Трафальгар. Люди, сражение, шторм (ЛП) - Клейтон Тим

Капитаны вели долгие дебаты по вопросу о том, в какое время предпочтительней открывать огонь. Одни считали, что стрельба с больших дистанций причиняет больше осколков, и, соответственно, увеличивает чужие потери, так как перед ударом ядро движется с меньшей скоростью и возникает более рваное отверстие. Другие экспериментировали с уменьшением количества пороха для достижения той же цели. Считалось, что максимальная эффективная дистанция прямой наводкой — когда ствол орудия лежит горизонтально — составляла 350 ярдов для 32-фунтового орудия и 200 ярдов для 24-фунтовки. Но оба они — Нельсон и Коллингвуд — считали, что наилучшим было бы сблизиться на еще меньшую дистанцию, и капитаны, которым они доверили возглавлять колонны, были того же мнения. Для увеличения мощности первого залпа орудия обычно заряжались двумя ядрами, и эффективность стрельбы в этом случае не превышала сотни ярдов, да и карронады были оружием ближнего боя.

Успешной артиллерийской стрельбе способствуют несколько факторов, в том числе технические, такие, как качество орудийных замков или порохового заряда. Британский оружейный порох, во многом благодаря контролю над индийскими селитровыми источниками, считался на 20% эффективнее, чем пороха, доступные французам и испанцам. Британские орудия Бломфилда были прочнее и менее подвержены разрушениям из-за возникающих напряжений, чем те, которые использовались Объединенным флотом.

На очень близких дистанциях точность стрельбы не являлась определяющим фактором — ключом к успеху был темп стрельбы. Коллингвуд вышколил экипаж «Дредноута» до трех залпов за три с половиной минуты — наилучший результат, которого мог достичь выученный и сработанный британский экипаж. Есть свидетельства, что некоторые британские экипажи также достигали подобного результата, но типичное исполнение, можно сказать почти с полной уверенностью, было гораздо медленнее. Без сомнения, и французские, и испанские корабли также значительно различались в этом. В течение довольно долгого времени один выстрел за четыре минуты считался приличным темпом стрельбы. Само представление о повторяющихся бортовых залпах неправильно: после первого или второго залпа орудия стреляли по мере их перезаряжания.

Выстрелы, произведенные еще свежим экипажем, очевидно, будут самыми результативными. По мере того, как личный состав устает, несет потери, отвлекается на откачку воды или контрабордаж, огонь становится спорадическим. Чем больше калибр орудий, тем тяжелее приходится канонирам, и именно французы использовали орудия большего калибра. Стандартное тяжелое британское орудие стреляло 32-фунтовым ядром, которое было достаточно тяжелым для подъема. А французские 36-фунтовые ядра были еще тяжелее.

Вечером 8 октября, в тот именно день, когда Вильнёв собрал военный совет, адмирал Розили прибыл в Мадрид и вручил свои приказы удивленному французскому послу. Генерал де Бернонвилль только что получил от Вильнёва известия, что Нельсон находится у Кадиса, намереваясь "сжечь город и флот", а сам Вильнёв планировал "воспользоваться первой же удобной возможностью поставить паруса". Однако посол не думал, что Вильнёв действительно выйдет в море, "так как Вы не дали ему инструкций вступать в бой с превосходящими силами, а в случае неудачи в Кадисе нет достаточных средств для производства ремонта" — так он писал Декре. Де Бернонвилль соглашался с испанской оценкой: "Как мне представляется, шторма и плохая погода послужат нашей пользе".

Розили прибыл в поврежденном экипаже. Пока чинилась коляска и принимались меры к очистке от разбойников дороги на Кадис, де Бернонвилль знакомил его с финансовыми, снабженческими и другими сторонами ситуации в Испании. Он был уверен, что испанцы "нас не любят и, более того, питают все большее отвращение к нашему доминированию", и он устал от их "пассивного сопротивления" французским проектам. Тем не менее, последние новости гласили, что командующий в Картахене адмирал Хосе Сальседа вышел в море в попытке атаковать конвой с британскими подкреплениями, следовавшими из Гибралтара на Мальту. Розили и де Бернонвилль были старыми приятелями — они встречались в Индии много лет назад и теперь наслаждались этой вынужденной задержкой.

Земля полнилась самыми невероятными слухами. И Вильнёв, и Нельсон узнавали из британских газет, что Вильнёв смещен и заменен не кем иным, как самим Декре. Эта новость была сюрпризом для Вильнёва, и хотя он знал, что это неправда, на душе у него было неспокойно.

У Нельсона также накапливалось напряжение. Он временно лишился Луиса и пяти своих лучших кораблей, но письма говорили ему, что подкрепления посланы и находятся на пути из Англии. Он писал своему главному сторожевому псу, Блеквуду, что, "если мистер Декре действительно намеревается выйти в море (я бы посоветовал ему сделать это, но сомневаюсь, что он прислушается к моему совету), ему следует выйти немедленно. Те, которые знают Кадис гораздо лучше вас или меня, говорят, что после таких левантинцев [30] наступает несколько дней прекрасной погоды, морской бриз с запада и береговой бриз по ночам". Очевидно, он разговаривал с кем-то, может, с Джеймсом Моррисом («Колосс»), который в 1797 году занимался тем же, чем сейчас занимался Блеквуд. При такой погоде, писал Блеквуду Нельсон, следует учитывать возможность осуществления неприятного сценария. Если противник направится в Средиземное море, он выйдет ночью, как проделывал это ранее, расставив фрегаты с фонарями для обозначения скал и отмелей мористее Кадиса. Затем он направится на юг и пройдет Гибралтарским проливом с морским бризом до того, как Нельсон, не имея достаточного ветра, сможет перехватить его. "Короче, следите за всеми 32 румбами, за всеми ветрами и погодными приметами, так как я полагаюсь на вас", — наставлял он.

Франсуа Розили, назначенный на смену Вильнёву, покинул Мадрид 14 октября, начав свое девятидневное путешествие в Кадис. В этот день Бернонвилль получил от Вильнёва письмо, написанное после военного совета, в котором тот уверял, что не выйдет из порта до ослабления сил противника или изменения погоды. Бернонвилль уверился, что до прибытия нового командующего ничего в Кадисе не изменится. Но шестью днями позже посол уже докладывал о двух беспокоящих новостях. Первое, он выяснил, что Вильнёв узнал по своим частным каналам о приезде своего сменщика. Второе, он получил депешу о том, что пять кораблей Нельсона "отдали якорь у Гибралтара" и "возможно, что другие корабли будут отправлены для пополнения запасов". Более того, Гравина сообщил, что испанские корабли готовы к бою и походу. "Сдается, что у него все в полном комплекте, включая добрую волю", — добавил Бернонвилль с холодным сарказмом. Если известия об ослаблении сил Нельсона достигнут Вильнёва, тот может внезапно решиться на выход в море.

Пока Розили пребывал в Мадриде, начали поступать обещанные Адмиралтейством подкрепления. «Дефайэнс» и «Ройал-Суверен» прибыли 8 октября. 10-го появился «Белайл», ценное приобретение — мощный французский приз, спущенный на воду в 1793 году, имеющий на борту восемьдесят восемь длинных орудий и карронад. Состоя ранее в Средиземноморской эскадре Нельсона, он имел хорошо выученную команду, а его капитан, Уильям Харгуд, был старым приятелем адмирала. Они были соплавателями  на «Бристоле» в 1778 году, вместе пользовались покровительством сэра Питера Паркера, вдобавок Харгуд присутствовал на свадьбе Нельсона в 1787 году.

Другой старый приятель, в лице сэра Эдварда Берри, прибыл 13 октября. Его «Агамемнон» имел только шестьдесят четыре орудия, но это был самый лучший ходок британского флота, в чем убедился коммодор Захари Алеман, чья Рошфорская эскадра тщетно преследовала «Агамемнон» в Ла-Манше. Берри сражался рядом с Нельсоном при Сент-Винсенте и был его флаг-капитаном при Ниле. "Вот прибыл Берри; теперь мы сразимся", — воскликнул Нельсон. На следующий день еще один небольшой 64-пушечник, «Африка», под командой Генри Дигби, присоединился к флоту.