных мест овса, 5400 пудов ржаной соломы, 21 сажень дров и 220 копен клевера» (документ № 208). Манеры поведения у казаков вообще были своеобразные: «В Екатеринодаре убит солдатами казачий офицер, стрелявший в них за словесное оскорбление его. Два дня тому назад избит казаками второй пластунской бригады в Эрзеруме войсковой старшина Кучапов» (документ № 203).
Интересно мнение адмирала Колчака: «Причина неудовлетворительности офицерского состава [флотской] авиации кроется в привлечении большого числа прапорщиков из армии, многие из которых просто уклоняются от службы в окопах» (документ № 105). Из сводки по Западному фронту за начало июля (документ № 148): 115-й полк 29-й дивизии – «В виду проявленного крайне враждебного отношения к офицерам большая часть таковых скрылась» ; 169-я дивизия – «часть офицеров подверглась насилию и, опасаясь кровавой расправы, ушла в штаб дивизии». Ну и совсем дивно звучит фраза из донесения командира 61-го полка полковника Травникова (документ № 110): «Много лучших солдат и офицеров уже бежало». Перепуганный угрозой расправы со стороны своих же солдат, полковник проговорился, обозначив критерий оценки: лучшие – это не самые храбрые и стойкие, а всего лишь лояльные .
Еще одна деталь. 1 июня Деникин доносит главковерху: «Другая причина деморализации этой [55-й] дивизии – продолжительное отсутствие ее начальника генерала Покатова, ныне представленного мною к зачислению в резерв» (документ № 109). После всего этого трудно обвинять в трусости, недисциплинированности и эгоизме только лишь солдат…
Донесение комиссара 2-й армии военному министру от 5 октября (документ № 182) дает один из примеров конфликта, судя по всему, являвшегося типичным: в условиях резко ухудшившегося снабжения исполнительный комитет 50-го армейского корпуса узнал от вестовых о том, что офицеры получают из столовой масло в качестве несанкционированного дополнительного пайка, и поднял по этому поводу скандал. В ответ командование корпуса обвинило членов комитета в том, что они сами требовали в офицерской столовой такого же дополнительного пайка. Председатель комитета, в свою очередь, оскорбился и потребовал отстранения от должностей командира и начальника штаба корпуса, в ответ начальник штаба тоже оскорбился и подал рапорт об отчислении.
Эта ситуация смотрелась бы анекдотом, если бы не отражала одну из глубинных проблем, раскалывавших армию: неравенство в снабжении и солдат и офицеров. Стремление скрыть это неравенство в условиях резкой нехватки продовольствия вызывало у «нижних чинов» еще большее раздражение.
Из июньского донесения командующего Юго-Западным фронтом генерала Гутора (документ № 106): «Замечается появление большого числа офицеров, работающих в угоду солдатам». Более того, вскоре командование обнаружило, что зачастую именно такие офицеры пользуются среди солдат наибольшим авторитетом, солдаты готовы не только подчиняться им, но и защищать их от начальства – то есть речь идет не о падении дисциплины и разложении как таковом, а о возникновении новой, «своей» иерархии. Яркий пример тому дает случай бунта в 299-м полку, начавшийся с того, что «3 августа 12-я рота отказалась принять назначенного нового ротного командира взамен устраненного явного подстрекателя неповиновения поручика Логинова» (см. документ № 140 и последующие). Дело кончилось трагически: «Командир полка, генерал Пургасов, расформировал 12-ю роту, арестовал ротный комитет и поручика Логинова. 12-я рота, захватив оружие, сорганизовала выступление оружием восьми рот. Командир полка успокаивал, убеждал, но был убит штыками, прикладами. Арестованные были освобождены, полк разошелся по местам стоянки». Итог бунта: «сводным [карательным] отрядом решено было 12-ю роту расстрелять». В итоге расстрела не произошло, но угрозой массовой экзекуции роту вынудили выдать «зачинщиков». Результат: «Выдано пока 15 участников преступления 12-й роты. Арестовано 214 человек 12-й роты и 28 солдат остальных рот, два офицера: поручик Логинов, капитан Гребенников».
Скорее всего, в условиях военного времени такой метод был единственно верным. Однако обратим внимание, что в Великой Отечественной войне до методов, которые применяла российская демократия в 1917 году – арестов целых рот и угроз массовых расстрелов собственных солдат, – дело не доходило…Безусловно, «демократизация» армии и введение в ней свободы любой политической пропаганды не могли не сказаться на настроениях войск, резко ускорив объективно происходящие процессы. Однако эта демократизация была организована именно деятелями Февраля, предполагавшими с ее помощью вывести армию из-под контроля «реакционного офицерства». Одним из путей повышения боеспособности армии в таких условиях рассматривалось формирование ударных «революционных» батальонов, в которые должны были идти добровольцы как из армейцев, так и из гражданских лиц. Для привлечения последних генерал Брусилов предлагал принять закон, « чтобы все находящиеся на государственной и частной службе, поступившие волонтерами в ряды армии, сохранили свои должности и содержание, а в случае смерти за родину их семьям была назначена пенсия» (документ № 78). Заметим, что просто мобилизованным таких привилегий не предоставлялось. Возникает закономерный вопрос: а откуда можно было взять боеспособных добровольцев-мужчин для ударных батальонов, кроме как из числа уклонившихся от мобилизации? И этим-то уклонившимся сейчас предлагались привилегированные условия службы… Заметим, что умный Алексеев это прекрасно понимал, поэтому на инициативу Брусилова отреагировал весьма скептически: «Совершенно не разделяю надежд ваших на пользу для лихой, самоотверженной, доблестной и искусной борьбы с врагом предположенной мерой. Разрешаю только потому, что вы эту мысль поддерживаете» (документ № 75 и последующие).
Ну и наконец, нельзя не отметить такой пассаж (документ № 79): «Комкор сам считает счастьем одеть такой шеврон [ударника], когда все части славного 2-го гвардейского корпуса пойдут на призыв своего верховного вождя». Так что «верховный вождь» должен был появиться при любой власти – хотя «великий гражданин» с «бессмертным именем» (документ № 83) Александр Федорович Керенский на такую роль никак не тянул.
