Лев Трегубов - Эстетика самоубийства
В качестве иллюстрации нам хотелось бы привести три акта самосожжения, которые мы уже описали в разделе «Эстетика способа самоубийства». Это — смерть Геракла, Сарданапала и одинокой старой женщины из города Перми.
Величественное в своей строгости самоубийство Геракла излучает эстетическое воздействие, родственное трагедиям Софокла или поэмам Гомера. В трагической гибели Сарданапала, жестоко распорядившегося жизнями своих жен, наложниц и слуг, звучат резкие диссонирующие фарсовые оттенки, самосожжение же несчастной пермячки явно, на наш взгляд, ассоциируется с мотивами современной бытовой трагедии.
Три самоубийства, три человека, живших в разные эпохи, принадлежавших разным народам и культурам, и — один способ, которым они воспользовались, чтобы уйти из жизни. Но как различны обстоятельства, толкнувшие их к смерти, какие разные жизни они прожили, как различны характеры этих людей, отразившиеся в итоге в своеобразии эстетической ауры суицидального акта. По контрасту можно привести еще один акт самосожжения, описанный великим греческим сатириком Лукианом в знаменитом памфлете «О смерти Перегрина». Перегрин-Протей — лицо историческое, христианский пророк и лжекиник, а по существу — обманщик, фигляр и аферист, желая возвыситься в глазах толпы, держал длинную речь, рассказывая, как провел свою жизнь, каким подвергался опасностям и что он перенес ради философии… Протей говорил, что хочет золотую жизнь закончить золотым венцом; тот, кто жил наподобие Геракла, должен умереть как Геракл и соединиться с эфиром. «Я хочу, — продолжал он, — принести пользу людям, показав пример того, как надо презирать смерть…». Вопреки ожиданиям оратора, большинство поддержало его решение. «Последнее обстоятельство, — пишет далее Лукиан, — очень смутило старика, так как он надеялся, что все за него ухватятся и не допустят до костра, но против его воли сохранят ему жизнь. Вопреки ожиданию, приходилось исполнить решение, и это заставило его еще больше побледнеть, хотя он и без того был уже мертвенно-бледен; теперь же, клянусь Зевсом, его бросило в дрожь, так что он был вынужден закончить свою речь». Таковы непосредственные обстоятельства и мотивы самоубийства.
А вот как описывает Лукиан сам факт самосожжения, которому был непосредственно свидетелем: «Когда взошла луна — и она должна была созерцать это прекрасное зрелище, — выступил Перегрин, одетый в обыкновенную одежду; вместе с ним были главари киников, и на первом месте этот почтеннейший киник из Патр с факелом — вполне подходящий второй актер. Нес факел также Протей. Киники подходили с разных сторон, и каждый поджигал костер. Сразу же вспыхнул сильный огонь, так как было много факелов и хвороста.
Перегрин же… снял суму и рубище, положил свою гераклову палицу и остался в очень грязном белье. Затем он попросил ладану, чтобы бросить в огонь. Когда кто-то подал просимое, Протей бросил ладан в костер и сказал, повернувшись на юг (юг также входил составной частью в его трагедию): „Духи матери и отца, примите меня милостиво!“ С этими словами он прыгнул в огонь. Видеть его, конечно, нельзя было, так как поднявшееся большое пламя его охватило.»
Еще одно самоубийство с помощью самосожжения, но наполненное совершенно иным эстетическим содержанием и вызывающее совершенно иные эстетические переживания. Общая эстетическая аура самоубийства Перегрина, переданная Лукианом сродни анекдоту. Невольную улыбку вызывает полное несоответствие между напыщенностью претензий Перегрина на жизнь героя и полная неспособность соответствовать ей на практике. Здесь и мертвенно-бледный цвет лица и грязное белье «презирающего смерть» трусливого Протея.
Подобным же образом с юмористическим оттенком обыгрывает самоубийство, вернее попытку самоубийства, Ярослав Гашек в рассказе «Как дедушка Перунко вешался».
Собственно говоря, читатель может и не согласиться с нами в определении жанрового своеобразия эстетических аур самоубийства в каждом конкретном примере. Но это и не столь важно. Каждый сам определяет жанр согласно своим эстетическим вкусам, принципам и знаниям. Расхождение во мнении здесь естественно. Важен сам подход. Мы уже упоминали, что, например, Альбер Камю расценивает самоубийство Кириллова в «Бесах» Достоевского как комическое, а вот М. Туган-Барановский, видный экономист, историк, социолог, один из крупнейших представителей «легального марксизма» в России, в своей статье, посвященной анализу нравственного мировоззрения Достоевского, находит самоубийство Кириллова «возвышенным», приносимую им жертву — «поразительной», а картину смерти Кириллова — «потрясающей».
Это доказывает, что переживания, которые вызывает эстетическая аура каждого самоубийства у разных людей, могут не совпадать, и несовпадение это будет тем большим, чем больше отличаются эти люди друг от друга как личности. Далее мы еще будем говорить, что в конце XIX века в некоторых случаях представители властей Франции или Англии должны были присутствовать в Японии во время совершения ритуала харакири самураями. Известен не один случай, когда эти представители в ужасе уходили, не в силах вынести того, чему они стали свидетелями. Японцы же воспринимали совершаемый ритуал как нечто совершенно естественное и даже красивое.
В этих случаях происходит то же самое, что и при восприятии произведения искусства: человек смотрит его и в него смотрится, самовыражается в тех эстетических переживаниях, которые в него заложены и возникают под влиянием того или иного произведения искусства.
Но если мы выражаем себя в тех эстетических переживаниях, которые вызывает у нас конкретный случайсамоубийства (хотя многие этого не осознают и сама мысль о возможности возникновения подобных переживаний кажется нелепой), и оценке, преимущественно интуитивно-эмоциональной, его эстетической ауры, то формирует ауру, ее эстетическое наполнение сам самоубийца. Происходит это в большинстве случаев подсознательно, реже осознанно, но так или иначе эстетические переживания, вкусы и принципы самоубийцы обязательно находят свое отражение в самом суицидальном акте.
Каким образом это происходит, мы рассмотрим далее. Начнем мы с того, что эстетические нюансы могут довести человека до самоубийства, и этому существует множество примеров и трагического и анекдотического характера.
Лосев в «Диалектике мифа» приводит такой случай. К одному иеромонаху на исповедь пришла женщина. Исповедь была самая настоящая, удовлетворившая обе стороны. В дальнейшем исповеди стали повторяться. В конце концов так получилось, что исповедальные разговоры постепенно переросли в любовные свидания, и духовник и духовная дочь почувствовали взаимное любовное влечение. После долгих переживаний и мучений оба наконец решили вступить в брак. Однако одно эстетическое обстоятельство оказалось роковым. Иеромонах расстригся, обрил бороду и, одев светский костюм, явился однажды к своей будущей жене с сообщением о своем окончательном выходе из монастыря. Однако та встретила его вдруг почему-то неожиданно холодно и нерадостно, несмотря на долгое страстное ожидание. На соответствующие вопросы она долго ничего не могла вразумительно ответить, но в дальнейшем ответ выяснился в ужасающей для нее самой форме: «Ты мне не нужен в светском виде». Никакие увещевания не смогли помочь, и несчастный иеромонах повесился у ворот своего монастыря. Такая вот история с эстетической начинкой и печальным концом.
Незадачливый иеромонах виноват, конечно, не только своим изменившимся внешним видом. Терпкие с привкусом страха и греха эстетические переживания, которые испытывала женщина в святых стенах храма, среди незримо присутствующих людей, перед мрачными одеяниями черного духовенства, перед человеком, для которого краски мира навсегда закрыты…
А сколько можно привести примеров из клинической практики, когда основной причиной самоубийства было какое-нибудь незначительное врожденное уродство или несчастный случай, приведший к обезображиванию лица или тела. Подобных примеров можно привести десятки, особенно среди женщин и подростков.
Так, одна очень красивая 14-летняя девушка случайно обварила себя кипятком. Обезображенная внешность и последовавшие за этим насмешки подружек довели ее до того, что она бросилась в реку.
Известны многочисленные случаи самоубийств молодых девушек из-за потери волос, из-за кривизны одного глаза, из-за излишней полноты или, наоборот, излишней худобы. Один мальчик во время игры в войну получил удар камнем в лицо, причем, при этом у него оказались выбиты три зуба. Он утопился и оставил записку: «Если я покончил с собой, бросившись в воду, то это потому, что у меня три выбитых зуба» (Хорошко В. К., 1909).
Другой аспект этой проблемы: влияние описаний или непосредственных впечатлений, связанных с чьим-либо самоубийством на окружающих людей. Как пишет В. П. Осипов, «наиболее впечатлительный и склонный к подражанию юный возраст встречает в ежедневной прессе множество подобных описаний самоубийств с обращением особого внимания на вызвавшие их причины и способы осуществления; при этом обращается внимание и на трогательно-пышную обстановку похорон самоубийц».
