Дмитрий Быков - Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)
Может, и понимает, но мы-то видели, что Роза Антоновна плакала. Отвернулась к кустам сирени и так и просидела. И «руссишшвайн» мы тоже слышали.
Можно было, конечно, напакостить Федосихе чего-нибудь в огороде. Только ей от этого ни жарко, ни холодно. Она в свой огород заходила весной посадить, потом один раз прополоть, а там – что вырастет.
И мы придумали месть – дятла. Берешь леску, сантиметрах в десяти от одного конца привязываешь гайку, конец этот где-нибудь на оконной раме за гвоздик цепляешь, а второй конец тяни хоть на противоположную сторону улицы. Потом приходи, дергай за длинный конец, и пусть она выскакивает сколько угодно среди ночи, орет и ищет, кто ей в окно стучит. Даже сейчас не могу вспоминать это без смеха и злорадства. Ох, и поизмывались мы над теткой!
Так что главным событием лета восьмидесятого года в нашей стране, может, и олимпиада была, а в Кузедееве – дятлы.
Одноклассники
Любовь Шифнер
Годы знаний и надежд
Первого сентября 1956 года мать нарвала в нашем палисаднике букет из темно-красных бархатистых гладиолусов, и мы вместе c ней направились в среднюю школу № 12 моего родного города Орехово-Зуево, который прославился в России Морозовской стачкой. Наш путь проходил через пустырь и барачный поселок, где со своими семьями жили рабочие химического завода «Карболит». Со следующего дня долгую дорогу к знаниям я уже преодолевала самостоятельно.
Первую мою учительницу, Веру Сергеевну Востокову, я до сих пор вспоминаю с благодарностью. Это была пожилая женщина с проседью в густых темных волосах и огромными карими глазами, излучающими доброту. На первом уроке она спросила: «Кто из вас, ребята, знает стихи?» Я нерешительно подняла руку. Сначала волнуясь, потом увереннее, я прочитала несколько стихотворений, которые мы разучивали в детском саду. По непонятной для моего детского ума причине воспитательница Лидия Михайловна Жарковская невзлюбила меня, поэтому стихов на праздничных утренниках я никогда не читала. Вера Сергеевна стала для меня доброй феей, благодаря которой я почувствовала в себе уверенность, быстро освоилась с учебой и вскоре стала круглой отличницей.
Наступила эпоха правления Хрущева, когда с прилавков магазинов начали исчезать необходимые продукты и товары, появились очереди за хлебом, а по радио с утра до вечера звучали набившие всем оскомину фразы: «Дорогой Никита Сергеевич», «целина» и «кукуруза».
В День Пионерии, 19 мая 1960 года, я вместе с учениками нашего четвертого класса «Б» поехала в Москву вступать в ряды пионеров. На большом автобусе нас привезли на Красную площадь и подвели к знаменитому Мавзолею. С трепетом вошли мы в небольшое, слабо освещенное помещение. По пути нашего следования застыли солдаты в почетном карауле. И вдруг мы увидели стеклянные саркофаги, в которых находились вожди пролетариата. Ленин лежал в костюме с широким галстуком, Сталин – в сером военном кителе. Помню, что малый рост великих людей меня очень удивил.
Когда мы вышли из мавзолея, нас выстроили в линейку, и после того как мы дружно и громко произнесли заранее заученную «клятву пионера», нас приняли в ряды пионеров, и каждому из нас симпатичная вожатая Нина Сергеевна повязала на шею красный галстук.
После торжественного мероприятия мы отправились на экскурсию по столице нашей Родины. Вымытые с утра мостовые сверкали чистотой, радовала глаз нежная зелень весенней листвы. Я впервые видела высотные дома, и у меня просто дух захватывало. Возле Московского государственного университета нас сфотографировали. Я с восхищением смотрела на красивое здание и мечтала учиться в нем, но моей мечте не суждено было сбыться.
В седьмом классе меня посадили за парту с Юрой – так звали молчаливого серьезного парнишку. Он был невысокого роста, носил очки, редко улыбался, но отлично делал чертежи и быстро решал математические задачи.
На Восьмое марта Юра удивил всех: когда мальчишки нашего класса собрали деньги и купили девочкам безделушки-сувениры, он преподнес мне свой подарок – плюшевого медвежонка. Я смутилась от неожиданности и покраснела, но от подарка не отказалась.
Как-то в конце занятий Юра протянул мне записку. «Я люблю тебя, но не думай, что это шутка – это совершенно серьезно», – прочитала я.
Первое признание в любви меня озадачило и взволновало. Как бы мне хотелось в тот момент получить признание от другого Юры, который мне очень нравился, хотя был лоботрясом и двоечником. Впрочем, я ему тоже нравилась. Он частенько посматривал на меня, провожал восторженным взглядом, иной раз отнимал портфель, чтобы привлечь мое внимание. Но я была стеснительной девчонкой, своих чувств не показывала, и взбалмошный ухажер переключился на новенькую ученицу – смуглолицую задорную Нину.
Записку от соседа по парте я спрятала в своей комнате в укромном месте – за батарею. Периодически доставала листок, разворачивала и перечитывала, но не отвечала на любовный призыв.
Через неделю Юра вручил мне еще одну записку, в которой предложил встретиться после занятий в школьном сквере. Когда я подошла к назначенному месту, он меня уже поджидал.
– То, что я написал, – это правда. Давай дружить, – робко произнес он.
– Я должна подумать, – нерешительно произнесла я.
Вспомнив, что Юра хорошо чертит тушью, я попросила его о помощи. Парень охотно согласился. В итоге по черчению я получила «пятерку», а Юра – «четверку», потому что свою работу не успел закончить.
Я была, конечно, ему благодарна, но встречаться все же отказалась, сославшись на нехватку времени. Как-то к моему дому прикатила на велосипеде одноклассница Татьяна и, заговорщически улыбаясь, протянула мне письмо.
– Это тебе Юрик передал. Сказал, срочно.
«Если ты сегодня не придешь на наше место в 14 часов, со мной что-нибудь случится», – прочитала я и протянула записку подруге.
– Да я уже в курсе, – сообщила та. – Ты должна непременно с Юриком встретиться, а то вдруг он с собой что-нибудь натворит? Там же река неподалеку, – посоветовала одноклассница.
Долго не раздумывая, мы решили проследить за незадачливым ухажером. Прибыв в указанное место, мы спрятались в ближайших кустах и замерли. Юра пришел вовремя. Выглядел он печальным и задумчивым. Мне захотелось выйти из укрытия и его успокоить, но в последний момент я отказалась от этой идеи. «Что я ему скажу? Ну не нравится он мне. Не ужели сам этого не понимает?» – крутилось в голове.
Юра долго стоял, с грустью поглядывая по сторонам, потом резко развернулся и направился к реке.
– Я так и думала, что он пойдет топиться, – мрачно сказала подруга.
– Так пойдем и проследим, – предложила я.
К нашей радости, Юра, побродив по берегу, вернулся в город.
Записок от него я больше не получала, а он лишь печально посматривал в мою сторону. Его любовные записки так и лежали за батареей, пока отец их не обнаружил. Мне он ничего не сказал, а мать упрекнул: «Что ж ты дочь до любви довела?»
Все-таки в двадцать лет Юра осуществил свое намерение расстаться с жизнью: по неизвестной причине выпил смертельную дозу снотворного.
После окончания восьмого класса я задумалась, что делать дальше. Я хотела продолжить учебу в школе, потом поступить в какой-нибудь институт, но мать уговаривала меня учиться в техникуме.
– Там все-таки стипендию получишь, – убеждала она. – Ты скоро повзрослеешь, будешь требовать наряды, а у нас лишних денег нет. Да еще отец пьянствует.
Пришлось согласиться с ее доводами, но я долго сомневалась, в какое учебное заведение сдавать документы.
Проходя мимо солидного здания сталинской эпохи, в котором располагалось медицинское училище, я заглянула в него. Студентки в белоснежных халатах и шапочках выглядели необычайно привлекательно, и мне захотелось стать медиком. После успешной сдачи экзаменов я стала студенткой. Училище находилось в нескольких километрах от дома, но я ходила на занятия пешком: у матери денег, как всегда, не хватало. Путь проходил через городское кладбище, и курсировать каждый день между могилами вначале было страшновато. Потом привыкла, но еще долго видела мрачные сны. Но это уже другая история…
Борис Гребельников
Музыкальная угадайка
В третьем классе – было это в середине шестидесятых – пению нас обучала молодая инфантильная учительница в очках, которую мы называли Коброй. Ее взяли работать в школу сразу после окончания музыкального училища. Первое время учительница пыталась обучить нас нотной грамоте, но кроме изображения скрипичного и басового ключей мы ничего не усвоили, и она бросила эту затею.
Учебный процесс заключался в том, что мы на каждом уроке пения орали вразнобой песню «Там вдали за рекой…», а Кобра бренчала на расстроенном и обшарпанном пианино. Во время пения мы гримасничали и кидались друг в друга бумажными шариками. То ли в силу своего характера, то ли понимая, что работает временно, учительница нас не одергивала.
