Саймон Бейкер - Древний Рим. Взлет и падение империи
И вот, в то самое время, когда от Помпея ждали решительных действий по наведению порядка на улицах Рима, он надел на себя свадебные гирлянды и сочетался браком с Корнелией. Чтобы показать, насколько он сроднился с конституционалистами, Помпей в августе 52 г. до н. э., после того как город вернулся к спокойному существованию, добровольно досрочно сложил с себя полномочия единоличного консула и предложил своему новому тестю Метеллу Сципиону стать наравне с ним вторым высшим магистратом государства. Бывший попиратель устоев превратился в оплот респектабельности. Катон мог быть доволен: Помпей двигался в нужном ему направлении. Оставалось только «подстрелить зверя».
Для того чтобы окончательно вбить клин в отношения между Помпеем и Цезарем, Катон развернул массированное наступление. Пока консулы, назначенные на 51 г. до н. э., шумно критиковали Цезаря в Сенате за то, что он удерживает власть в Галлии, Катон тайно «обрабатывал» Помпея, указывая ему на уязвимость его для Цезаря. Тот теперь куда могущественнее Помпея, утверждал Катон. Неужели же Помпей Великий будет сидеть сложа руки, наблюдая за тем, как его бывший союзник входит в Рим во главе армии и заводит тут свои порядки? Какое право имеет Цезарь диктовать им свою волю? Ни один человек не может ставить свою честь выше чести республики. Вскоре стало очевидно: ухищрения Катона не прошли даром. В сентябре 51 г. до н. э. Помпей выступил с заявлением. Цезарь, сказал он, должен оставить свой пост весной следующего года и передать его преемнику, назначенному из Рима. А когда встал вопрос, не наложит ли на это решение вето один из трибунов, подконтрольных Цезарю, последовал ответ: «А что, если мой сын захочет ударить меня палкой?»[38] Эти слова показывали, что Помпей выходит из уютного убежища недомолвок и разрывает отношения с Цезарем.
Хотя консервативные политики всячески обихаживали своего новоявленного защитника, потребовались экзальтированные излияния любви и поддержка со стороны народных масс, чтобы Помпей окончательно почувствовал себя на коне. Когда он оправился от серьезной болезни, настигшей его в Неаполе, римские граждане по всей Италии восприняли эту новость с огромной радостью, принесли обильные жертвы и устроили торжества. По пути в Рим Помпея встречали толпы людей, украшенных венками и держащих в руках пылающие факелы. А когда они провожали Помпея дальше, то осыпали его цветами. Такой размах народного ликования подействовал опьяняюще и даже ослепляюще: «Гордыня и великая радость овладели Помпеем и вытеснили все разумные соображения об истинном положении дел».[39]
Восприятие Помпеем действительности стало теперь еще более неадекватным. Когда на восточной границе Рима в Парфии возникла напряженность, Сенат выступил с инициативой, чтобы и он, и Цезарь предоставили по легиону для ее устранения. Поскольку Цезарь получил от республики лишний легион, то Сенату имело смысл взять оба необходимых легиона у Цезаря. И тот был рад воспользоваться этим случаем, чтобы проявить себя сторонником мира, стремящимся к разрешению кризисной ситуации. Поэтому Цезарь охотно отправил в Рим два своих легиона. Когда они прибыли в Италию, то один из офицеров по имени Аппий стал распускать слухи, будто армия Цезаря не так грозна и ее успехи в Галлии преувеличены. Помпею будет более чем достаточно этих двух легионов, чтобы справиться с угрозой со стороны Цезаря, заявил Аппий, еще более подхлестнув самоуверенность Помпея. Это с его легкой руки Цезарь пошел вверх, думал великий полководец, и теперь ему не составит труда спустить Цезаря с небес на землю. Позже, когда один из сенаторов, озабоченный тем, что Помпей не прикладывает особых усилий для подготовки армии, спросил его, будет ли достаточно двух легионов, чтобы защитить республику, в случае если Цезарь двинется на Рим, Помпей невозмутимо ответил, что для волнений нет повода. «Стоит мне только, — сказал он, — топнуть ногой в любом месте Италии, как тотчас же из-под земли появится и пешее, и конное войско».[40]
В середине 50 г. до н. э. союзник Цезаря по имени Марк Целий Руф (к слову, известный своим беспутством) провозгласил, что политический роман Цезаря и Помпея окончен. На устах у всех римлян — от раба до сборщика налогов, от нищего до сенатора — были теперь только два слова: «гражданская война». И тем не менее, когда в конце года стороны подошли предельно близко к открытому столкновению, большинство сенаторов высказалось за то, чтобы не дать расколу произойти. В ноябре за мирное разрешение вопроса проголосовало 370 человек против 22. Однако это решение означало одно: необходимость уступить Цезарю. Для Катона подобный шаг был просто немыслим.
Но слабость Сената вынуждала самих ультраконсерваторов во главе с Катоном к действиям, лишенным правовой базы. После голосования консул 50 г. до н. э. Гай Клавдий Марцелл воскликнул: «Побеждайте, чтобы иметь Цезаря тираном!» — и выбежал из Сената. Он и второй консул направились в дом Помпея, находившийся на окраине города, и почти театрально вложили ему в руки меч. Тем самым они благословили его на то, чтобы вступить в бой с Цезарем во имя защиты республики. Также они предоставили ему в распоряжение два легиона, расквартированные в Италии, и право набрать дополнительные войска. Помпей, не желая показаться зачинщиком, торжественно отвечал: «Что ж, если нет другого выхода…» На самом-то деле он, конечно, желал войны.
В первый день 49 г. до н. э. Цезарь вновь выступил с позиций миротворца, полагая, что достаточно напугал Сенат. Новоизбранный трибун Марк Антоний, проводник идей Цезаря в Риме, зачитал письмо от проконсула, в котором говорилось следующее: за многочисленные успехи в Галлии римский народ даровал Цезарю право выдвигаться на выборы заочно; собираясь воспользоваться этим правом, он готов сложить оружие, но только если Помпей сделает то же самое.
В ответ один из новых консулов, Луций Корнелий Лентул, разразился гневной тирадой. Не время давать слабину, заявил он. Если сенаторы пойдут на уступки, консулам придется призвать на помощь Помпея с его армией. Именно он является оплотом спокойствия в республике, и они не замедлят обратиться к нему за поддержкой, пока не стало слишком поздно. Большинство сенаторов было настолько ошарашено подобными угрозами, что вынуждено было согласиться с тестем Помпея Метеллом Сципионом, предложившим назначить день, до которого Цезарь должен сложить оружие, а иначе он будет объявлен врагом отечества. На заседании Народного собрания Марк Антоний наложил вето на это постановление, и ситуация опять зашла в тупик.
Цезарь предпринял еще одну попытку. Если Сенат отказывается от его предложения, он тоже не собирается оставлять свой пост и добровольно отдавать себя под суд. Но он по-прежнему готов искать компромисс. Он сказал, что может покинуть обе галльские провинции вместе с десятью легионами, расквартированными там, если за ним останутся Иллирия и один подчиненный ему легион. И вновь его предложение встретило жесткий отпор со стороны Катона и его фракции. Ни при каких обстоятельствах не может Цезарь диктовать свои условия Сенату, кричали они. В результате урегулировать ситуацию политическими методами оказалось невозможно, и война стала неизбежностью. Консулы издали «окончательное постановление» Сената. Должны быть предприняты все шаги, говорилось в документе, чтобы избежать любого ущерба для республики. Затем, изрытая угрозы и оскорбления, консул Лентул вышвырнул из здания Сената Марка Антония и других союзников Цезаря.
Отныне они не могли чувствовать себя в Риме в безопасности. Марку Антонию, Целию и бывшему трибуну Гаю Скрибонию Куриону были даны шесть дней на то, чтобы покинуть город, иначе им угрожала смерть. Они переоделись рабами и бежали из города на наемной телеге. То, что их принудили к такому мало достойному бегству из Рима, было логичным завершением патовой ситуации и давало Цезарю очередное доказательство неправедности действий Сената, которое можно было использовать в пропагандистских целях. Высокомерные, коррумпированные и беззастенчивые сенаторы вновь попрали свободу римского народа, выступив с угрозами по отношению к народным трибунам, нарушив неприкосновенность их личностей. Для вящей убедительности Цезарь попросил своих друзей, подвергшихся такому унижению, пройти перед войсками в той одежде, в какой они прибыли из Рима, то есть в одежде рабов.
Эпицентр событий тем временем сместился к югу. В историю вошло название маленькой речки, по которой проходила граница между Галлией и Италией, — Рубикон. По закону римские военачальники не имели права переводить свои войска из подотчетной себе провинции на территорию Италии, поэтому вооруженный переход через эту реку неминуемо означал бы объявление гражданской войны. И тем не менее 10 января 49 г. до н. э. Цезарь отправил к Рубикону отряд своих самых храбрых воинов. Такое характерное для него решение! Он не собирался тратить время на соединение с десятью легионами, находившимися по другую сторону Альп, поскольку «для начала задуманного им предприятия и для первого приступа более необходимы [были] чудеса отваги и ошеломительный по скорости удар, чем многочисленное войско».[41] Перед тем как оставить лагерь, Цезарь в полдень понаблюдал за битвой гладиаторов, после чего принял ванну, оделся в приличествующую своему положению тогу и разделил с друзьями трапезу и приятную беседу. Казалось, ничто его не беспокоит. Когда стемнело, он незаметно оставил гостей и отбыл к границе.
