Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии
Владислав Гончаров - 1917. Разложение армии краткое содержание
Владислав Гончаров
1917. Разложение армии
От редакции 1925 года [1]
При составлении настоящего сборника было использовано главным образом делопроизводство Ставки, Канцелярии Военного Министерства и Кабинета Военного Министра.
Дела Ставки дореволюционного периода довольно полно отражают картину постепенного разложения армии; начало ее разложения также достаточно полно выявляется в документах, относящихся к совещаниям главнокомандующих в Ставке весной 1917 года и в первых донесениях начальников частей по этому поводу. Внутренняя жизнь старой армии и ее настроения в моменты окончательного разложения в эпоху так называемой керенщины ярче всего выявились в делопроизводстве Кабинета Военного Министра. Большинство публикуемых нами документов хранится в Военно-Морской секции Е.Г.А.Ф. в Москве [2] ; там же сосредоточены дела последних дней старой Ставки, кончая эпохой Брестского мира и последующего наступления австро-германских армий.
Несмотря на всю свою сложность и многообразие, процесс распада старой армии на всех фронтах проходил почти одни и те же этапы, поэтому в настоящем сборнике мы ограничились приведением лишь наиболее характерных документов, иллюстрирующих положение дел на всех участках.
В некоторых случаях в документах допущены сокращения, там, где Это не искажает их смысла и дает возможность избежать повторений или общих мест. Все эти сокращения оговорены специальными примечаниями.
Все публикуемые в сборнике документы появляются в печати впервые. Те же документы, которые хотя и имели прямое отношение к теме, но были уже опубликованы в др. изданиях (правда, число их очень невелико), упоминаются нами лишь в ссылках в соответствующих местах сборника.
Вместо предисловия
Причины того, что произошло с русской армией между февралем и октябрем 1917 года, – тема, крайне важная для понимания событий русской революции, и столь же мифологизированная. Советские историки, неустанно подчеркивая руководящую и направляющую роль большевиков в событиях 1917 года, тем самым давали аргументы в руки своим противникам, утверждавшим, что армию развалили предатели-большевики на деньги германского Генштаба.
Конечно, в реальности армии не разваливаются так просто и быстро. Причины разложения были более глубокими, а главное – внутренними. Этим причинам и посвящен сборник, который мы предлагаем вниманию читателей. Безусловно, он не является полным собранием документов по теме, даже среди уже опубликованных. Однако собранные в этой книге источники позволяют не только проследить процесс распада армии, но и выявить роль в этом процессе различных политических сил России. Кто чего желал, и что у него получилось – вот вопрос, который извечно волнует историков. Надеемся, что настоящий сборник хоть в некоторой степени позволит приблизиться к ответу на этот вопрос.
Одной из важнейших причин разложения армии стала существовавшая в ней глубочайшая пропасть между солдатским и офицерским составом. Если до войны и в ее начале эта пропасть носила в основном социальный характер (принадлежность к разным сословиям с разным общественным статусом, правами и возможностями), то уже в 1916 сюда добавилось кардинальное различие взглядов на цели войны. Патриотически настроенные представители образованного сословия рассматривали войну с геополитических позиций (германская агрессия, долг перед союзниками, Константинополь и Проливы). Но для большинства солдат эти понятия были пустым звуком: война шла на чужих территориях (Румыния, Галиция, Польша и Литва), а к иностранцам, что немцам, что англичанам, русский мужик привык априори относиться с недоверием. Крест над Святой Софией – это, конечно, хорошо, но лишь на первый год войны, и уж никак не на третий…
Основная солдатская масса устала от войны и не видела в ней смысла – это факт, который нельзя отрицать. И глупо обвинять солдат в отсутствии патриотизма, ибо с их точки зрения их России никто не угрожал – в отличие от 1812 года. А умирать за абстрактные ценности они смысла не видели. Как писал Я.А. Слащев в книге «Требую суда общественности и гласности» (Константинополь, 1921): «Нам приходилось слышать, да и теперь часто это передается из уст в уста, что фронт разложили большевики, и не будь их – мы бы не дошли до позорного Брестского мира. Я отнюдь не стану говорить, что партия большевиков не стремилась ликвидировать старую армию… но эта гибель была предрешена уже только потому, что старая армия сама умирала».
Ситуация усугублялась тем, что к третьему году войны, в связи с огромными потерями офицерского состава, началось массовое производство младших офицеров из отличившихся солдат или из получивших хоть какое-то образование мобилизованных представителей «нецензовых» сословий. Это вызвало «размытие» офицерского корпуса – все больше младших командиров теперь разделяло точку зрения солдатской массы, то есть у этой массы появились потенциальные лидеры.
В этих условиях продолжающееся участие России в войне стало представлять угрозу для стабильности не только режима, но и самого государства. Увы, большинство высокопоставленных военных этого не понимало и не хотело понимать. Вдобавок Февраль привел к власти политические силы, ориентированные в первую очередь на союзников.
Позицию высшего российского генералитета в первые послефевральские дни хорошо демонстрирует мнение командующих фронтами, высказанное ими в телеграмме военному министру от 18 марта (документ № 37):
«2) наступление вполне возможно. Это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром, 3) это наступление избавит вас от неисчислимых последствий, которые могут быть вызваны неисполнением Россией ее обязательств, и попутно лишит противника свободы действий на других фронтах… Настоятельно просим, чтобы никаких шагов перед союзниками в смысле отказа от выполнения наших обязательств не делалось, 7) армия имеет свое мнение, мнение Петрограда о ее состоянии и духе не может решать вопрос; мнение армии обязательно для России; настоящая ее сила здесь, на театре войны, а не в тылах».
Здесь интересен даже не страх перед возможными санкциями союзников (об этих же опасениях 12 марта писал Гучкову генерал Алексеев), сколько ультимативный характер требований – «армия имеет свое мнение», «мнение армии обязательно для России» и, наконец – «настоящая ее сила здесь, на театре войны, а не в тылах». Фактически генералы ставят правительству условия и угрожают ему военной силой! Однако если вспомнить, что именно армейская верхушка совершила Февральский переворот, потребовав отречения императора, то все становится на свои места – генералы почувствовали вкус власти и не собирались от нее отказываться. После этого неудивительно, что Временное правительство не доверяло высшему военному руководству, боялось его и поэтому приложило все усилия для лишения военного командования дисциплинарных полномочий. Но для нас важнее другое: крушение дисциплины в российской армии началось не снизу, а сверху, и изначальной причиной его были отнюдь не большевики, а именно высшие командиры.
Нельзя не отметить, что сам генерал Алексеев, организатор отречения царя, а впоследствии «отец» Добровольческой армии, в отличие от прочих политиков-февралистов, прекрасно понимал реальное положение страны. Еще 12 марта в своем письме к Гучкову (документ № 34) он отмечал: «Мы приняли на этих конференциях [в Шантильи и в Петрограде] известные обязательства, и теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их». И далее: «Сила обстоятельств приводит нас к выводу, что в ближайшие 4 месяца наши армии должны были бы сидеть покойно, не предпринимая решительной, широкого масштаба, операции».
Увы, нельзя не сравнить этот документ с цитированным выше сверхоптимистичным письмом тому же Гучкову от 18 марта. Под письмом стоят подписи генералов Брусилова, Баланина, Щербачева, Каледина и Балуева – к сожалению, они свидетельствует лишь о кругозоре этих военачальников и неадекватности восприятия ими реальности.
Обращает на себя внимание последний пункт из резюме генерала Лукомского по совещанию в Ставке 18 марта 1917 года: « 6) Необходимо немедленно прекратить отправку союзникам пшеницы, которая нужна нам самим» (документ № 14). Таким образом, хлебные бунты в столице и в других городах вспыхнули тогда, когда правительство отгружало хлеб за рубеж, в уплату поставок военного снаряжения, которое было крайне необходимо… «для выполнения долга перед союзниками»!
Следует отметить, что первоначально, то есть в марте – апреле 1917 года, «пацифистические» настроения солдат выражались отнюдь не в требованиях немедленного окончания войны. Как правило, солдаты лишь выражали нежелание наступать (как мы видим, это нежелание разделял и сам Алексеев) либо уточняли, что не хотят воевать на чужих территориях, «считают бесцельным вести наступательную войну в Румынии, в России наступать согласны» (документ № 52).
