Саймон Бейкер - Древний Рим. Взлет и падение империи
Немедленно галльская кавалерия обрушилась на него сверху, в то время как воины Верцингеторига напали на стену изнутри. Римляне, атакуемые с обеих сторон, начинали терять силы, людей, оружие. Это был критический момент битвы, и противники сражались с удвоенной яростью. Цезарь беспрерывно объезжал укрепления, лично подбадривая своих воинов, крича и пытаясь донести до них мысль о том, что судьба всей кампании решается в этот день и в этот час. В конце концов он поднял резервные кавалерийские отряды и сам повел их в тыл галлам, бросившись в омут отчаянного сражения.
Когда его алый плащ показался в непосредственной близости от врагов, со стороны обороняющихся римлян раздался раскатистый клич. Теперь стороны поменялись местами, и галлы оказались заперты в ловушке. Увидев приближение римской кавалерии, они обратились в бегство. На глазах воинства Верцингеторига, все еще зажатого в Алесии, огромное союзническое ополчение было раздавлено и растаяло, словно «призрак или сон». Описание финала битвы, оставленное Цезарем, типично немногословно: «Идет большая резня».[36] Только крайнее истощение не позволило римлянам пуститься в погоню и продолжить бойню.
Оказавшись в явном численном меньшинстве, римляне, благодаря смелому тактическому гению Цезаря, эффективности его беспрецедентной осадной стратегии, а также смелости воинов, одержали одну из величайших побед в истории Древнего Рима. Хотя в Галлии оставались еще очаги сопротивления, она теперь целиком была под властью римлян, составив новую провинцию огромной империи. В скором времени она стала приносить Риму ежегодный доход в сорок миллионов сестерциев.
Завоевание Галлии принесло и самому проконсулу неимоверные богатства, а также беспримерную славу в глазах простого народа и преданность десяти римских легионов, готовых сделать все ради него. Катон знал об этом, об этом знал Сенат и об этом знал Помпей. И это знание порождало дурные предчувствия. Поскольку мыслями Цезаря овладел теперь один вопрос, который ни один римлянин — включая Помпея Великого — еще не ставил перед собой: как трансформировать свою личную власть во власть над Римом?
На следующий день после сокрушительной победы над галлами в Алесии к ногам Цезаря были поднесены семьдесят четыре галльских штандарта. Верцингеториг лично выехал из городских ворот, украшенный бронзовым галльским шлемом с фигурками зверей, одетый в сияющие латы с позолоченным поясом. Остановившись перед Цезарем, он снял с себя это облачение, передал копье и длинный меч, после чего пал ниц в знак смиренного признания своего поражения. Великий противник Цезаря был побежден. Но, как уже было ясно Цезарю, ему еще предстояла истинная проверка на прочность.
РУБИКОНКогда послы Цезаря доставили в Рим новость о его победе, Сенат принял беспрецедентное решение провести двадцатидневные народные торжества по этому поводу. Сам Цезарь не остался в стороне: он оплатил гладиаторские бои, а также роскошные поминки своей дочери. Желая показать, что пиршество организовано им специально в знак внимания римлянам, он отдал распоряжение, чтобы часть еды была приготовлена в его собственном доме. В дальнейшем он также не упускал ни единого шанса, чтобы проявить свою щедрость. Черни он даровал зерно «без меры и ограничений», нуждающимся давал взаймы под низкие проценты. Сенаторы и всадники (так называлось сословие знатных людей рангом ниже сенаторов), отягощенные долгами, а также рабы и вольноотпущенники, преследуемые по закону, — все пользовались великодушием Цезаря.
Чуть позже Цезарь повел атаку не только на сердца, но и на умы сограждан. В 50 г. до н. э. вышли в свет его восьмитомные «Записки о Галльской войне». В них так прославлялись его поразительные подвиги, что они стали затмевать в народном сознании успехи Помпея на Востоке. Разошедшиеся во множестве экземпляров, они стали на редкость удачным пропагандистским ходом. Записки эти свидетельствовали не только об искусности Цезаря-военачальника, но и о мастерстве Цезаря-литератора Написанные кристально-ясным, афористичным и доступным для большинства читателей языком, сочинения Цезаря давали понять каждому, кто брал их в руки, насколько блестящим умом обладает их автор (не случайно ему принадлежит также трактат по грамматике). Следует отметить, что в «Записках о Галльской войне» Цезарь не мог обойтись без напоминания о своем основополагающем политическом принципе: «Вообще люди от природы стремятся к свободе и ненавидят рабство».[37] И вот Цезарь, этот защитник народных свобод, стал готовиться к возвращению в Рим и встрече с врагами из Сената.
Старая вражда между Цезарем и консерваторами во главе с Като-ном породила новый животрепещущий вопрос: когда Цезарь сложит с себя должностные полномочия? Цезарь прекрасно понимал, что, как только он станет простым гражданином, Катон немедленно вонзит в него когти и учинит суд за мнимые преступления, совершенные им на посту консула в Риме и затем проконсула в Галлии. Сама мысль о том, что он, Цезарь, человек, рисковавший жизнью ради победы над галлами во славу и на благо республики, может подвергнуться такому обращению, казалась совершенно абсурдной. Кто такой этот нелепый Катон, чтобы учить Цезаря, как себя вести? Попрания своей чести Цезарь никак не мог допустить. Избежать ловушки можно было только одним способом: вновь занять должность консула. По закону он не мог занимать ее два раза в течение десяти лет, так как это противоречило республиканской норме равномерного распределения власти. Поэтому Цезарь, нацелившийся на выборы консулов в 49 г. до н. э., отправил своих соратников в Рим с задачей провести в обход Сената через Народное собрание законопроект, по которому срок его наместничества в Галлии продлевался бы до 49 г. до н. э., после чего у него появилось бы право претендовать на должность консула — и все это в его отсутствие в городе! Несмотря на крайнее недовольство врагов Цезаря в Сенате, у него была такая популярность в народе после победы над галлами, что все десять народных трибунов поддержали законопроект, и тот был принят в 52 г. до н. э. Однако борьба только начиналась.
В течение многих месяцев консерваторы предпринимали непрерывные и тщетные попытки изменить статус Цезаря. Стоило какому-нибудь сенатору внести законопроект о лишении Цезаря властных полномочий, как он тут же натыкался на вето со стороны того или иного трибуна, предусмотрительно проинструктированного союзниками Цезаря. «Ты же знаешь порядок, — писал современник. — Будет приниматься решение по поводу Галлии. Кто-нибудь наложит вето. Тогда кто-то другой встанет и начнет спорить… В общем, нам предстоит долгое, красочное, совершенно бессмысленное представление». Ситуация складывалась таким образом, что все члены римской элиты волей-неволей вынуждены были выбирать ту или иную сторону. Становившаяся все многочисленнее группировка молодых и честолюбивых приверженцев Цезаря полагала, что на его стороне сила, что неотложно требуется реформа государственного устройства республики и Сената, погрязшего в коррупции и дискредитированного в глазах общества, что, наконец, близость к Цезарю открывает огромные перспективы политического и финансового роста. Катон тем временем объединил традиционно настроенных сенаторов под знаменем защиты республиканской конституции. Их тоже было довольно много. А неслыханные требования Цезаря давали все основания Катону представить его человеком, жаждущим разрушить республику и стать тираном, охваченным противоестественной жадностью и тщеславием, которые и влекут его к захвату власти. Но в Риме, разделившемся на две половины, еще оставался один политик, которому только предстояло сделать свой выбор.
После назначения на пост единоличного консула поведение Помпея в отношении своего старого союзника было двойственным. В последние месяцы пребывания на посту (в 52 г. до н. э.) он использовал свое влияние для поддержки законопроекта, дававшего Цезарю особую привилегию — выдвигаться на пост консула заочно (in absentia). Однако призывы к примирению, зазвучавшие из уст конституционалистов, и выдвижение его на пост единоличного консула заставили Помпея задуматься над тем, что обретение власти и почестей не обязательно может быть связано с поддержкой Цезаря и его маргинальных политических методов. Поэтому, когда после смерти Юлии Цезарь предложил Помпею в жены свою внучатую племянницу Октавию, тот решительно отказался.
Та, на ком он в итоге женился, была прекрасна, очаровательна и замечательно разбиралась в литературе, музыке, геометрии и философии. Их союз вызвал скандал в обществе, так как новая жена Помпея — Корнелия — была вдвое младше него. Однако эта женщина даровала Помпею не только любовь, но и место среди высшей знати: сложно представить себе, у кого могла быть более голубая кровь, чем у нее. Корнелия была дочерью Квинта Цецилия Метелла Сципиона, отпрыска знаменитой патрицианской семьи, которая могла гордиться, в частности, Публием Сципионом, убившим самого Ганнибала, и которая ныне входила в ядро сенатской верхушки.
