От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав

Кто же, спрашивал король, доложит Трем Правительствам о том, как соблюдаются эти заверения? Я ответил, что после того, как два министра будут введены в правительство и правительство даст известные заверения, американское и английское правительства, согласно их обязательствам, признают румынское правительство и, следовательно, назначат в Бухарест своих послов, которые и будут им докладывать то, что сочтут нужным.

Исчерпав этот вопрос, я сказал, поскольку король согласился с решением Совещания в Москве, отпадает препятствие в совместной работе короля и Правительства. Михай ответил, что он согласен с этим, но представляет дело так, что это Правительство будет ведать до выборов административными делами и что его задачей будет подготовить выборы возможно скорее. На это я сказал, что подготовка к выборам будет, как я понимаю, одной из задач Правительства, правда, важной, но все же одной из задач…

Когда речь зашла о гарантиях выполнения правительством „заверений“, Гарриман вдруг заявил, что американское правительство признает Румынское Правительство после того, как оно примет ряд мер по выполнению взятых на себя обязательств. Я должен был поправить Гарримана, указав на то, что Московское решение говорит об обязательстве США признать румынское правительство не после принятия каких-то мер, а после того, как заверения будут даны».

Переговоры продолжались еще неделю, Гарриман и Керр придумывали все новые поводы для недовольства румынским правительством и условия его признания. Наконец, 8 января Вышинский информировал Молотова: «Дальнейшим результатом консультаций явилось выдвижение кандидатуры г-на Э. Хациегану Национал-царанистской партией и кандидатуры М. Ромничеану Национал-либеральной партией для включения их в состав румынского правительства. Комиссия удостоверилась, что эти кандидаты отвечают требованиям, изложенным в Московских решениях». По представлению Петру Гроза и с одобрения короля Михая I Хациегану и Ромничеану 7 января были включены в состав Румынского Правительства королевским указом. На этом Комиссия закончила свою работу.

Путь к дипломатическому признанию Румынии, казалось, был открыт. Но затем Гарриман прибыл в Лондон, где Бирнс был на Генассамблее ООН, и доложил, что их совместная – с Вышинским и Керром – миссия в Бухарест не привела к значимым изменениям в правительстве Грозы, как безуспешными были и попытки изменить кабинет министров Болгарии. А Бирнс после выволочки от Трумэна тоже не склонен был делать хоть какие-то шаги навстречу Москве.

Третьего января Сталин принял президента Всеславянского конгресса в США, профсоюзного деятеля с польскими корнями Лео Кржицкого. Речь шла не столько об Америке, сколько о Польше и поляках в Америке. Кржицкий утверждал:

– В 1930 году при Пилсудском профсоюзных деятелей заключали в тюрьму в Брестской крепости. Позже в Березине был устроен лагерь, где содержалось 45 тысяч лучших представителей рабочего класса. Все это была санация Бека. Сейчас рабочий класс Польши сплочен.

Сталин расхваливал Берута:

– Если бы не Берут, то поляки не получили бы западных границ. В Потсдаме были горячие споры по этому вопросу. Англия сильно возражала, и поляки начали было колебаться, только стойкость Берута помогла полякам добиться нынешних границ. Берут является выдающимся человеком для Польши. Польше надо дать свободу, и она даст способных деятелей.

И пугал союзников:

– Поляки говорили мне, что французы, американцы и англичане – хорошие союзники, но они опаздывают и приходят Польше на помощь перед смертью.

– Эти союзники приезжают на пожар, когда уже весь дом сгорел, – подтвердил Кржицкий польскую народную мудрость. – То, что было сделано Молотовым, Бевином и Бирнсом на совещании в Москве, вселило в людей всего мира больше надежд, чем что-либо другое. Когда Лондонская конференция окончилась неудачей, разочарование чувствовалось и на Международном конгрессе профсоюзов в Париже. Реакционеры же, особенно польские, радовались и произносили тосты по случаю того, что наконец произошел разрыв между союзниками.

– Надеялись ли польские реакционеры, что между Советским Союзом и союзниками будет война?

– Ну да.

– Думать так очень глупо, – успокоил Сталин.

В мае 1946 года Сталин даст наставление польским лидерам:

«– В Польше нет диктатуры пролетариата, и она там не нужна. Может быть, и у нас в СССР, если бы не война, диктатура пролетариата приобрела бы другой характер… Ваша демократия особая. У вас нет класса крупных капиталистов. Вы провели национализацию промышленности в 100 дней, а англичане ведут за нее борьбу в течение 100 лет. Поэтому не копируйте западные демократии, пусть они копируют вас. Демократия, которая установилась у вас в Польше, в Югославии и отчасти в Чехословакии, – это демократия, которая приближает вас к социализму без необходимости установления диктатуры пролетариата и советского строя».

Вопросы, связанные с выполнением договоренности с Бирнсом, Сталин 7 января обсуждал с Председателем Совета Министров Болгарии Георгиевым, министрами Стайновым и Юговым и посланником в СССР Михалчевым.

– Как у вас с оппозицией? Нам сообщают, что у вас возникли трудности в реализации решений Московского совещания.

– Первые сведения, полученные правительством, о настроениях в оппозиционных кругах после опубликования Московских решений, говорили, что оппозиция, особенно земледельческая оппозиция, склонна к примирению. Болгарское правительство отдельным письмом пригласило руководителей отколовшихся от Отечественного Фронта оппозиционных групп земледельцев и социал-демократов. Как видно из их ответов, оппозиция выдвигает абсолютно неприемлемые положения и не считается с решениями Московского совещания о Болгарии.

Сталин рассказал, как вопросы о Болгарии обсуждались в Москве:

– Англичане и американцы ставили вопрос о Болгарии вместе с румынским вопросом. В отношении обоих государств они требовали следующее. Первое: нейтрализации министерства внутренних дел. Второе: официального заявления со стороны правительств обеих стран о том, что они обеспечивают свободу слова, печати, право партий выступать с отдельными списками на выборах. Третье: включения в состав правительств представителей оппозиционных партий и реконструкции этих правительств…

Мы им ответили, что в первую очередь надо отделить Румынию от Болгарии, так как в Болгарии выборы уже произведены. Они с этим согласились. Потом мы заявили, что оппозиция должна быть лояльна, как, например, в Америке. Мы отклонили требование о реконструкции болгарского правительства. В Болгарии оппозиционерам дают министерства, а они еще не хотят идти в правительство. Это уже нахальство.

– Оппозиция получает плохие советы извне, – пожаловался Георгиев. – Если бы можно было приостановить эти плохие советы или заменить их хорошими…

– От кого получает оппозиция плохие советы? – поинтересовался Сталин.

– От американского политического представителя Барнса. Он слишком связал свое имя с болгарской оппозицией и не считается ни с какими общепринятыми нормами поведения дипломатических представителей.

– Очевидно, нам надо вмешаться, – заметил Сталин. – Ваши переговоры с оппозицией еще нельзя считать законченными?

– Формально переговоры не прерваны, а по существу дело безнадежное, – ответил Георгиев.

– В Румынии дело закончилось хорошо. Там оппозиция оказалась умнее. Больше всего радовался достигнутым соглашениям король. Он едва не заплакал от радости. Его могли выгнать, а теперь, слава Богу, он на какое-то время спасся.

– Труднейшим вопросом для нас является признание выборов, – признал министр иностранных дел Стайнов.

Сталин возмутился:

– Выборы кончились. Ваша оппозиция может убраться к черту. Она бойкотировала эти выборы. Три великих державы признали эти выборы. Англичане и американцы думали, что если выборы в Болгарии будут свободными, то Отечественный фронт останется в меньшинстве. А этого не получилось.