Габриэль Городецкий - Роковой самообман
Русские не сидели сложа руки и прибегли к германскому методу fait accompli. Из своих скрытых источников они узнали о сопротивлении царя Бориса германскому давлению. Как сообщалось, он был уверен, что, учитывая опыт Польши, связь с одной из великих держав может окончиться «катастрофой малой страны» и что он может собрать трофеи, присоединившись к распространению «нового порядка», как только тот будет установлен, даже оставаясь нейтральным{428}. Поскольку царь отказывался вести переговоры открыто, Молотов негласно послал в Софию своего заместителя Аркадия Соболева{429}. В некоторой степени эта миссия была подсказана Коллонтай, советским послом в Стокгольме, которая была непримиримым противником пакта Молотова — Риббентропа и сохраняла близкие отношения с Антоновым, бывшим болгарским послом в Москве, русофилом. Как она сказала ему по телефону, когда стала известна новость о пребывании Соболева в Болгарии, именно она настаивала на неотложности такого шага, чтобы «предупредить и избежать желаемого [болгарским] правительством урегулирования в пользу немцев»{430}.
Болгарам сообщили о прибытии Соболева в Софию на самолете, летящем транзитом в Бухарест, всего за несколько часов{431}. «Очевидно, — телеграфировал домой Стаменов, болгарский посол в Москве, — они хотели сделать Софии сюрприз и боялись, как бы их не опередили немцы, потому [Молотов] и ввел меня в заблуждение, сказав, будто Соболев летит в Бухарест. Мое впечатление — они готовы на все, лишь бы подписать пакт с нами»{432}. Соболев был принят Филовым утром 25 ноября, а встреча с царем Борисом была назначена днем. Соболев, знавший, что болгары держат Берлин в курсе своих сношений с русскими и не желают провоцировать Гитлера, не представил Филову предложений в письменной форме, а зачитал их ему{433}. В двенадцати пунктах подробно расписывалось предложение тесного сотрудничества, сопровождавшееся обещанием удовлетворить территориальные претензии Болгарии и помочь в случае войны с Турцией. Самая важная статья, однако, говорила о «насущных интересах русских в Проливах, связанных с нуждами безопасности на их южных границах». Царь Борис может не сомневаться, что Москва не допустит вновь возникновения «опасности, которая всегда грозила России с юга». Затем Соболев вернулся к сделанному Болгарии в сентябре 1939 г. предложению пакта о взаимопомощи, который «поможет реализовать ее национальные стремления не только в Западной, но и в Восточной Фракии». Болгарию просили сотрудничать с Советским Союзом, если возникнет реальная угроза «для СССР в Черном море или в Проливах». Хотя царь Борис позднее воспользовался этим пунктом для оправдания отказа от соглашения, заявляя, что Болгария не в состоянии предоставить военную помощь, было совершенно ясно, что русские имеют в виду разрешение на переброску их войск через Болгарию. Все это сопровождалось торжественным обещанием не вмешиваться во внутренние дела и суверенитет Болгарии. Чтобы не провоцировать немцев, Соболев даже был готов снять возражения против вступления Болгарии в Тройственный союз. А самой настоящей приманкой послужило заявление, будто заключение пакта с Советским Союзом «вполне возможно, почти наверняка» приведет в конце концов к присоединению самого Советского Союза к Оси{434}.
Заметно ошарашенный, болгарский премьер-министр Филов пожелал удостовериться, правильно ли он понял: Советский Союз действительно не возражает против присоединения Болгарии к Оси? Еще больше он заинтересовался возобновленными советскими предложениями по поводу пакта о взаимопомощи, притворяясь, что даже не помнит тех, что были сделаны в сентябре 1939 г. Когда ему напомнили, он заявил, что данное предложение «очень важно и потребует некоторое время для изучения». Впрочем, общее положение дел Соболеву было ясно. Филов постоянно ссылался на «сложность положения Болгарии», намекая на враждебность Турции и при этом всячески избегая называть Германию или Италию в ходе беседы. Он воспользовался случаем, чтобы отклонить все еще стоящие на повестке дня советские предложения о гарантиях{435}. Болгарское правительство, телеграфировал домой Соболев, «окончательно связало себя с Германией, потому-то оно и не просит у меня никаких разъяснений по поводу советских предложений». Затем он предупреждал, что царь Борис — человек коварный, крепко держит в руках своих министров и непосредственно контролирует болгарскую политику{436}.
Когда Сталин разрабатывал предложения болгарам, мысли его текли в традиционном историческом русле. Он очень старался подчеркнуть, что, в отличие от случая с Прибалтикой, Советский Союз не заинтересован ни в покорении, ни в большевизации страны. Димитрову он объяснял свои действия опасностью, грозящей Советскому Союзу со стороны Черного моря. «Исторически угроза всегда исходила оттуда, — указывал Сталин, — Крымская война — захват Севастополя — интервенция Врангеля в 1919 г. и т. д.». Главные усилия поэтому он сосредоточил на Турции, где решил добиться размещения военно-морских баз, чтобы Проливы «нельзя было использовать против Советского Союза». Он верил, что в конце концов у немцев не останется другого выбора, как только признать доминирование советских интересов в регионе, пусть даже они предпочли бы видеть там итальянцев. Как и у Гитлера, у него не было сомнений по поводу судьбы Турции, если она вмешается. «Что такое Турция? — спрашивал он. — Там два миллиона грузин, полтора миллиона армян, миллион курдов и т. д. Турки составляют не больше 6–7 миллионов». В случае необходимости их можно изгнать из Европы. Но Сталин ясно видел, что Болгария стоит между ним и осуществлением его замыслов. Заключение пакта послужило бы фактором сдерживания для Турции, изменив всю ситуацию на Балканах. Коминтерн снова продемонстрировал свое подчинение дипломатическим нуждам Советского Союза, когда Димитров получил от Сталина инструкции развернуть самую энергичную кампанию в болгарском парламенте и политических кругах с требованием «безусловного… принятия» советских предложений.
Димитров допустил серьезную ошибку. Сталин намеревался инспирировать якобы спонтанную народную кампанию. Инструкции же Димитрова Центральному Комитету Болгарской коммунистической партии раскрывали почти дословно Соболевские предложения, они были напечатаны, и листовки широко разлетелись по стране. Большинство болгарских министров фактически узнали об этих предложениях из листовок. И, что гораздо важнее, последние дошли до Берлина, внеся свой вклад в растущее негодование Гитлера против Советского Союза{437}. Молотов был в бешенстве. «Наши люди в Софии, — ругал он Димитрова по телефону, — распространяют слухи о советских предложениях Болгарии. Идиоты»{438}.
Пока Соболев делал свой ход в Софии, Шуленбург, решив устранить препятствия, возникшие в ходе берлинской встречи, привез в Москву Шнурре, начальника Экономического отдела на Вильгельмштрассе, в надежде, что экономическое соглашение создаст благоприятные условия для продолжения политических переговоров. Но его планы рухнули, когда Молотов в нетерпении сразу перешел к политике, письменно перечислив условия участия Советского Союза в проекте соглашения по Четырехстороннему пакту. В сочетании с предложениями, сделанными Соболевым в Софии в тот же момент, они показывали неготовность Сталина играть роль, отведенную ему гитлеровскими планами Континентального блока. Советский Союз продолжал настаивать на том, что «германские войска будут теперь же выведены из Финляндии» и режим Проливов будет изменен «в ближайшие месяцы» путем заключения пакта о взаимопомощи с Болгарией и размещения морских и сухопутных баз «в районе Босфора и Дарданелл». Что касается сфер влияния, они простираются на Балканы, Черное море и к югу от Батуми и Баку, а вовсе не в неопределенном направлении к Индийскому океану, как предусматривал Гитлер. Кроме того, ожидалось, что Советский Союз, Германия и Италия добьются военными или дипломатическими средствами согласия турок на такое урегулирование проблемы. Пять секретных протоколов подробно излагали механизм обеспечения безопасности и установления сфер влияния. Русские, таким образом, ясно и окончательно определяли свои интересы в Юго-Восточной Европе и демонстрировали полное пренебрежение интересами Германии. Гитлер, победоносный, поддерживаемый целым и невредимым вермахтом и индустриальным потенциалом Европы, не мог уступить. А если бы Советы сделали уступку в Болгарии и Проливах, это привело бы к уязвимости их западного фронта и к исключению их из европейских дел впервые со времен царствования Петра Великого{439}.
