Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович
Шерер колебался, безуспешно пытаясь угадать направление главного удара суворовских войск. В революционной армии им были недовольны. Тогда же 15 апреля Шерера на должности главнокомандующего сменил знаменитый генерал Жан Виктор Моро. Старик обрадовался такому противнику. В истории сохранилась суворовская острота: «Мало славы было бы разбить шарлатана. Лавры, которые похитим у Моро, будут лучше цвести и зеленеть!».
Из уважения к прославленному полководцу Суворов решил оглоушить Моро быстрым перемещением войск. Переправа у Треццо началась на рассвете 16 апреля, когда Моро стягивал силы с флангов для отражения удара на участке Ваприо — Кассано. Ему удалось сосредоточить там 10 500 человек из дивизий Гренье, Виктора и Серюрье. На помощь Цопфу и Отту от Багратиона были переброшены казачьи полки. Усилившиеся французы пошли в атаку — и лишь удар казаков атамана и полковника Адриана Карповича Денисова (именно они первыми переправились через Адду в тот день) и венгерских гусар на левый фланг заставил французскую пехоту отступить к Поццо.
Генерал Мелас вёл атаку на Кассано. Ему удалось занять этот городок, после чего австрийский генерал двинулся в тыл отступивших из Ваприо французов. Потери войск Моро в три раза превышали потери союзников. Однако Суворов был недоволен, что утомлённые 12-часовым боем австрийские войска не смогли преследовать противника после победы при Ваприо — Кассано. Добивать недорубленный лес отправились одни казачьи части.
Семитысячный корпус генерала Вукасовича переправился через Адду у Бривио. Там союзникам удалось разрезать войска генерала Серюрье, главный трёхтысячный корпус которого оказался в отчаянном положении. Он принял бой с войсками Вукасовича, но при приближении полков Розенберга перед перспективой полного уничтожения капитулировал. Это был самый зримый и впечатляющий успех сражения при Адде. В плен взяли 250 генералов и офицеров, включая самого Серюрье, а также 8 орудий и до 2700 нижних чинов. Офицеров Суворов отпустил по домам во Францию, взяв с них обязательство не поднимать оружия против союзных войск до конца кампании. Мародёрство, «позор русского имени» как раз являлось такой исключительно тяжкой провинностью. Не теряя времени, при походе нескольких мародёров прогнали сквозь строй. Реагируя на новые жалобы обывателей, Суворов приказывал: «Суд короткий… Старший в полку или батальоне прикажет обиженному всё сполна возвратить, а ежели чего не достанет, то заплатит обиженному на месте, из своего кармана; мародёра — шпицрутенами по силе его преступления, тем больше, ежели обиженного налицо не будет». Генералу Розенбергу Суворов писал: «Андрей Григорьевич, Бога ради учредите лучший порядок; бесчеловечие и общий вред впредь падают на особу вашего высокопревосходительства». Роль генерала Розенберга в кампании 1799 года с самого начала была значительной, хотя Суворов сперва относился к нему настороженно. Отдадим должное мастерству генерала Моро: ему удалось прочувствовать и выдержать темп сражения, спешно отступить с берегов Адды широким фронтом, выдвигая части в расходящихся направлениях, таким образом, преследование оказалось затруднено. Суворов по достоинству оценил мастерство французского генерала. Одна только дивизия Серюрье попала в суворовскую западню. На берегах Адды Суворову окончательно стало ясно, что французская армия по способности к тактическому разнообразию не уступает русской и превосходит австрийскую.
Весело и шумно 17 апреля авангард Суворова вступил в Милан — крупнейший город Северной Италии. На следующий день навстречу Суворову выехал епископ с большой делегацией миланцев. Наступало Светлое Христово воскресенье. Пасха! Миланцы и русские встретились на дороге. Суворов спешился, принял благословение архиепископа. Встреча растрогала его. Вместе с итальянцами Суворов направился к Милану. У городских ворот его встречал Мелас. Суворов, не слезая с коня, раскрыл перед ним объятия. Мелас в ответ потянулся к Суворову, но… потерял равновесие и слетел с лошади. Миланцы встречали Суворова торжественно, с искренним восторгом, с цветами и иллюминацией. Правда, три года назад не менее блестящий приём они устроили генералу Бонапарту. Суворов знал цену восторгам… Итальянцев изумляли русские традиции: троекратные поцелуи, необыкновенная набожность (Суворов и его товарищи крестились у каждого храма). Суворова поселили в богатом доме, в котором в своё время квартировал генерал Моро. Революционная Цизальпинская республика прекратила существование. В Милане после сражения при Адде бурлили антифранцузские настроения: 2400 солдат революционной армии заперлись в цитадели. А сам город союзники взяли практически бескровно: в стычке с французами был убит один казак и двое ранены.
В награду за победы при Адде Павел послал Суворову бриллиантовый перстень с собственным портретом: «Примите его в свидетели знаменитых дел ваших и носите на руке, поражающей врага благоденствия всемирного».
На следующий день Суворов, как триумфатор, в золотой карете ехал в собор на молебствие. Знатных горожан, австрийских и даже пленных французских генералов Суворов пригласил к себе на обед, где христосовался со всеми. Когда за обедом пленённый генерал Серюрье принялся рассуждать о том, что русские с излишней поспешностью и храбростью атаковали при Лекко, Суворов иронически заметил: «Что поделаешь, мы, русские, не знаем ни правил, ни тактики. Я еще из лучших!».
Суворов воспринимал войну в Италии как освободительную — против гиены революций. Об идеологии той кампании свидетельствует воззвание Суворова к итальянскому народу: «Вооружитесь, народы италийские! Стремитесь к соединению под знамена, несомые на брань за Бога и веру; и вы победоносно восторжествуете над враждебными их сонмами. Для защиты святой веры, для восстановления ваших законных правительств, для возвращения собственности вашей сражается и проливает ныне кровь свою союзное воинство двух августейших монархов».
Следовало спешить: Суворов не собирался откладывать разгром революционных армий даже на неделю. 19 апреля 1799 года в Милане старый фельдмаршал составил диспозицию к походу союзных войск на реку По и далее — навстречу армии Макдональда. Он бы предпринял форсирование ещё раньше, ускорив погоню за ослабленными французскими армиями, но хвалёное австрийское интендантство не обеспечило своевременно продовольствием, да и понтонов не хватало (пользовались трофейными). Для блокады Миланской цитадели и содержания порядка в городе оставались войска генерала Латтермана.
По плану Суворова 36-тысячная главная союзная армия (в её составе — 18 000 русских и столько же австрийцев) должна была перейти По и Тичино и дать генеральное сражение армии Макдональда, разбив которую следовало наступать на Турин, чтобы уничтожить Пьемонтскую армию. Тем временем осадная армия Края должна была осаждать крепости, лишая французов укреплённых оплотов. Гофскригсрат не утвердил казавшийся рискованным план Суворова, но русский фельдмаршал выступил на По, не дождавшись ответа из Вены.
Вена запрещала наступательные действия, не помышляла о генеральном сражении и лишь позволяла «овладеть какой-нибудь из крепостей, лежащих на правом берегу По в недальнем от неё расстоянии». Суворов воспринимал такие резолюции как издевательство над военным искусством, как предательство стратегических интересов антифранцузской коалиции. Следовало уничтожить вражеские армии, расшатывая власть директории в Париже. Наконец, требовалось освобождать Италию. Двусмысленность суворовского положения проявилась: отныне он будет всячески маневрировать вокруг да около повелений Вены… Австрию вскоре накажут за непонимание суворовской стратегии генералом Бонапартом и императором Наполеоном. А покуда за деревьями мелких интересов они не видели леса Истории.
26 апреля под именем графа Романова к войскам прибыл молодой великий князь Константин Павлович, которого отец-император прислал для прохождения школы у Суворова. Теперь в армии находился представитель российского императорского дома. В свите Константина Павловича прибыл к Суворову и его старый, многократно проверенный соратник по турецким и польским делам, герой Фокшан и Праги генерал Вилим Христофорович Дерфельден.
